В целом же описания пронизывают в психологии, как, впрочем, и в любой другой науке, весь исследовательский цикл (симптоматично словосочетание «описание результатов исследования»), а не являются лишь его отправным пунктом, входят в состав всех прочих элементов психологического знания, представляют собой его составляющую, не элиминируемую никакими позитивистскими процедурами. Степень же формализации и языки психологических описаний производны от общих «идеологий» психологического исследования, от теоретических, методологических и прочих ориентаций психологов.
Исследовательский инструментарий научной психологии – методы психологического исследования – тоже можно включить в состав психологического знания. Хотя в позитивистских традициях принято считать, что методы любой науки представляют собой не само знание, а лишь средство его получения, вся постпозитивистская рефлексия науки убедительно демонстрирует, что это представление ошибочно.
Во-первых, любой метод представляет собой знание о том, как получать знание, т. е. одновременно и само знание, и средство его получения, и при этом содержит значительный пласт информации об условиях его получения – о том, при каких обстоятельствах проявляется тот или иной феномен, какие факторы влияют на его проявление, как можно нивелировать их влияние и т. п. Подобная информация сродни знанию контекста, но отличается от него более «активным» характером, представляя собой знание об условиях проявления того или иного феномена в контексте воздействия на него со стороны экспериментатора. Кроме того, абсолютно стандартизированных методов вообще не существует, любой из них представляет собой ноу-хау, предполагающее значительную долю неформализованного личного знания. Наиболее ярким примером и здесь может служить психоанализ, который в плане его воздействия на западное общество имеет много общего с религией, а в плане особенностей его применения больше напоминает искусство.
Во-вторых, как хорошо известно в философской методологии науки, любой метод всегда «теоретически нагружен», построен в некоторой смысловой системе, выражающей базовые смыслы соответствующей теории и научной «идеологии», и, как хорошо известно из истории науки, даже результаты простого наблюдения описываются и интерпретируются в системе определенных, заданных общей теорий, смыслов. Соответственно, психологические методики представляют собой конкретизацию и операционализацию того знания, которое содержится на уровнях психологических теорий и «идеологий». Эти операционализации, выведенные из более общих положений, тоже представляют собой новый вид знания – подобно тому как становятся новым знанием выведенные из общих утверждений гипотезы в случае их эмпирического подтверждения. Но при этом они содержат и некоторое дополнительное знание – например, о том, как общие положения теорий «работают» в исследовательской практике, обеспечивая теориям обратную связь с этой практикой, в результате которой они нередко подвергаются уточнениям и коррекциям.
Таким образом, исследовательские методы психологии не служат лишь средством получения знания, а сами содержат в себе разнообразные виды психологического знания, являясь его важной операционализированной разновидностью.
То же самое можно сказать и о методах прикладной психологии, которые часто называют «психологическими технологиями», хотя они имеют не только технологическую составляющую. Психологические технологии – это тоже операционализированный вид психологического знания, имеющий много общего с методическим знанием психологии, однако отличающийся от него по целевому назначению: если в методах психологи содержится преимущественно знание о том, как получать психологическое знание, то в психологических технологиях – о том, как его применять для решения практических задач.
Накопление технологий сейчас является одним из магистральных направлений развития психологического знания. Как пишет А. Ш. Тхостов, в психологии «жалкое состояние теории стало еще более очевидным на фоне бурного развития инструментальных технологий» (Тхостов, 2002, с. 34). Что неудивительно, ведь, как справедливо отмечает В. А. Лекторский, практическое психологическое воздействие возможно и вне науки, и вне теории (Лекторский, 2001), заработать на нем можно существенно больше, и поэтому подавляющая часть отечественного, да и зарубежного психологического сообщества развивает именно технологии, а не фундаментальную психологическую науку и тем более не теорию.
