— Не совсем правильно, мам? — усмехнулся Драко, когда женщина спустилась по лестнице. — А что правильно? Нет, ну ты мне расскажи, что правильно, а я послушаю.
— Тебе нужно…
— Что мне нужно?! — он перебил её, вспыхивая с каждым словом. — Может мне нужно быть, как мой отец? Твердить, как полоумный, о чистоте крови, всё время презирать тех, чья кровь внешне ничем не отличается от нашей? Может быть, мне нужно продолжать плеваться слюной, доказывая Грейнджер, что она поганая грязнокровка? Прикрывать своих дружков, которые калечили чужие судьбы, только потому что мы все — будущие прислуги Тёмного Лорда? Так его больше нет, мама! Подох ваш Тёмный Лорд! И все его слуги тоже подохли! Где Люциус, Нарцисса?
Никогда прежде Драко не позволял себе срываться на мать, всегда относясь к ней с трепетным уважением и нежностью. Он любил её настолько, насколько можно было любить человека, который в своё время не заступился за него. Но у него не было того, что было у Грейнджер — дара всепрощения. Малфой не смог проглотить ту обиду, и даже любовь не помогла.
— Драко, я же… — с глаз миссис Малфой сорвались горькие слёзы. — Ты — не твой отец, и никогда им не был. Я даже не думала о том, чтобы говорить тебе что-то подобное… Ты гораздо лучше своего отца…
— Нет, я не лучше. Мы оба были простыми трусами, и это единственное, что нас связывало.
Он вернулся в спальню к Грейнджер, пока Нарцисса осталась плакать на диване. Возможно, в нём говорило безумие на пару с обидой, а возможно, что только в Грейнджер он видел ту, которая всегда была рядом. Как бы глупо это не звучало.
Он стоял в нескольких шагах от Люциуса, видя, как отец готовится выдать ему ответ. Драко позволил себе непозволительное — он перечил тому, кем раньше так сильно восхищался. Впервые в жизни юнец решился выступить против, понимая, что этого ему просто-напросто никто не простит.
— Повтори! — рявкнул Люциус. — Повтори ещё раз, что ты там промямлил!
— Я сказал, что мне неинтересно это, — более твёрдо сказал Драко. — Мне плевать на воскрешение Тёмного Лорда, на всю его политику. Я не хочу в этом участвовать.
За его спиной стояла взволнованная Нарцисса. Малфой-младший слышал тяжёлое дыхание матери, её тихие всхлипывания, но он ждал поддержки с её стороны. Ему так хотелось, чтобы в этом поганом доме был хоть кто-то на его стороне. Он был, в первую очередь, самым обычным ребёнком, который нуждался в родительской поддержке, а только потом он был будущим Пожирателем. И Драко не желал для себя такого будущего.
— Неблагодарный щенок! — Люциус отвесил сыну сильную пощёчину, что тот просто упал на колени. — Сойдёмся на том, что ты просто встал не с той ноги.
Драко на миг повернулся к Нарциссе, а в его серых глазах плескалась мольба о помощи и поддержке, но женщина лишь содрогнулась от подступающих слёз.
Isak Danielson - Broken
Сколько раз он бы не ломал её, но она продолжала бежать за ним, словно не боялась получить ещё одну больную пощёчину. Это было похоже на самую настоящую собачью верность, но и Малфой был ей верен.
Он неизменно и верно причинял ей боль, как способ заглушить свои чувства. В его больном сознании родился сомнительный план, которого Малфой придерживался всё время. Считал, что сможет отвернуться от той, в кого был так влюблён, если увидит, что она такая же, как и он. Думал, что пока в Грейнджер есть то, чем можно восхищаться, до тех пор он и будет любить её, а сломанная она будет ему не нужна.
Глупец.
Это было не восхищение, не симпатия, и даже не любовь. Это была зависимость.
«Счастливый конец. Умереть в один день. Семья. Безоблачное будущее» — это всё не об их истории, и никогда не было о них. С первой встречи, с первого взгляда и с первого осознания. Он бы хотел её отпустить, чтобы надеяться на то, что где-то за океаном её поджидает счастье, но не смог бы уже. Малфой слишком привык к тому, что она рядом.
Пусть ненавидит его, пусть презирает, пусть убивает каждое утро, но только пусть будет рядом. В мире никто и никогда так сильно не любил, как он её. Да, он готов назвать эту зависимость любовью — чем угодно, но это делает его живым, это зашивает одни раны, но расковыривает другие.
