— Руфо, по какой местности мы будем двигаться? Примерно как эта, что вокруг?

— Сегодня, да. Но… — он вынул винтовку из моих рук, как бы извиняясь, — пользоваться огнестрельным оружием здесь запрещено. Сабли, ножи, стрелы — все, что режет, колет или калечит с помощью вашей мускульной силы. Никаких ружей.

— Кто это сказал? Его передернуло.

— Спросите лучше у Нее.

— Если мы не можем их использовать, зачем их тащить? И к тому же я нигде не вижу боеприпасов.

— Боеприпасов уйма. Попозже мы будем в… в другом месте… Там можно пользоваться огнестрельным оружием. Если мы до этого доживем. Я просто показывал вам, что у нас есть. Что вам нравится из разрешенного оружия? Вы стреляете из лука?

— Не знаю. Покажи как.

Он хотел было что-то сказать, потом пожал плечами и выбрал один из луков, натянул кожаную защитную перчатку на левую руку, выбрал стрелу.

— Вон то дерево, — сказал он, — с белым камнем у корня. Я постараюсь попасть примерно на высоте человеческого сердца.

Он натянул тетиву, поднял, выгнул и выпустил стрелу, все одним плавным движением.

Стрела дрожала в стволе дерева футах в четырех от земли.

Руфо оскалился:

— Хотите попробовать так же?

Я не ответил. Я знал, что не смогу, разве что случайно. У меня однажды был собственный лук, подарок на день рождения. Не часто я из него попадал, да и стрелы вскоре все потерялись. Тем не менее я устроил спектакль по выбору лука и остановился на самом длинном и тяжелом.

Руфо хмыкнул извиняющимся тоном.

— Если мне позволят заметить, этот будет довольно трудно натянуть — для начинающего.

Я натянул тетиву.

— Найди мне крагу.

Крага пришлась мне впору, как будто для меня была сделана; может, и была. Я выбрал стрелу под стать луку, едва на нее взглянув: они все казались прямыми и точными. У меня и не теплилось надежды попасть в это чертово дерево; оно было ярдов за 50 и не больше фута толщиной. Намерение у меня было нацелиться немного повыше по стволу и возложить надежды на то, что такой тяжелый лук даст мне сравнительно плоскую траекторию. В основном мне хотелось наложить стрелу, натянуть и выпустить все одним движением, как сделал Руфо — ВЫГЛЯДЕТЬ, как Робин Гуд, хотя я им и не был.

Но когда я поднял и согнул лук, почувствовал его мощь, во мне поднялась волна ликования — эта игрушка была по мне! Мы подходили друг другу.

Я выпустил стрелу не раздумывая.

Она с глухим стуком вонзилась в дерево на расстоянии ладони от его стрелы.

— Отличный выстрел! — откликнулась Стар. Руфо смотрел на дерево и хлопал глазами, потом укоризненно глянул на Стар. Она послала ему взгляд, полный высокомерия.

— Ничего подобного, — заявила она. — Ты знаешь, что я бы этого не сделала. Это было честное состязание… и почетное для вас обоих.

Руфо задумчиво рассматривал меня.

— Хм. Вы не против заключить небольшое пари — ставки на ваш выбор, — что вы сможете повторить это?

— Не буду я спорить, — сказал я. — Я слабак.

Однако я взял другую стрелу и наложил ее. Мне понравился этот лук, мне нравилось даже, как тетива звенькает о кожу на моем предплечье; я хотел испытать его еще разок, почувствовать себя соединенным с ним.

Я отпустил тетиву.

Третья стрела выросла из точки между двумя первыми, но ближе к его.

— Приличный лук, — сказал я. — Я его беру. Принеси стрелы. Руфо потрусил прочь, не сказав ни слова. Я спустил тетиву с лука, потом стал осматривать ножевой товар. Была у меня надежда, что мне никогда больше не придется выпускать стрелы; не может же игрок надеяться вытащить удачную взятку при каждой сдаче — моя следующая стрела могла запросто повергнуть назад, как бумеранг.

Слишком уж обильное было разнообразие острых лезвий: от двуручного меча, годного для рубки деревьев, до кинжальчика, созданного для чулка дамы. Но я перепробовал и прикинул на руку их все… и нашел среди них клинок, который подошел мне так, как Артуру подошел его Экскалибур.

