— Но почему моё сознание выглядит так? — Гермиона обвела лес руками.

— Видимо, твоё сознание нуждается в каком-то тихом и спокойном месте, — сухо ответила Моргана.

— О каких всплесках магии ты говоришь?

— Я ждала этот вопрос, Гермиона, — ведьма в плотную приблизилась к девушке и нежно взяла её под руку. — Давай пройдемся, тут действительно очень спокойно и тихо.

Гриффиндорка не стала противиться Моргане, и они медленно начали продвигаться вглубь леса.

— Твоя магия заточена в тебе, — начала ведьма. — Ведь, после войны ты практически не колдуешь, только на уроках. Магия копилась в тебе все это время, а потом ты начала работать с моей книгой. Как я уже говорила тебе, в книге тоже заточена магия. Ты — сильная ведьма, Гермиона. Но даже твоя сила не идет ни в какое сравнение с моей. Читая книгу, ты начала подпитывать себя моей магией, а она, в свою очередь, начала сосредотачиваться в тебе.

Гермиона внимательно слушала Моргану, стараясь вслушаться в каждое слово. Пейзажи вокруг них начали сменяться. Солнечная лесная лужайка превращалась в сумрак. Сквозь ветки деревьев перестали пробиваться солнечные лучи, а ветер начал усиливаться.

— В свое время ты выбрала светлую сторону. Так ведь? — продолжала говорить её спутница. — Но уверена ли ты в том, что эта самая светлая магия была заложена в тебе изначально? Если ты помнишь, я тебе рассказывала о том, что мы сами не выбираем, какую сторону принимаем. В каждом волшебнике есть свет и тьма, но что-то обязательно берет верх и определяет его. Ты никогда даже не допускала того, что в тебе может быть что-то темное. За годы обучения и Войну ты истратила весь свой светлый потенциал. Даже в самом злом волшебнике всегда живет свет, который позволяет ему кого-то любить, например. Или проявить какое-то сочувствие, — Моргана остановилась и посмотрела в глаза Гермионе. — Этот свет не берёт в нём верх, он существует для некоего баланса. Но ты растратила весь этот свет, даже больше. Ты выжала все из своей светлой стороны.

Они остановились и Гермиона осмотрелась. Вокруг была непроглядная темнота и холод, слышались какие-то звуки вдали, напоминающие животные рев. Холодный ветер больше не ласкал кожу, а грубо вторгался в легкие.

— Ты не оставила своей душе даже капельку света, тем самым нарушив этот тонкий душевный баланс. Вот, во что превратилась твоя душа, — Моргана раскинула руками, очерчивая темноту вокруг. — Ты выжгла свою светлую сторону, Гермиона. Каждый раз, когда ты пытаешься сотворить светлую магию, твоя душа упирается, поэтому ты живешь в боли. Позволь руководить твоей истинной магии, и ты почувствуешь себя свободной. Если ты мне не веришь, то попытайся вызвать Патронус, когда очнешься, и ты убедишься.

Гермиона застыла, пытаясь уловить смысл сказанного. Это не укладывалось в голове гриффиндорки, она не могла поверить в то, что говорила ведьма. Все её нутро отвергало то, что в ней не осталось светлой магии.

— Нет, нет, нет. Это не правда, — Гермиона затрясла головой, отрицая все сказанное. — Так не может быть, нет. Светлая магия не могла просто исчезнуть из меня, так не бывает. Ты врешь. Ты ведь сама сказала, что я в любой момент могу отказаться от твоей книги.

— Да, ты можешь отказаться от неё, это правда. Но только легче тебе от этого не станет, — голос Морганы звучал мягко и чужеродно для всей обстановки. — Как думаешь, сколько ты еще проживешь вот так? Ты нормально не спишь, не ешь. Ты сама себя калечишь, чтобы избавиться от душевной боли. Ты думаешь, что проживешь так долгую и счастливую жизнь? Ты ведь не можешь посмотреть на свое отражение в зеркале, потому что оно тебя пугает. Ты медленно и болезненно умираешь. И спасти себя можешь только ты сама.

