Опять же, Аделаида соглашалась с тем «порядком вещей», что каждый человек должен был исчезать с лица земли, иначе (если бы люди были вечными) случился бы неимоверный застой, и эволюция, в необходимости которой нас давно уже убедили ученые, в итоге сошла бы на «нет». То есть, для того, чтобы прогресс шел полным ходом, поколения должны сменять друг друга. Вроде бы это азбучные истины. Но как жестоко – согласитесь? – наделить человека Разумом, знающим, что вскоре он уйдет в никуда?!! Господь Бог – явный маньяк-садист, ведь каждую секунду он наслаждается страданиями уходящих! А все эти сказки о вечной жизни придуманы, как жалкое утешение для тех, кто привык себя обманывать.
И еще Аделаида не могла простить Богу самого главного: что живое пожирает живое: и в природе – ведь маленьких волчат тоже жалко, они умрут, если не покушают зайца; и в человеческой жизни, когда убивают симпатичную умную свинку или миленького ласкового теленка…
Аделаида думала об этом часто. Но вот ведь что странно: она не могла стать вегетарианкой! Больше всего на свете она любила мясо. Стоило ей не поесть мяса неделю, как она чувствовала себя не в своей тарелке, начинала заболевать физически, ей страшно не хватало вкусной жареной отбивной, сочащейся дымящим соком!!!
Может быть, астрологи в чем-то все-таки правы, и астрология не такая уж лженаука: Аделаида была по гороскопу Лев, а родилась она (по китайскому календарю) в год Белого Тигра. Как сказала ей одна тетка-экстрасенс, это было «убойное» сочетание.
Она ехала в поезде Петербург – Москва, точнее, в «Авроре», и напротив сидела женщина, всю дорогу как-то пристально на нее глядевшая. И вдруг она спросила у Аделаиды:
– Как же вам живется среди мертвецов?
Аделаида опешила, но почему-то поняла, о чем говорит эта странная женщина, почему-то она сразу уловила подспудный смысл ее слов. Та имела в виду, что Аделаида живет среди «духовных мертвецов», ведь большинство людей рождаются, живут и умирают, так и не став людьми в полном смысле этого слова, поскольку вся их жизнь проходит во внешних проявлениях, такие люди (а их большинство) не имеют внутреннего мира, а живут тем, что зарабатывают деньги, делают карьеру, рожают потомство и совершенно не задумываются, для чего все это (и правильно делают!!!)
Вот что имела в виду ее соседка по купе, и Аделаида ее прекрасно поняла. Но как ответить на такой сложный вопрос? Аделаида пожала плечами.
– Да так, живу вот как-то, что еще остается?
Женщина после этого совсем «разошлась»: она стала говорить такие вещи, которые приводили Аделаиду в дикое смущение, она даже оглядывалась на окружающих (которых, кроме них, было еще четверо – в «Авроре» в купе втиснуто шесть человек: трое сидят напротив еще троих).
Но окружающие совсем не понимали, о чем шла речь, и не обращали внимания на странные слова странной тетки. А та, между тем, говорила Аделаиде такие «комплименты», которые, по мнению Аделаиды, вообще нельзя было произносить вслух (хотя в глубине души она все это знала про себя с раннего возраста, но одно дело – знать внутри, а другое – когда все это говорит совершенно незнакомый человек, который, к тому же, совсем ее не знает… хотя и говорит такое, вроде эта женщина провела с ней целую жизнь).
Аделаида пыталась остановить поток льющихся на нее эпитетов вроде «гениальная», говоря, что она их совсем не заслужила, но женщина не унималась, и Аделаида вздохнула с облегчением, когда поезд подошел к Москве. Женщина сказала, что никогда и никого из посторонних не приглашает в гости, но вот с Аделаидой ей хочется общаться часами, и дала ей свой телефон и адрес. «Ну уж нет, – подумала Аделаида, и сбежала.
Конечно, гениальной себя Аделаида уж точно не считала. Гении – это там Бетховен, или Лев Толстой, или, к примеру, Пушкин…
А Аделаида, имевшая недюжинные способности, по большому счету, «похерила» все в жизненной суете. Чем только бог ее ни наградил – например, музыкальностью, Аделаида в детстве окончила музыкальную школу, можно было пойти в музыкальное училище, кстати, звали, а дальше светила консерватория. Но Аделаида представляла себе, какой это вообще-то адовый труд… и все желание стать музыкантом быстренько отпало. К тому же, слишком разнообразны были ее интересы, чтобы сосредоточиться на одной только музыке.
