– Смотри-ка, Янга, она хочет от тебя избавиться.
Пес начинал рычать и все продолжалось по-прежнему. После работы, из-за навязчивого невзлюбившего меня бульдога. не было желания возвращаться домой. Но и на работу ездить мне тоже больше не хотелось.
Новой начальницей, которую нам привели вместо Капитолины Михайловны, оказалась тридцатипятилетняя уроженка города Тамбова, Ольга Рыськова, похожая на крыску. За глаза мы звали ее «Крыськова». Ольга апеллировала новомодными словами, такими, как аутсорсинг и делегирование, чем импонировала высокому начальству. В работу вверенного ей отдела не погружалась, считая, что все должно выполняться автоматически. Позволяла себе разговаривать с подчиненными, используя ненормативную лексику и постоянно требовала каких-то отчетов.
Постепенно люди стали увольняться, новых сотрудников не брали, а на оставшихся распределялась нагрузка уволившихся. Поэтому, когда Рыськова предложила мне написать заявление на увольнение по собственному желанию, не скрывая, что собирается пристроить свою тамбовскую сестру, я даже вздохнула с облегчением и уволилась одним днем. В конце рабочего дня, собрав личные вещи и тепло попрощавшись с уже бывшими коллегами, я загрузилась в suzuki. Находясь в растрепанных чувствах, включив на полную громкость волну любимой радиостанции, вырулила с парковки, не обратив внимание на дребезжащий скрежет.
Зайдя в квартиру, как обычно сняла с крючка ошейник с поводком и стала звать Янга на прогулку.
– Я уже с ним погулял, – удивил меня, вышедший вместе с псом в коридор, муж.
– О, ты сегодня пораньше. Как хорошо. Ты знаешь, на работе меня попросили, – начала я.
– Подожди, Янина. Есть разговор поважнее твоей работы.
– Да? – заметила я два чемодана и обрадовалась, решив, что Виталик как-то узнал о моем увольнении и спешно приобрел горящий тур, чтобы свозить меня к океану. Видимо он не забыл, что я мечтаю побывать в Марокко.
– Я ухожу.
– Куда? – с трудом распрощавшись с красочными картинками марокканского пляжа, перевела я взгляд с чемоданов на мужа.
– К Леночке.
– А, к той веселой архангелогородке, – вспомнила я продавщицу выпечки из супермаркета. – А зачем тебе к ней? Ты что заказывал выпечку?
– Янина, я ухожу к ней жить, – вздохнул муж.
– Но я помню, как она говорила, что снимает квартиру с подругой.
– Это она раньше снимала квартиру с подругой. А сейчас я снимаю ей квартиру.
– Так ты прикрывался многообещающим проектом на работе, пока я выгуливала твою злую псину, а на самом деле проводил время с Леночкой, – наконец-то дошло до меня.
– То есть ты решил променять жену на любовницу?
– Ну, не совсем так, – замялся Виталик, протягивая мне конверт.
В конверте лежал официальный документ, подтверждающий, что с сегодняшнего дня, двенадцатого сентября, мы официально разведены на основании одностороннего заявления со стороны Милованова Виталия Игоревича.
– Я собираюсь узаконить наши отношения с Леночкой.
– Надо же, какая предприимчивая оказалась девушка, – вслух произнесла я, мысленно же вспоминая эту достаточно крупную, плечистую, с плохо прокрашенными волосами особу.
Мы еще немного пообменивались с Виталиком репликами, после чего он ушел, оставив нас с Янга растерянными и не понимающими как дальше жить. Я подумала, что увольнение и развод в один день слишком большая нагрузка для психики. Поэтому достала из холодильника откупоренную бутылку белого вина, выпила все содержимое, которого хватило на три с половиной бокала, и крепко заснула.
На следующий день меня разбудил звонок стационарного телефона, после которого стала понятна причина странного скрежета, на который я не обратила внимания, оставляя позади здание своей бывшей работы. Звонили из ГИБДД, велев явиться по определенному адресу в связи с тем, что вчера вечером, выезжая с парковки, я, управляя автомобилем, зарегистрированным на мое имя, задела, рядом стоящий, автомобиль и скрылась с места дорожно-транспортного-происшествия, повредив чужое имущество.
– Надо же, я даже ничего не заметила. А как стало известно, что это именно моя машина причинила вред другой? – с трудом соображая, задала вопрос невидимому собеседнику.