Психологические технологии сейчас широко распространены в самых различных сферах социальной практики, а двадцать пятый кадр, детектор лжи и психотронное оружие (независимо от того, существует ли оно) благодаря беллетристике настолько прочно укоренились в массовом сознании, что стали в нем одним из главных символов психологии как науки. Если для профессиональных психологов их наука ассоциируется прежде всего с психоанализом, бихевиоризмом и т. д., то для обывателя – именно с детектором лжи или психотронным оружием. Однако массовое сознание всегда усваивает наиболее яркое, а потому нетипичное. Приведенные примеры как раз не характерны для психологических технологий, поскольку эти технологии, как правило, не имеют материальных носителей, предполагают значительную долю неформализованного личностного знания и выглядят скорее как ноу-хау, чем как собственно технологии. О том, как привести к власти политика или улучшить психологический климат организации, можно написать книгу, и не одну, эксплицировав в ней некоторую часть соответствующего ноу-хау, но это знание нельзя представить в виде четкой и стройной технологии, подобной двадцать пятому кадру. Кроме того, сейчас уместнее говорить о психологической составляющей комплексных социальных технологий (точнее, тоже ноу-хау), а не о собственно психологических технологиях.
Психологические технологии находятся в довольно сложных и неоднозначных отношениях с другими видами психологического знания, иногда доходящих до отсутствия всяких отношений, и их уместнее считать операционализацией более фундаментальных видов психологического знания лишь с достаточной долей условности. Большинство из них строится в рамках общих психологических «идеологий», разделяя основополагающие принципы последних. Поэтому различают психоаналитически ориентированную терапию, бихевиоральную терапию, гештальттерапию и др. Однако соответствующие системы технологий строятся путем операционализации не только лежащих в их основе общих систем психологического знания, но и личного опыта психотерапевтов, здравого смысла и многого другого. Отношения же психологических технологий с базовыми системами психологического знания весьма релятивны, что дает основания констатировать раскол или «схизис» между исследовательской и практической психологией (Василюк, 2003), хотя в нынешних условиях, когда большинство отечественных «академических» психологов вынуждено подрабатывать в качестве практиков, глубину этого «схизиса» не следует и переоценивать. Происходит его если не когнитивное, то, по крайней мере, социальное преодоление, поскольку одни и те же люди занимаются и наукой, и практикой, в результате чего ярко описанная Ф. Е. Василюком «диссоциированность» (там же) психологического сообщества постепенно отходит в прошлое.
В плане накопления знания, заимствованного у смежных наук, психология не является сколь-либо уникальной дисциплиной. В состав любого дисциплинарного знания входит знание, позаимствованное данной наукой у других научных дисциплин, причем, как правило, менее развитые науки заимствуют знание у более развитых, и чем моложе дисциплина, тем больше в составе накопленного ею знания удельный вес знания «заимствованного».
Естественно, любая наука заимствует знание в основном у смежных дисциплин, изучающих схожие объекты. Соответственно, «заимствованное» знание психологии – это преимущественно знание, позаимствованное ею у философии, социологии, биологии, педагогики, а также у «науки наук», а точнее, у «универсального языка» всех наук – у математики. В этом легко убедиться на примере структуры психологического образования. Любой курс по истории психологии имеет в своем составе объемную философскую часть: история психологических идей обычно отмеряется от Платона и Аристотеля, проходит через философские системы Сенеки, Лукреция Кара, Б. Спинозы и др. Социально-психологические курсы охватывают социологические системы О. Конта, Ч. Спенсера и других социальных мыслителей, причем, по общему признанию, этого недостаточно: концепции М. Вебера, П. Сорокина и прочих социологов тоже давно пора включить в систему психологического образования. Целый ряд разделов психологии, таких как психофизиология и нейропсихология, широко используют биологическое знание, считая его «своим». Описанные выше корреляции опираются на математическое знание о том, как их измерять. На стыке психологии и математики возникла математическая психология, на стыке психологии и социологии – социальная психология, на стыке психологии и педагогики – психология педагогическая. Список подобных примеров можно долго продолжать, в чем, разумеется, нет нужды.
