Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Хазанов Борис

Шульц, или общая систематика осени

Борис Хазанов (Германия)

Шульц, или общая систематика осени

В пять часов утра наш дом купался в пылающем блеске раннего солнца, в этот торжественный час бесшумное, никем не видимое сияние брело по комнатам, где за опущенными занавесами ещё внушительно колыхалось безмятежное сопение спящих...

В ранний этот час мой отец - ибо он уже не мог спать - спускался по лестнице с бухгалтерскими книгами, собираясь открывать лавку, которая помещалась в нижнем этаже, на мгновение останавливался перед дверью, моргая, выдерживал атаку солнечного огня...

Магазин был для моего отца местом вечного мученичества. Это выросшее творение его рук наваливалось на него всё тяжелей и переросло его самого, то было бремя, непосильное для него, задача возвышенная и неразрешимая. Полный страха перед её грандиозностью и величием, поставив на эту карту всю свою жизнь, он с отчаянием замечал легкомыслие персонала, порхающий, безответственный оптимизм своих помощников, их шутовские, бессмысленные телодвижения на поверхности великого дела. С горькой иронией вглядывался он в череду этих лиц, не мучимых заботами, видел лбы, не изборождённые ни единой мыслью, проникал до дна этих глаз, чью невинную доверчивость не омрачала ни малейшая тень подозрения. Чем могла помочь ему мать с её лояльностью, с её преданностью? Её простой, не ведающей угрозы души не коснулся даже слабый отблеск этих чрезвычайных забот... От всего этого мира беспечности и праздномыслия мой отец всё больше отгораживался, всё настойчивей бежал в затвор некоего ордена и, поражённый этой распущенностью, посвятил себя одинокому служению...

("Мёртвый сезон")

* * *

Бруно Шульц на пороге своего дома в Дрогобыче

Город Дрогобыч, по-польски Дрохубыч, в ста километрах юго-западней Львова, с населением около 60 тысяч, из которых бoльшую часть составляли евреи, в сентябре 1939 года был занят немецкими войсками, затем, согласно договору о разделе Польши, немцы отошли на запад, чтобы уступить дорогу Красной Армии, и город вместе с Восточной Галицией стал частью Украинской ССР.

В июне 1941 г., в первые дни войны, части вермахта вновь вошли в Дрогобыч, а осенью следующего года в соседнем Бориславе произошёл первый еврейский погром. Те, кому удалось спастись от погромщиков - украинцев и поляков, были согнаны в учреждённое немцами дрогобычское гетто; среди его обитателей находился местный житель, учитель рисования Бруно Шульц. В четверг 19 ноября 1942 г. во время облавы Шульц был застрелен на улице шарфюрером СС Карлом Гюнтером. Ночью один из друзей Шудьца нашёл его труп и тайком похоронил на еврейском кладбище; могила не сохранилась.

* * *

Шестьдесят лет прошло после гибели Бруно Шульца, сто десять лет - со дня рождения, вернее, ночи с 11 на 12 июля 1892 года в доме отца, торговца мануфактурой Якуба Шульца, на Самборской улице в Дрогобыче. Бруно Шульц третий, самый младший ребёнок, диковатый, необщительный, рано обнаруживший художественное дарование. Семья не была религиозной, в документах отец называл себя поляком иудейского вероисповедания, в синагогу ходили по большим праздникам. Дома говорили по-польски, официальным языком учреждений был немецкий. Этот край на задворках дряхлой Австро-Венгерской империи граничил с Российской империей, такой же архаичной; его уроженцами были Йозеф Рот, Пауль Целан, Роза Ауслендер, Роза Люксембург, Манес Шпербер.

Шульц окончил дрогобычскую польскую гимназию, поступил в Высшее техническое училище во Львове, где собирался изучать архитектуру, но принужден был вернуться из-за болезни отца и угрозы разорения. Неудача постигла его и в Вене, там он начал было учиться в Академии изящных искусств; отец умер, магазин в Дрогобыче был продан.

