Она взяла полотенце и замерла ошарашено, хлопая на меня большими глазами. Странные. Горчичные с золотистыми крапинками… Я отвел взгляд и вышел. И только тут сообразил, что девчонке банально холодно в камере, поэтому и дрожит. Она не только оборачиваться не умеет, она вообще как слепой котенок в этом мире – ни инстинктов, ни способности чувствовать сородичей… ни умения противостоять холоду.

В груди резануло тупой привычной болью, когда вспомнил Лину – дочь. Мне всегда приходилось топить печь в своем доме в горах, чтобы малышка там не мерзла. И кутать ее приходилось в два одеяла все равно. Еще и сгребать в охапку, чтобы согрелась и уснула. Так редко это было… И я помнил каждый такой раз.

– Черт, – процедил сквозь зубы, хватая штаны с кровати.

Я старался не давать фантазии волю – давно в мыслях не рисовалось лицо моей девочки. Потому что стоило подумать, и меня тянуло в черный омут отчаяния. Как ей должно быть сейчас страшно… если она вообще жива.

На базе ее не было. И это не оставило мне выбора, кроме как сдаться, потому что теперь я знал точно, что заказчиком был ублюдок, приближенный к президенту. И теперь единственным шансом выманить тварь покрупней было создать иллюзию, что я готов вести переговоры…

Энди замерла у выхода из душевой – я слышал, как часто она дышит.

– Ложись на кровать, – повторил приказ.

Пока мы были в душе, в камеру доставили ужин. Надо будет осмотреть девочку и накормить. Но с каждым пунктом у меня предполагались проблемы: Энди не слушалась. А стоило обернуться, попятилась обратно в ванную. И меня взбесило. Я в один шаг настиг ее, дернул к себе в руки и перекинул через плечо. Энди задергалась, испытывая терпение зверя. А мне даже и помочь ему было нечем – не ожидал, что все так обернется. Мне эта беготня по камере вообще не улыбалась.

Я уложил Энди на кровать, сдернул в нее полотенце… и задохнулся от вида ее тела. Крепкая задница, подтянутый живот, небольшая грудь, и кожа цвета карамели. Она создана, чтобы ее сожрать… В глазах аж потемнело, а мозги замкнуло от нехватки кислорода. Дурочка еще и вскочила на четвереньки, пытаясь дать деру по кровати. Вроде бы за плечами какая-никакая подготовка, а ударилась в истерику. Хотя как подготовиться к такому?

Одним броском я схватил ее за ноги и подтянул к краю. Энди шлепнулась голым задом прямо о мой член, натянувший штаны, и в голове взорвались предохранители.

Что-то все шло совершенно не по плану. Выдержка? Трезвый расчет? Я забыл эти термины напрочь! Я зарычал и вздернул ее на колени, хватая за горло. Мне осталось только сдернуть штаны и войти в нее снова.

Я угрожающее коснулся губами метки и медленно насадил ее на член. Видел, как закатились ее глаза, грудь метнулась вверх, и я тут же накрыл ее свободной рукой, осторожно сжимая.

Идиот… Думал, все под контролем? Давно вообще мне так сносило крышу? Какого ж черта? Где я просчитался?

Ответом был рваный стон девчонки и мой сдавленный рык. Не стало ничего важней того, как она сжала меня внутри себя. Ее открытый рот, дрожащие ресницы и изящно выгнутая спина притягивали взгляд и не оставляли шанса вернуть контроль. Я слушал ее, двигаясь медленно, а на самом деле наслаждался секундами ее подчинения. Захотелось, чтобы она кричала, и я задвигался быстрее и жестче, наблюдая, как изгибает брови и закусывает губы…

Ее первый стон скрутил все внизу живота в горячий узел. В голове окончательно замкнуло – я не видел уже жертвы перед собой, только избранную самку, которую вдруг захотел до одури. Меня не смущало ни место, ни контекст – зверь завладел ситуацией, послав к чертям мои планы. А я был и рад сдаться хоть ненадолго. Потому что месяцы напряжения и страха выжали меня досуха…

Ее кожа покрылась каплями пота, крик и звуки ударов моих бедер о ее отражались от стен и вибрировали на металлических решетках, а мне все было мало. Я жадно бился в нее до полного опустошения и почти не заметил своего оргазма, но едва не кончил снова от ее…

Пришел в себя, когда она заерзала подо мной, пытаясь отодвинуться. Собрать себя оказалось непросто. Выпустить ее из лап – тоже. Особенно – когда взгляд зацепился за царапины на гладкой коже.