Слезы предательски подступили к глазам и скатились по щекам. Это плакала не Гермиона, это плакала её душа. И это ощущалось совсем по-другому. Это не было похоже ни на одну из её истерик, это было ново. Каждая слеза казалась расплавленной лавой, которая прожигала лицо. Холодный ветер хлестал одежду на девушке, ударяя по ногам и телу. С каждым тяжелым вздохом темнота вокруг сгущалась, а порывы ветра становились холоднее. Животный рев не слышался уже слишком далеко, а был буквально за её спиной. Гриффиндорка чувствовала чье-то присутствие рядом, чувствовала своё собственное замедленное сердцебиение.

Моргана лишь крепче сжимала её руку и ничего не говорила. Она ждала, пока Гермиона успокоится. Рыжая ведьма знала, что все, что происходит вокруг, вызвала сама Гермиона, это был ураган в её душе.

— Только я сама могу себя спасти? — спросила Гермиона, когда слезы начали уже высыхать на щеках. — А родители? Их я спасу?

— Да, — коротко ответила ведьма. — Спасешь себя, и найдешь спасение для них. Позволь своей истинной магии вырваться наружу. Это не будет легко, но я тебе помогу, я тебя научу. Я подарю тебе магию, о которой другие волшебники даже не мечтали. Просто позволь мне помочь тебе.

Сейчас. Сейчас Гермиона должна принять решение. Правильное решение.

Родители. Спасешь себя, и найдешь спасение для них.

— Я согласна.

Темный вихрь закружил вокруг ведьм, поднося их в воздух. Гермиона почувствовала внезапную легкость, которая просочилась в каждую клеточку тела. Рана, которая кровоточила последние месяцы в её душе, быстро затянулась, не оставляя даже шрама. Весь яд из неё испарился, разнося свежую кровь по венам.

— Возьми мою палочку, теперь ты ее хозяйка, — обратилась к девушке Моргана, протягивая ей свою палочку. — И вот, это ожерелье, оно убережет тебя.

На шее Гермионы появилось ожерелье из чистого серебра, инкрустированное зелеными рубинами.

— У тебя все получится, Гермиона. А теперь ты должна очнуться.

Моргана отпустила руки Гермионы, отпуская её в вихрь. Темнота вокруг начала рассеиваться, уступая место вспышкам света. Тело начало наливаться свинцом, теряя свою невесомость.

Резкий запах зелий ударил в нос, заставляя девушку поморщиться. Тяжелые веки с трудом открылись, приоткрывая перед девушкой картинку с изображением потолка в больничном крыле. Ну, конечно. Она снова в больничном крыле. Тело начало резко сигнализировать гриффиндорке о том, где болит. Сбитые в кровь коленки начали жечь под тонким покрывалом, а разодранные ладошки не смыкались в кулак.

— Очнулась, Грейнджер? — раздался мужской голос.

Гермиона попыталась поднять голову, чтобы увидеть, кто к ней обратился. Но одно неосторожное движение, и голова превратилась в неподвижный свинец. Пару секунд, и еще одна попытка, которая оказалась удачнее. Гриффиндорка аккуратно подняла голову, перемещая вес тела на подушку, чтобы принять сидячее положение. В глазах тут же потемнело от такого движения. Как только черные пятна исчезли, она увидела Забини, который сидел у её ног.

— Блейз? — голос Гермионы звал хрипло и тихо.

— Собственной персоной, Грейнджер, — Забини театрально склонил голову. — Ты не перестаешь меня пугать. За один день ты чуть ли не добилась седых волос на моей голове. Знаешь ли, седые мне не к лицу.

Мулат ухмыльнулся и посмотрел на гриффиндорку.

***

Он приходил к ней всю неделю, но видел одну и ту же картину. Она лежала без сознания. В тот вечер она развернулась, чтобы уйти, и через секунду рухнула без сознания. Забини подскочил к ней, чтобы помочь. Её колени были сбиты в кровь об каменную кладку пола, ладошки тоже были в крови. Изо рта лилась темно-бордовая струйка.

Даже в приглушенном свете школьных коридоров можно было рассмотреть кровавый оттенок ее крови, она была почти черной. Он подхватил её на руки, отметив, что она была практически невесомой. Казалось, что больше весит её школьная форма, чем она сама. Пролетая школьные коридоры, он направился в сторону больничного крыла. За несколько поворотов к цели он увидел Малфоя, который разлегся на подоконнике школьного коридора.

— Малфой! Помоги мне! — крикнул мулат другу.

Малфой приблизился к Забини и застыл в нескольких шагах, рассматривая девушку на его руках.