Она могла быть и музыковедом, и литературным критиком, и лингвистом (проблемы языка тоже всегда ее живо интересовали, ведь язык – это целая вселенная со своими очень трудно поддающимися постижению загадочными законами). А ее способности к иностранным языкам! Ей ничего не стоило выучить любой. В тех странах, где она бывала, она пыталась говорить с жителями на их языке и, как бы чудовищно это ни звучало – ее почему-то всегда понимали!
Но то ли из лени, то ли просто не до того было – толком она не выучила даже свой любимый ею в молодости французский язык. А ведь могла переводить французских поэтов, когда-то даже пробовала – и неплохо получалось.
Да что там – она писала свои стихи, которые как-то дала прочитать Анастасии Цветаевой, а уж люди из этой семьи понимали толк в стихах! Цветаева сказала ей, что надо печататься, но Аделаида представила, как она ходит по редакциям, предлагая свое, можно сказать, самое сокровенное, а равнодушные тетки и дядьки, зевая, говорят ей:
– Вы бы, девушка, лучше про Владимира Ильича написали, как он с детишками дружил, а у вас тут какая-то белиберда…
А потом она просто растеряла листочки со стихами в водовороте, который ее закружил (и кружит по сей день).
Когда Аделаида заимела ребенка, ей пришлось много писать за других – за это хорошо платили. Написав кому-то диплом, она еще и печатала его на машинке, тогда ведь не было компьютеров. Так и научилась очень быстро «шмалять», зарабатывая очень неплохие деньги, рублей по триста в месяц, а это тогда было зарплатой профессора.
Она вешала объявление где-нибудь на факультетах МГУ, и народ валил валом, потому что Аделаида славилась, как исполнительная, аккуратная, всегда все делавшая в срок, никогда никого не подводившая (иногда приходилось не спать по несколько ночей, чтобы выручить нерадивых студентов, приносивших свои «творения» в последний момент), к тому же она бесплатно исправляла стилистические (не говоря уж об орфографических) ошибки, а иногда и просто заново все писала. Некоторые иностранные студенты (особенно почему-то негры) приносили такое: «Она пошоль ходить», а один будущий кандидат исторических наук на протяжении всей своей диссертации много раз употребил выражение: «с глубоким уледотворением»… Да много было разных казусов, но всем Аделаида помогла и закончить институт, и защититься (одному студенту литфака даже понизили оценку, так как не поверили, что он способен написать такой диплом), и много еще чего было! Так что это самое «уледотворение» Аделаида испытала в полной мере – свое дело она делала отлично, люди были довольны, приходили кто с тортом, кто с цветами, а что никто, кроме заказчиков, не знал, что за всем этим стоит Аделаида – так ведь она не нуждалась в славе, она раз и навсегда отвергла для себя все эти фальшивые гуманитарные науки, это и настоящей наукой-то нельзя было назвать, это было сплошное извращение, продолжавшееся семьдесят лет.
И если мы преуспели в том, что «наши космические корабли бороздят просторы Вселенной», то для гуманитарных наук это были потерянные десятилетия.
Когда началась «перестройка», Аделаиде принес печатать диплом юноша с философского факультета, его заголовок был: «Общая теория систем». Аделаиду всегда интересовали такие вещи, поэтому, когда юноша пришел забирать отпечатанный диплом, она позволила себе сделать ему несколько замечаний. Тот разинул рот – впечатление было такое, что заговорила обезьяна, ведь он же явно был уверен, что она – простая машинистка, а тут вдруг – свободное владение темой.
Паренек, пришедший в себя через несколько минут, послушался Аделаидиных резонов, и защитился с блеском, а после защиты притащил к ней своего руководителя – доктора философских наук. Немного пообщавшись с Аделаидой, тот предложил ей идти учиться к ним на факультет. Увы… для Аделаиды все это уже было поздно – существовал ребенок, который нуждался в ее заботе, а для этого надо было много работать, чтобы заработать на «прожиточный минимум» и сверх того…