В двадцатые годы Шульц, живший случайными заработками, создал цикл замечательных, отчасти напоминающих модного в начале века Фелисьена Ропса графических листов под общим названием "Книга о служении идолу". Папки с рисунками, которые он дарил друзьям, ныне хранятся в частных собраниях и некоторых польских музеях. К насчастью, рисунки выполнены на бумаге скверного качества, которая долго не протянет. В начале 90-х годов они демонстрировались на выставке в Мюнхене. Их тема - мазохистское поклонение женщине. Впоследствии эти рисунки подали повод для умозаключений о психопатологии автора, хотя в литературных сочинениях Шульца ничего подобного нет. Другие работы, созданные позже, - уличные сцены польско-еврейского городка в экспрессионистском стиле, автопортреты художника, идущего рядом с отцом, - могли бы служить иллюстрациями к его рассказам. Шульц получил - прежде чем обратить на себя внимание как прозаик - некоторую известность в польском художественном мире, несколько раз выставлялся. Ему удалось, сдав экзамен, получить место преподавателя рисования в гимназии.

Живя в глуши, он переписывался с писателями, приобрёл друзей, среди них были Витольд Гомбрович, Тадеуш Бреза, Юлиан Тувим. Мечтал жениться, сделал предложение поэтессе Деборе Фогель, но родители панны Деборы воспротивились союзу с провинциальным учителем. Ещё одна барышня, католичка, стала его невестой, ради неё он вышел из еврейской общины, собирался заключить брак в Силезии, переехать в столицу; женитьба не состоялась.

К этому времени (30-е годы) Бруно Шульц уже весьма широко печатался в польских литературных журналах, публиковал статьи, рецензии, выпустил два сборника новелл, перевёл на польский язык роман Кафки "Процесс" и даже удостоился литературной премии в Варшаве. Рецензент "Вядомошчи литерацки" называет его основателем новой литературной школы. Шульц ездил в Париж, где надеялся завязать связи с художниками, ничего не вышло. Первого сентября 1939 года, рано утром, крейсер "Шлезвиг-Гольштейн" открыл огонь по крепости Вестерплатте в устье Вислы близ Данцига, немецкие моторизованные части ворвались в Польшу, и жизнь изменилась.

* * *

Шульц был малорослый, щуплый человек с невыразительной внешностью, робкий, неуверенный в себе и наклонный к депрессиям. ("Не знаешь ли ты в Варшаве, какого-нибудь хорошего невропатолога, который полечил бы меня бесплатно? Я решительно болен - тоска, отчаяние, чувство неотвратимого краха, непоправимой утраты...." Письмо к Романе Гальперн, январь 1939). Во время оккупации присоединилось какое-то соматическое заболевание. Поначалу, с приходом русских, положение Шульца остаётся прежним, он всё ещё учительствует в гимназии Ягелло; теперь он гражданин СССР; посылает две повести (по другим сведениям, рассказ под названием "Возвращение домой") в Москву, в редакцию журнала "Интернациональная литература"; ответа нет, рукопись пропала, неизвестно, дошла ли вообще. Ещё один эпизод короткого междувременья: ко дню выборов в Верховный Совет Шульцу поручено написать портрет Сталина. Вождь народов в полувоенном френче, с литыми усами, с радостно-загадочным взором, украшает здание ратуши, но, к несчастью, загажен галками. По этому поводу художник, по словам Ежи Фиковского, заметил, что впервые в жизни испытывает удовлетворение от надругательства на его творением. Впрочем, ни в письмах Бруно Шульца, ни тем более в его сочинениях нет ни малейших следов интереса к политике. Другое дело, что "политика" сама проявила к нему интерес.

Со вторым приходом немцев, после начала войны с Советским Союзом, Шульц потерял своё место учителя. Как все, он должен был носить на рукаве повязку со звездой Давида. Гестаповец по имени Феликс Ландау, бывший столяр из Вены, ныне "референт по еврейскому вопросу", проявил внимание к художнику, приобретает его рисунки в обмен на продукты (Шульц живёт с родными, все без работы) и позирует ему. Референт живёт на вилле, где Шульцу велено расписывать стены спальни сценами из сказок. По протекции Ландау удалось получить другие заказы: росписи в конноспортивной школе и местном управлении гестапо, составление - но это уже скорее приказ каталога конфискованных библиотек. Сто с лишним тысяч книг свалены в помещенни дома престарелых, работы хватит на много месяцев.

1
{"b":"76834","o":1}