– Увы.
Банни положил рацию возле себя и сосредоточился на распаковывании сэндвичей.
– Боюсь, это означает нет. Не принимай близко к сердцу, Рори. Как правило, Гринго очень общителен – по меркам дублинца, я имею в виду.
– Тебе следует говорить со мной серьезнее.
– А стоит ли? На самом деле, если ты сиганешь с крыши, я получу недельный отпуск по причине «эмоционального стресса». Я, кстати, уже подумываю о Мальдивах или, может, о Греции. Ты не в курсе, это там разбивают тарелки после каждого приема пищи? Всегда мечтал попробовать.
– Ты бессердечная сволочь, Банни. Я эмоционально страдаю, а ты продолжаешь шутить?
– Хочешь сэндвич?
– Нет.
– Уверен? Он с джемом и сыром.
– Да я… Погоди… насколько надо быть ёбнутым, чтобы есть джем с сыром?
– Мы на пороге нового века, Рори. Открой разум для новых впечатлений. Свой первый коктейль я попробовал на прошлой неделе. Безо всякого удовольствия, замечу, но все же…
– Мне плевать на твои сраные сэндвичи и гейские напитки, понял?
– Ай-яй-яй, Рори. Для твоей пещерной гомофобии совершенно нет причин. Я к тому, что мы недавно посещали специальные курсы…
Банни поднес рацию ко рту и заговорил в нее, продолжая жевать:
– Сержант Спейн, вынужден доложить, что в ходе беседы со мной во время исполнения мною служебного долга мистер Койн использовал гомофобные выражения.
– Очень неприятно слышать, детектив Макгэрри. Пожалуйста, передайте мое замешательство по поводу его закоснелого мировоззрения, которое демонстрирует данный выбор языковых средств.
– Безусловно. – Банни убрал рацию ото рта. – Гринго хочет, чтобы ты перестал вести себя как мудило.
– Почему бы тебе тогда не пойти потрахаться со своим приятелем-гомиком и не оставить меня в покое?
Банни, набивший полный рот сэндвичем, ответил не сразу. Рори наблюдал, как подчеркнуто тщательно он жевал, прежде чем проглотить.
– Хочу поставить тебя в известность: сержант Спейн несчастливо женат, по крайней мере еще несколько недель. А что касается меня… Ну, я пока не встретил подходящую девушку. Хотя твоя Эйслин вполне привлекательна, если подумать…
– Не впутывай в это мою жену.
– Вдову. Ты хотел сказать вдову. Во всяком случае, уже скоро. Она не производит впечатление женщины, которая надолго останется одинокой. Как я понимаю, она из тех, кого можно назвать «избалованными»?
Рори не ответил. Накатила волна тошноты, и он почувствовал привкус желчи в горле.
Рация Банни запищала.
– Ты уже задал ему вопрос?
– Если хочешь его расспросить, почему бы тебе не подняться ко мне, Гринго?
– Потому что, детектив, я стою внизу и координирую усилия по противодействию толпе, чтобы быть уверенным, что смертельное падение Рори не убьет никого из зевак или – не дай бог! – уличного артиста.
– Господи! – воскликнул Банни. – Думаешь, нас накажут, если мы подставим какого-нибудь мима под траекторию его полета? От души ненавижу этих жутких ублюдков.
– Сочувствую тебе, Банни, но наша роль не включает в себя критику искусства.
– Очень-очень жаль.
К Рори вернулся дар речи.
– Вы не могли бы перестать брюзжать, как пара старичков? Это реально раздражает.
– Хорошо, – ответил Банни. – Только не волнуйся, Рори. Кстати, это «Блюз психоза конца тысячелетия»[5] так действует на вас, суицидников?
– Что ты несешь?
– Гринго просил тебя об этом порасспрашивать. Скажу честно, в последнее время он сделался немного одержимым. Как посмотрел одну из этих передач на цифровом канале – про то, что конец 1999 года может стать концом света, – так ни о чем больше не может думать. Ну, знаешь, «проблема 2000 года» и всякое такое. Самолеты падут с небес, в сектах начнутся массовые самоубийства и тому подобное. – Осененный мыслью Банни оторвал взгляд от сэндвичей. – Только не говори, что ты захотел уйти до того, как наступит «час пик»…
– Заткнись.
