О, Боже, что за бред! Не описать словами страх, не описать эмоции, какой же недостаток.

Раздался протяжный скрипучий звук, словно черти пищат в котле. Облилось всё пурпурной краской, воображение сошло с ума. В моменты эти, в моменты того, как он является, не чувствую я ног и рук. Приоткрылась дверь, и взору моему явился кто-то. Ни жук, ни зверь, ни Бог. Человек -да, вроде, тоже нет.

Он чёрно-белый, выше меня, одет в бездонно-ужасного цвета длинное пальто с высоким воротником и острыми плечами. Волосы у него белые, как бритвы, и в нависшей темноте казалось мне, что сейчас они блеснут в пространстве, и не останется уж никого. Ухмылка на его лице ужасна.

Но продолжался страх недолго. Это было лишь первое впечатление.

– Ри-и-ичи, день добрый, – сказал он приятным голосом, ласкающим вдохновение. Зависть загорелась.

– Ещё только утро, не выдумывай, Виски.

– Да ладно тебе, не будь таким серьёзным, – он подошёл прямо к столу, возвышаясь до потолка как чёрно-белая статуя.

– Я не серьёзен.

– А какой ты? Злой?

– Нет, просто очень старый.

– Тебе всего лишь 38, не так уж и много.

– Больше. Мне 60.

– Не ври.

– Не вру.

Молчание. Разговоры с этим существом, с этим человеком, с этой тварью – ещё один вид самоистязания, помимо разговоров с женщинами.

И зачем я его позвал? Вы тоже, наверное, задаётесь этим вопросом. Если честно, ответа на него я не знаю. Наверное, мне просто нравится делать непонятные вещи, промокать под дождём и мешать кофе с чаем и молоком. Некоторые скажут, что в этом суть гениальности, но, всё же, как тупость не назови, тупостью быть от этого она не перестанет.

Думаю, стоит познакомить вас поближе с этим персонажем. Зовут его Виски, мы работаем вместе. Можно сказать, что он мой коллега. О себе рассказывает он крайне редко, ни разу не видел я того, чтобы он одевал что-либо помимо своего чернильного цвета пальто. Черты лица его идеальны. Понимаю, идеал у каждого свой, но лицо Виски столь совершенно, что, как мне кажется, оно идеально даже самого мироздания. Глаза у него глубокие и пустые, такое чувство, что он ни о чём не думает, никакие мыслительные процессы не протекают в его замысловатом мозгу. В его натянутой ухмылке угадывается насмешка, иногда она дрогнет, и чувствую я в его выражении лица мимолётную жалость. Он жалеет меня? Зачем?

Ну так и что же.

Молча я стал доставать письмо из жёлтой стопки. Обычно я работаю вместе с Виски, если точнее, таково правило. За 30 лет моей работы я ни разу не садился за печатную машинку без него. Это закон. Работа моя такова, что нужно подстраиваться под характеры чужих людей, а одному это делать сложновато. Ну, по крайней мере, я и не пытался работать без Виски.

Меланхолично и спокойно я достал оранжевое письмо.

– О, святые Исусы… – пробормотал Виски, заметив то, насколько письмо пришло потрёпанным.

– В христианстве Исус только один. Если не ошибаюсь, это одно из воплощений христианского Бога.

– Слушай Ричи, а с каких это пор ты успел стать атеистом?

– С тех самых пор, как стал подрабатывать могильщиком, – косо взглянув на Виски, увидел я непонимание в выражении его лица. Не хочу развивать эту тему. – Ну ладно, начнём.

– Нет-нет, мне всё же интересно. Ты успел за то время, пока мы не виделись, устроиться на кладбище?

– Не неси бред, я атеист. И вообще, не тяни время, Виски. Сегодня нам нужно ответить на 85 писем.

– Ого, рекорд!

– Да, – меланхолично пропел я и продолжил. – На другом конце Лирна, в правобережной части, идиоты устроили митинг, и теперь придётся отвечать на письма, которые им и предназначались…

– А разве это не идёт наперекор твоим суждениям о власти? – Виски любит провокации. Бесит.

Я ответил:

– Ты же знаешь, что я отвечу. Будь они за Господине Джеральда или нет, передо мной все равны.

– Заговорил как библиописец.

– Нет, я просто очень старый и мудрый.

