На наш взгляд, наличие признаков профессиональной деформации личности свидетельствует также о дисгармоничности и несбалансированности ее ценностно-смысловых структур и отсутствии адекватной соподчиненности ее бытийных пространств. На фоне отсутствия адекватной профессиональной самореализации (при субъективной тождественности эталона личности профессионала и образа Я) наблюдается перекрытие профессиональным бытийным пространством всех других жизненно важных личностных сфер с эффектом сужения мировосприятия до уровня искаженной через призму профессиональных стереотипов картины мира.
Теоретическое оформление и эмпирические исследования в контексте субъектно-бытийного подхода к рассмотрению личности связаны с привлечением следующих категорий: личность, бытие (аутентичное/неаутентичное), пространства бытия (предметно-пространственная среда, время, пространство межличностных отношений, профессиональное пространство и т. д.), границы пространств бытия, субъект бытия, самоактуализация, личностная идентичность и др.
Наиболее полно и последовательно субъектно-бытийный подход реализован применительно к профессионализации личности в сферах деятельности, связанных с экстремальными нагрузками. Исходя из конкретизации двух способов существования, выделенных Л. С. Рубинштейном [13] применительно к экстремальным условиям жизнедеятельности, и его концептуальных положений о неразрывности сущности личности и способа существования, а также утверждения о том, что каждый способ существования характеризуется качественной определенностью его субъектов, были выделены два модуса бытия личности в этих условиях (предельный и экстремальный) [21, 23, 24].
На основании проведенного анализа применительно к психологической феноменологии была обоснована допустимость использования понятий «способ существования личности» и «модус бытия личности» как синонимичных. Способ существования личности рассматривается как сложный интегративный феномен, включающий все уровни личностной бытийности (смысловое пространство, мотивационно-потребностная сфера, образ мира, планы и структура поведения) [24].
Исследование особенностей личности как субъекта бытия в экстремальных условиях осуществлялось на контингенте сотрудников силовых ведомств.
На основании теоретического анализа и эмпирических исследований было установлено, что эффективность деятельности сотрудников силовых ведомств, их профессиональное долголетие в значительной мере зависят от предпочитаемого ими модуса бытия. Выявление последнего, а также анализ психологических оснований этого выбора позволяют получить интегрированное представление о человеке и прогнозировать особенности его профессионализации.
Возможны различные вариации модусов бытия личности в условиях службы в агрессивной социальной среде. Тем не менее, за всем этим многообразием, на наш взгляд, просматриваются две основные базовые стратегии их выбора.
В исследованиях было выявлено парадоксальное явление. Несмотря на то, что служба в силовом ведомстве изначально предполагает повышенный уровень экстремальности, значительная категория лиц делает выбор служебной деятельности, исходя из потребности в социально защищенном, комфортном, стабильном существовании (1-й вариант – экстремальный модус бытия). Данное утверждение не является оригинальным и может быть подтверждено даже житейскими представлениями о том, что возможно в известной мере избежать социальных тягот и потрясений за счет пусть минимального, но стабильного «соцпакета» и возможности без излишнего напряжения и энергетических затрат, в случае отсутствия выраженного честолюбия, осуществить восхождение по служебной лестнице. Аналогичные выводы имеются и в научной литературе. Так, Дж. М. Олдхэм, анализируя отличительные особенности людей, которые соответствуют «праздному» типу личности, отмечает любопытный феномен, состоящий в том, что больше всего представителей этой типологии можно встретить в военных ведомствах [11]. Очень подробно этот парадокс анализируется В. Н. Дружининым при выделении им стиля жизни «по правилам», причем он также считает данную категорию военнослужащих преобладающей, а саму специфику службы – провоцирующей такое отношение к профессиональной деятельности [6].
В наших исследованиях установлено, что подобного рода мотивация, как явная, так и, значительно чаще, имплицитная, маскируемая правильными декларативными заявлениями, является системообразующим фактором предпочтения личностно ущербного модуса бытия личности, оказывающего деструктивное влияние на процесс профессионализации сотрудника на каждом из его этапов и по самым различным направлениям [23, 24, 25].
Эмпирически выявлено и доказано, что экстремальный модус бытия личности прогностически неблагоприятен с точки зрения ранней манифестации явлений профессиональной деформации. Неадекватные ожидания психологической защищенности и социальной стабильности в профессиональной сфере парадоксальным образом приводят к тому, что практически весь спектр ситуаций, связанных со служебной деятельностью, воспринимается как хронически стрессовый, даже в том случае, когда жизненные обстоятельства не являются таковыми по объективным параметрам (именно по этим основаниям данный вариант модуса бытия личности и назван экстремальным). Выявлено, что в случае экстремального модуса бытия у личности преобладает объектная позиция и восприятие себя в качестве «страдательной» стороны субъективно неприемлемых жизненных обстоятельств; профессиональная деятельность не только не рассматривается в ракурсе экзистенциального выбора, но и субъективно начинает восприниматься как вынужденная, чуждая самому человеку, но при этом дающая определенные преимущества с прагматической точки зрения; преобладающая приспособительная стратегия поведения (даже не соглашаясь с внешними обстоятельствами, человек не собирается ничего менять) не приводит к удовлетворению потребности во внутренней согласованности; потребность в признании внешне принимает неадекватные формы; существование приобретает характер условного, в частности, преобладает убеждение, что настоящая жизнь начнется после выхода на пенсию, высока актуальность психосоматических проблем.
По сути, в этом случае состояние человека является хронически стрессовым, а весь тип его жизнедеятельности оказывается реактивным (даже при видимости внешней интенсивной активности, не человек управляет обстоятельствами, а обстоятельства управляют им).
Диаметрально противоположной стратегией является та, при которой потребность в высоких сверхэкстремальных нагрузках как условии оптимальной самореализации и «полноты бытия» сочетается с модусом служения. Тип жизнедеятельности, психологическим основанием которого является эта стратегия (2-й вариант – предельный модус бытия) чаще встречается среди сотрудников спецподразделений. Будучи по внешним признакам вполне позитивным и явно просоциальным (по мнению В. Н. Дружинина, В. Франкл признает «здоровым, нормальным» лишь один «вариант жизни», а именно «жизнь – служение») [6], он, тем не менее, порождает целый комплекс противоречий, также имеющий своим возможным итогом (при неблагоприятном их разрешении) различного рода деструктивные явления.
В наших исследованиях [23, 24] были классифицированы причины деструктивного поведения личности как субъекта предельного модуса бытия (на примере сотрудников спецподразделений).
На уровне типологических противоречий источниками выступают противоречия между: интенсивной деятельностью и боязнью самораскрытия; внутренними и внешними ценностями (нарушение этических норм, утрата чувства долга и способности к раскаянию); личностью и ролью, имиджем и истинным Я; эмоциональными проявлениями и волевой регуляцией; влечениями и возможностью саморегуляции; уровнем активности и внешней регламентацией.
В личностных бытийных пространствах это противоречия между поступками и нормативными предписаниями, поступками и их критической оценкой, планированием и реализацией; на экзистенциальном уровне – утрата смысла жизни и связанного с ним восприятия профессии как миссии и служения на фоне высокой общей энергетики; утрата личной религии и просоциальной ориентации.