Она снова ушла. У него назначено ещё одно свидание, но Малфой думал только о том, что несколько минут назад Грейнджер сидела тут перед ним. Его руки дрожали, а грудная клетка ходила ходуном, потому что она всё же пришла. После всего, что произошло, его гриффиндорка сидела перед ним, говорила с ним и подарила ему поцелуй.
Он что-то наплёл ей о своих идеалах, опять струсив признаться в истинных чувствах.
Боль от того, что дверь закрылась за ней в очередной раз, обязательно ещё откликнется в недрах души, но пока что можно было распробовать на вкус её губы. Такого момента Малфой больше не переживёт, и он прекрасно понимал это. Его не беспокоило то, что члены Визенгамота упекли его в Азкабан, что дементоры будут кружить над его головой — пусть хоть всю душу высосут из него. Он знает, что это воспоминание будет запрятано так глубоко, что никто и никогда к нему не доберется.
— Плохо выглядишь, — Блейз сел напротив него. — Чего ты хотел?
— Ты даже не поздороваешься со мной?
— Ты написал мне, попросил о встрече — я пришёл. Что нужно?
— Я думал, что ты будешь на слушании, — начал Малфой. — Я бы хотел, чтобы ты присмотрел за Нарциссой, пока я тут.
— Прости, но нет, — Забини развёл руками. — У меня своих дел хватает.
— Я думал, что мы с тобой друзья.
— Ты только так думал, Малфой, — он встал из-за стола, явно не желая продолжать этот разговор. — Слишком много есть того, за что я не могу тебя простить.
— Вот как? — усмехнулся блондин. — Надеюсь, что мы больше никогда не встретимся с тобой, Забини.
— Не думай, что я испытал хоть какое-то удовольствие от того, что видел тебя все предыдущие годы, Малфой. Ты — самое простое ничтожество, и ты не заслуживаешь на дружбу. Как ты можешь говорить мне что-то о ней, когда на твоём предплечье Чёрная метка. Точно такая же, как у тех ублюдков, убивших мою мать. Или ты думаешь, что семья только для тебя что-то значит?
Драко покосился на мерзкую отметину, на пожизненное клеймо «паршивой овцы». Он и сам себя ненавидел за это, но теперь было поздно о чём-то сожалеть. Былого не вернуть, а ему было что исправить в прошлом.
— Не думал, что ты такой нежный, — съязвил Малфой. — Прощай, друг.
— И за неё я тоже тебя не простил, — отозвался Забини. — Ты не заслужил её. В тебе нет ничего из того, что могло бы сделать её счастливой. Пусть она тебя прощает сколько угодно, это только её выбор, но помни о том, что я тебя не простил. Я буду тебя ненавидеть всегда. Я буду напоминанием о том, что ты сделал, Малфой. Если когда-то тебе посчастливится хоть что-то из этого забыть, то я появлюсь на твоём пороге и напомню. Я протяну тебе руку и скажу лишь: «Здравствуй», а ты вспомнишь всё. И мою мать, и то, как оставил её на полу Выручай-комнаты.
Мулат громко захлопнул за собой дверь его камеры. А внутри Малфоя снова что-то надломилось. И что-то родилось. Кто-то.
— Я любила тебя, Малфой! — она вскочила на ноги, и пошатнувшись, вцепилась за прикроватную тумбочку. — Я так сильно и так отчаянно тебя любила, что прощала тебе всё! Блять, да я и сейчас люблю тебя! Да! Да, Малфой! Это херово чувство ни разу меня не отпустило, как бы я не пыталась его перекрыть каким-то другим! Я ненавидела тебя, желала тебе смерти. Я хотела, чтобы ты сдох в муках, но по итогу я стою тут, перед тобой, готова чуть ли ни на колени опуститься, и снова признаюсь тебе в своих чувствах!
Она говорила искренне, как и всегда. Он не помнил ни единого раза, чтобы она лукавила. По крайней мере о своих чувствах Грейнджер всегда говорила ему откровенно. У них так было от начала, и так будет до самого конца. А вот Малфой редко открывал душу перед ней, но ведь больше скрываться смысла не было.
Грейнджер давно лишила его покоя. Он был помешан на ней. Ему никого больше не нужно было. Драко больше не думал об Астории, позабыл своего сына. В комнате полной искусства Малфой был готов смотреть только на одну неё. Все свои девять жизней он готов положить на её алтарь, только бы иметь возможность касаться её и смотреть на то, как она застёгивает своё платье.