Таких, как он, я никогда прежде не видывал, так что не знаю, как его назвать. Сабля, наверное, поскольку лезвие было чуть изогнуто и острое по краю, как бритва, и на довольно большом протяжении острое с другой стороны. Острие у одной сабли было так же смертоносно, как у рапиры, а изгиб был недостаточно крут, чтобы ее нельзя было использовать для выпадов и встречных ударов так же, как для рубки в стиле топора мясника. Защитная чашка была в форме колокола, загибающегося назад, вокруг суставов, в полукорзину, но обрезанная достаточно, чтобы провести полное мулинэ с любой защитной позиции.

Центр тяжести был в forte, не больше двух дюймов от чаши, однако, лезвие было такое тяжелое, что можно было им перерубить кость. Это была такая сабля, что невольно возникало ощущение, что она — продолжение собственного тела.

Рукоятка сверху была настоящей акульей кожи, обработанная под мою руку. На лезвии был вытравлен девиз, но он был так погребен во всяких завитушках, что я не стал тратить время на его расшифровку. Эта подружка была моей, мы были созданы друг для друга! Я засунул ее в ножны и пристегнул портупею прямо к поясу (я хотел чувствовать ее при себе); в своем воображении я уже был Капитаном Джоном Картером, Джеддаком из Джеддаков [33], и Гасконцем с тремя его друзьями вместе взятыми.

— Вы не будете одеваться, милорд Оскар? — спросила Стар.

— А? О, конечно, — я просто пробовал, подходит ли мне размер. Но разве Руфо захватил мою одежду?

— Захватил, Руфо?

— Его одежду? Не хочет ли он те шмотки, в которые он одевался в Ницце!

— А что плохого в том, чтобы носить Leder hosen и рубашку «алоа»? — возмутился я.

— Что? О, абсолютно ничего, милорд Оскар, — поспешно ответил Руфо. — Живи и давай жить другим, это я всегда говорил. Я однажды знал человека, который носил… неважно что. Позвольте показать вам, что я для вас приготовил.

Я мог выбрать что угодно — от плаща из пластика до бронированного панциря. Последний произвел на меня угнетающее впечатление, потому что его присутствие означало, что он может понадобиться. За исключением армейской каски, других доспехов я никогда не носил, носить не хотел, как носить — не знал и не испытывал желания общаться с той грубой компанией, которая делала желательной такую форму защиты.

И к тому же поблизости не было видно лошади, першерона, к примеру, или клайдесдейла, а себя я представить не мог путешествующим в одной из этих железок. Я шел бы медленно, как на костылях, гремел, как подземка, и загорелся бы, как внутри телефонной будки. Таким способом хорошо сгонять потом десять фунтов за пять миль… Одни только простеганные подштанники, которые одеваются под эту скобяную продукцию, были бы слишком для той прекрасной погоды; а сталь сверху превратила бы меня в ходячую печку и сделала бы меня слишком уязвимым и неуклюжим, чтобы я смог даже отбиться от прокола в водительских правах.

— Стар, вы сказали, что… — я не закончил. Она уже оделась, и лишнего на ней не было. Дорожные сапожки из мягкой кожи — нет, скорее котурны, — коричневое трико и что-то зеленое, короткое сверху, наполовину куртка, наполовину платье фигуристки. Сверху все это покрывалось бойкого вида шапчонкой, а весь костюм в целом придавал ей вид водевильной пародии на стюардессу, нарядную, привлекательную, здоровую и сексуальную.

Или Девы Марианны, поскольку она добавила лук с двойным изгибом — размером вполовину моего, колчан и кинжал.

— Вы, — сказал я, — похожи на то, из-за чего поднялся бунт. Она показала ямочки и присела в реверансе. (Стар никогда не притворялась. Она знала, что она женщина, знала, что хорошо выглядит, и это ей нравилось).

— Вы недавно что-то говорили, — продолжил я, — насчет того, что пока мне оружие не понадобится. А есть причины, по которым мне стоит надеть один из этих скафандров? У них не слишком удобный вид.

— Я не жду сегодня особенно больших опасностей, — медленно сказала она. — Но это не такое место, где можно вызвать полицию. Решать, что вам нужно, должны вы.