Аккуратно, стараясь оставить ценную бумагу (в будущем старую потрёпанную бумагу я использую для написания писем, чтобы они казались правдоподобнее) вскрыл я конверт. С трудом стал разбирать первые буквы фамилии:

– Марк Сайд пишет из какого-то пригорода Москвы…

– Имя не шибко похоже на русское, – сказал Виски, отвлекая. Я взглянул на него косо, мол, не мешай мне, и он сразу добавил. – Ладно-ладно, не перебиваю.

– Так вот, молодой человек пишет девушке по имени Милена… Тут написано… – я краем глаза заглянул в справочные материалы к письму, которые раздобыли мои коллеги. Обычно к каждому письму прилагается записка с краткой информацией о погибшем, о его внешности и о том, как он умер. В этот же раз (что бывает довольно редко) приложили потёртую фотографию умершей. – Тут написано, что девушка молода, владела маленькой булочной лавкой у северного моста. Если не ошибаюсь, той, в которой я раньше покупал хлеб и джеральд-кыстыбышку. Вот, посмотри на фото.

– М-да, неплоха девица. Парень у неё, ведь, матрос?

– «Работает в Росси в области развивающегося кораблестроения», – поправил я его, – но это не суть важно.

– Очень даже важно. Мне нравилось смотреть на её личико, когда она открывала крохотное окошко булочной. Щёчки у неё, как у хлебушка, – странно заметил он. – Даже жалко, что её парнем оказался какой-то эмигрант из России…

– Российской Империи.

– О да, извиняюсь.

– И ещё. Виски, нас с тобой не должны волновать их отношения. Мы работаем, а не романтизируем.

– Кто бы говорил, тебе же самому интересно. Давай после того, как закончим, пойдём на «общий склад», – так называется место, где храниться информация о всех наших клиентах, – и разузнаем поподробнее?

Вот так всегда. Мы ещё даже не начали читать письмо, а он уже строит морды. Виски совершенно не ценит мёртвых, своими словами он их оскорбляет. Я говорил это ему не раз, так что не подумайте, что я просто сижу здесь и терплю. Он не слушает меня, не слушает моих рассуждений и домыслов, он в принципе никого не слушает. Это существо определённо подходит идеально под термин «тварь».

Я закрыл надоедливую тему и вслух начал читать:

– Ну так вот. «Привет. Пишу тебе быстро и скоро, – я пишу текст без ошибок, но в настоящем письме ошибок было больше, чем белой шерсти на арктическом медведе, – для начала и скорее хочу сказать тебе, что люблю тебя яростно. Передаю привет так же от мамы с папой. Учить их грамоте вовсе невозможно. Появилось у нас новое чудо – газета бесплатная. В ней написали, что в Лирне или в его окрестностях происходят большие восстания. Как там твой бизнес, не загнулся ли? А то знаю я, какие непогоды на Родине случаются. Ты всё же будь аккуратнее. Ходи почаще к дяде Джону и, если не трудно, лишний раз принеси ему чего-нибудь съестного, любовь моя. О плохом писать не буду. Пока, люблю тебя». Точка.

– О, святые Исусы, какая романтика!

– Пацану, судя по приложению, всего 20. Если не ошибаюсь, он уехал из Лирна на заработки в Россию, закончив какой-то местный институт. Не понятно только, что там делают его мама с папой, судя по письму, они не грамотные.

Виски усмехнулся и вставил колкое словечко:

– Вы очень догадливы, мистер Рональди.

– Заткнись, Виски. Вчера ещё мы с тобой читали письмо от незадачливого полковника, лишившегося работы, он ещё писал своей дочке, которую, будучи на службе, отправил сюда учиться, – письмо это было помечено зелёным, что означает, что заказчик заплатил деньги за мои услуги и сейчас находится в полном здравии. Полковник писал своей дочке, которая, видимо, разбогатела в Лирне на продаже одноразовых капюшонов от дождя (да и такие бывают) и просто решила забыть о своём отце. Вспомнил же я это письмо по другому поводу. – Помнишь, он рассказывал ещё, что в России цари и царицы такие романсы устраивают и такая «яростная грызня», – процитировал я, – ведётся средь русского народа, что жить просто невозможно.

– И зачем же он тогда туда поехал?

– Ну, может, не подозревал об этом. Молодой, кровь кипит. Захотел ощутить на себе русский холод и увидеть хоть что-то, кроме дождя. А, родителей взял, наверное, потому что те просто увязались вместе или уже там жили. Кто знает. Никто не отменяет того факта, что у них в семье просто «папой» и «мамой» принято называть какого-то другого. «Это всё равно не наше дело», —заметил я и внезапно осознал, что хочу прикурить.