– Лежи, – приказал хрипло. Горло драло от сухости, а ноги дрожали. Мне будто снова было двадцать…

– Издеваешься? – тихо простонала она.

Похоже, гормоны действовали только во время секса вместе с токсином, а теперь она снова приходила в себя и начинала огрызаться. Все, что так ценилось в живом товаре из Клоувенса, теперь было в моем полном распоряжении. С губ сорвался смешок, и пальцы сжались в кулаки до хруста.

Я спасал одну девочку ценой другой…

Неизвестно, спасу ли дочь.

Но Энди уже покалечил.

Я пошарил в содержимом тележки, которую бросил доктор, и вернулся к кровати с антисептиком и салфетками. Энди даже не дрогнула, когда приложил тампон к царапине.

– Садись.

– Зачем?

– Еду подам.

– Я не буду.

– Я не спрашиваю.

– Оставь меня в покое, – скосила на меня взгляд. – Ты используешь и выбросишь, так какое тебе дело до моего здоровья…

– Я сказал, я не спрашиваю тебя, – зарычал, подхватывая тарелку.

– Сам ешь, – уперлась бестия.

– Не будешь есть, будет третий раз, – процедил я. И при этом был далек от шуток.

Не бывает так в нормальном варианте. В случае истинной пары, говорят, вообще без слов понимаешь друг друга, поэтому и речи нет о подобной возне и противостоянии.

С бывшей женой мы просто приняли друг друга, так и не найдя истинную пару. Так тоже часто бывает, и это не самый плохой вариант. Даже лучше. Спокойней, разумней. Но жить со мной она так и не смогла. И даже общая дочь не удержала нас в общей в постели – редкий случай.

Оба этих варианта исключают опасность гибели в зверином союзе совершенно непокорной самки, как та, которую я себе организовал тут за решеткой.

– Чего ты добиваешься? Чтобы я тебе горло перегрыз за неповиновение?

– Черт, и весь твой план к чертям пойдет, да? – зло оскалилась она.

Я тяжело сглотнул и направился к кровати, не спуская взгляда с девчонки. Боялась. Ежилась с каждым вдохом, а когда я рывком сцапал ее, запустив пальцы в волосы, забилась в руках истеричной синицей.

– Правда хочешь умереть? – прорычал, тряхнув ее, как котенка. – Готова к тому, что я порву тебе глотку, и ты медленно сдохнешь в конвульсиях? – И я выпустил своего зверя, давая ему возможность подкрепить мои слова кровавыми дорожками от когтей на ее шее. – Думаешь, можешь смотреть смерти в глаза, и ничего тебе за это не будет? Черта с два! Ты посмотри сначала в глаза тому, кто сдыхает с переломанной тобой шеей, а потом уже смело ставь мне тут условия!

Я толкнул девчонку на кровать и проследил, как она пятится в угол, пытаясь инстинктивно забиться подальше. Котенок – одним словом.

– Ешь, – поставил тарелку на край кровати.

Она хоть и глядела с ненавистью, но все равно подчинилась – вяло поковыряла еду, пока я занялся плечом. Рана ныла, хоть и не представляла опасности, но это не делало меня сговорчивей.

– Что еще мне сделать, чтобы не рисковать своей жизнью? – отставила она тарелку.

– Ложись спать, Энди, – выдохнул я, жмурясь от боли в воспаленном плече и совести.

Гормоны схлынули не только у нее. Обезболивающий побочный эффект тоже кончился.

Она послушалась не сразу – сидела еще некоторое время, поджав под себя ноги, и смотрела в стену. А я позволял ей это – пусть хоть немного сохранит иллюзию собственного достоинства, пока моего зверя это устраивает.

Мне казалось, что отправиться в ад одному правильно. Мне и так туда дорога… Я не думал о том, что станет с той, которой не повезет оказаться предметом торга с моими тюремщиками. Еще совсем недавно все мысли были о дочери и необходимости сделать все, чтобы спасти ее. Теперь же я думал об Энди.

Она ворочалась, часто дыша и явно мерзла. Каждый ее всхлип вспарывал душу. Да и к черту. Возврата к прежней жизни все равно нет.