– В одной из припаркованных машин работал видеорегистратор. Благодаря его записи Вас и удалось так быстро вычислить, – соизволили ответить мне с той стороны.
– И что мне теперь грозит? – забеспокоилась я.
– Лишение водительских прав от одного до трех лет, – припечатал собеседник и отсоединился.
Тут уж я не выдержала, вспомнив события прошедшего дня, и разрыдалась. В таком состоянии меня и застал звонок мамы из Сиднея. Поговорив с мамой, я все-таки немного приободрилась и решила последовать ее совету. «Схожу в отделение полиции, а потом устрою шопинг», – подумала я, открывая одежный шкаф на предмет инспекции. В шкафу совсем не было новых вещей, а посмотрев в зеркало, я поняла, что и в салон красоты давно не захаживала. А ведь раньше я тщательно следила за собой. При моей внешности по-другому и нельзя. Не зря, наверное, Виталик перестал обращать на меня внимание и переключился на Леночку.
В детском саду меня называли лягушонком. Я не обижалась в силу возраста. В начальной школе, услышав от совсем незнакомого мальчишки в свой адрес «лягушка», лишь удивилась. Но, входя в тот возраст, когда начинаешь обращать внимание на противоположный пол и отчаянно комплексовать по любому поводу, очередное выкрикнутое «лягушка» и дружный хохот за спиной, привели меня к зеркалу для тщательнейшего изучения своей внешности. Увиденное заставило серьезно задуматься, как у такой красивой шатенки Мирославы Лутошиной родилось недоразумение в виде меня.
Худенькая, невысокого роста, с волосами какого-то странного темно-оливкового цвета. Распущенные и длинные они были похожи на тину. Глаза большие, но не как у олененка, а на выкате, как у жабы. И цвет глаз просто жуть – болотный. Вот именно так – не зеленый, а болотный, да еще и с крапинками. На скуле под правым глазом небольшая отметина в виде полумесяца. И самое впечатляющее – большой рот. Губы бантиком, но не такие аккуратненькие как у Белоснежки, а крупные как бант у Минни Маус из мультфильма про Микки Мауса. Мне стало так жаль себя, что я расплакалась. На мои завывания в комнату вплыла мама.
– И что случилось у моего лягушонка?
– А! – завопила я еще сильнее. – Мама, почему ты так меня называешь!?
– Доченька, я же ласково, – растерялась родительница.
– Мама, ты что не понимаешь!? Лягушка – не красивая. Она страшная. И я страшная!
– Доченька, успокойся. Ты вовсе не страшная. Ты красавица, просто не привычной красотой. Пока тебе в это трудно поверить, но придет день и ты еще будешь рада такой необычной внешности.
– Я не хочу ждать этого дня. Я хочу быть красивой сейчас. Хочу, чтобы меня перестали дразнить «лягушкой».
– Ну, этому можно помочь, – улыбнулась мама. – Завтра же и займемся.
– Как тут наш лягушонок? – заглянул к нам папа.
– Федя! – замахала на него руками мама, останавливая тем самым мою очередную истерику. – Разве ты не видишь, тут нет никакого лягушонка, а только прекрасный лебедь.
Папа ничего не понял, но видимо позже мама ему все объяснила, так как с тех пор родители ни разу не назвали меня лягушонком. Да и вообще, больше никто не называл.
После моей истерики, мудрая мама отвела меня к своим знакомым стилисту и косметологу. Мама пояснила, что эти две женщины ее давние приятельницы, являющиеся совладелицами салона «Принцесса».
– Мирослава, какая у тебя красивая дочь. Уже сейчас видно, что царевна, – после приветствий неожиданно произнесла та женщина, которую мне представили стилистом, Катерина Ефимовна.
– Да, Катя. Только она пока этого не знает и хочет иметь традиционную красоту.
– Ну что ж, Ваше желание, маленькая царевна, для нас закон, – сделала шутливый книксен Катерина Ефимовна.
И понеслось. Признаться, я не очень верила в идею с салоном, скорее просто было интересно. Но, проведя в салоне почти день, подвергшись тщательному изучению волос, кожи, примерив десятки париков и нарядов, вытерпев всевозможные процедуры и выслушав множество рекомендаций, получился сногсшибательный результат.