– Сейчас ведь еще октябрь. Я думал, ты фанат Рождества и всякого такого?
– Я в эмоциональном расстройстве – и ты вот так пытаешься мне помочь?
Банни пожал плечами.
– Ну извини, у меня нет специальной подготовки. Ее отменили из-за семинара по гомофобии. Стоило министру юстиции отпустить дерьмовую шутку на банкете, как внезапно нас всех посылают на курсы. Хотя я всегда фантастически ладил с геями. По статистике, это самая законопослушная социальная группа парней.
Бип!
Рация с треском ожила.
– Ну, что он сказал?
– Извини, Гринго, он говорит, что это не имеет отношения к миллениуму. Кажется, он в простом эмоциональном расстройстве.
– Блин, жаль.
Банни убрал рацию ото рта.
– Рори, а разве не ты пытался пару месяцев назад спрыгнуть с «Макдоналдса» немного дальше по улице? Мне казалось, добрые торговцы Графтон-стрит уже научились запирать двери на крыши своих магазинов.
– Они не могут по закону, – ответил Рори. – Из-за пожарных лестниц – для безопасности, так что…
Рори вдруг замолчал.
Четыре пинты храбрости, которые он выпил, уже давали о себе знать – как через мочевой пузырь, так и через мерзкое ощущение в желудке. Пищевод сжало спазмом, и Рори ощутил тошноту.
– Что с тобой, Рори?
Но прежде чем Рори успел ответить, рот его открылся, и недопереваренный стаут[6] извергся наружу.
– Христос на дромадере! – выругался Банни. – Посмотри, что ты наделал!
Физиологический конфуз Рори совпал с порывом ветра, пронесшимся вдоль Графтон-стрит на север, что оказалось очень неудачным обстоятельством для части толпы зрителей.
– Да блядь…
– Животное!..
Вытерев рот, Рори оглянулся и увидел Банни, уже приближавшегося к нему.
– Назад!
Банни поднял руки и медленно отступил на прежнюю позицию.
– Расслабься, Рори, просто расслабься. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Какое тебе дело? От тебя никакого проку.
– Хорошо, – ответил Банни. – А как насчет того, чтобы зайти внутрь и заполнить форму жалобы по всем правилам? Я даже тебе помогу. Хватит уже глупостей, тебе не кажется?
Бип!
– Банни?
– Извини, Гринго. Рори немного поплохело.
– Просто хочу сказать, что он несколько растерял симпатию своей аудитории.
Из толпы зевак раздался голос:
– Давай прыгай уже, мудак!
– Эй! – крикнул Банни. – Полегче там! Неужто не видно, что этот бедный дурачок в состоянии эмоционального стресса? – Банни повернулся к Рори. – Не принимай близко к сердцу, Рори. Некоторым людям не хватает воспитания.
– Кто бы говорил… – буркнул Рори, делая глубокие вдохи. – И вообще, почему ты здесь? Когда Графтон-стрит успел стать вашим с Гринго участком?
– А он и не наш. Мы оказались здесь случайно, поскольку получили сообщение из одного из магазинов о джентльмене, пытающемся интимно сблизиться с манекеном.
– Господи! Опять Энди Дудж?
– Я тоже так подумал.
– Извращуга!
– Не стоит его осуждать. Он страдает агалматофилией, если правильно помню.
– Это когда…
– …с манекенами. Да. Психиатр выдал ему справку, которая теперь постоянно при нем. Бедный маленький извращенец.
В этот момент порыв ветра дернул Рори за куртку. Вскрикнув, он еще крепче вцепился в каменную кладку.
– Ты выглядишь очень бледным, Рори.
– А разве ты не должен отговаривать меня или что-нибудь в этом роде?
– Не исключено. Когда ты пытался спрыгнуть с крыши «Макдоналдса», что тебе сказала сержант Картрайт?
– Картрайт – большая молодец. Ей хотя бы не все равно.
– Согласен, милая девчушка. Я приглашал ее на свидание несколько месяцев назад, и она меня очень мягко отшила. Могу дать совет: вспомни, что она тебе тогда внушала, и попытайся как бы воспроизвести в своей голове.
– Огромное спасибо.
Бип. Бип.
– Извини, Рори. Да, Гринго?
– Задержание проведено, амиго.