Литмир - Электронная Библиотека

Она бросила трубку, после чего позвонила шерифу округа, объяснила ситуацию и в самых вежливых выражениях попросила того призвать главного судмедэксперта к порядку и обязать его произвести вскрытие тела и взять образец легочных тканей. Шериф, видимо, также не был знаком с буквой закона и сказал, что в сферу компетенции главного судмедэксперта вмешиваться не намерен. Тут терпение Черити окончательно лопнуло. «Я просто поверить не могла, что он отказывается делать то, что положено», – рассказывала она. Тогда Черити выписала на официальном бланке приказ выполнить те же требования, а потом лично доставила и вручила его шерифу. «Теперь-то они запляшут», – решила она и стала дожидаться шквала телефонных звонков.

Просто так взять и проигнорировать официальный приказ шериф, конечно, не мог. Поэтому он позвонил главному юристу наблюдательного совета округа и попросил подтвердить его уверенность в том, что главный санитарный врач не уполномочена ему что-либо приказывать. Главный юрист Санта-Барбары, порывшись в документах, к своему собственному удивлению обнаружил, что шериф неправ, а права эта врачиха: побить приказ главного санитарного врача округа в случаях, касающихся инфекционных заболеваний, можно лишь козырным тузом личного распоряжения губернатора штата Калифорния. Но даже и губернатор мог это сделать лишь вкупе с объявлением чрезвычайной ситуации на территории всего штата.

Ну а раз так, Черити сочла вопрос улаженным. Однако в бюро судмедэкспертизы были другого мнения. «Звонят мне оттуда на следующий день, – вспоминала она, – и заявляют: „Окей, обязаны так обязаны. Исполним, но только не у себя в учреждении. Здание у нас старое, вентиляция никуда не годится“. – Я им говорю: „Хорошо. На выезде сделаете вскрытие?“ – Они мне: „Ладно, но только при условии вашего личного присутствия“». Тут она в который раз ужаснулась при мысли о том, что ждет округ Санта-Барбара в случае серьезной вспышки опасного эпидемического заболевания. «Если они сейчас так шарахаются от страха перед мифической взвесью туберкулезной палочки, – подумала она, – ты хоть представляешь, какая хрень поднимется, если к ним поступит на аутопсию умерший от лихорадки Эбола? Разбегутся, как черти от ладана…»

Вся эта история, как назло, наложилась еще и на рождественские каникулы. Ей тогда только что исполнилось тридцать семь, а «подарком» на день рождения стал развод с богатым хирургом и статус матери-одиночки трех малолетних сыновей. На следующий день после Рождества, подруливая к окружному моргу, Черити понятия не имела, что ее там ждет. Она чувствовала, что и главный судмедэксперт, и шериф округа раздражены ее назойливостью. Вот только степень их раздражения она явно недооценила, поскольку на тесной парковке при входе в окружное бюро судмедэкспертизы ее поджидали целых семеро сердитых мужчин – судмедэксперт и шериф со свитой. Они явно нацелились разыграть целый спектакль. А она приехала, как была, после уборки гор мусора из-под елки – не в боевых доспехах офисного костюма Talbots с юбкой-карандашом и на каблуках, а в аляповатом рождественском свитере и джинсах. Великолепная семерка же встретила ее облаченной в полные комплекты костюмов радиационной, химической и биологической защиты. «Смотрелись они как астронавты перед высадкой на Луну, – вспоминала Черити. – Ну, или хотя бы как если бы там действительно был вирус Эбола».

Окружной морг располагался в здании еще более запущенном и устрашающем, чем ее санитарно-эпидемиологическая контора. Торчащее на грязном пустыре среди редкой поросли карликовых дубов строение походило скорее на душевые при стоянке дальнобойщиков, чем на государственное учреждение. И снова ее посетила навязчивая мысль о том, что произойдет, случись эпидемия: где они будут складировать горы трупов? Поодаль от входа на раскладном столе лежал пластиковый мешок с телом умершей. Судмедэксперт теперь был откровенно вне себя от злости. Он еще раз прогнал от начала и до конца всю свою аргументацию: операция небезопасна, а потому санкционировать вскрытие внутри помещения и брать на себя ответственность за сопутствующий этому риск он отказывается. Затем он вновь сослался на всё ту же бредовую журнальную статью – на сей раз объясняя причину, по которой даже не вынес хирургическую пилу из прозекторской на улицу: известен случай заражения туберкулезом от трупа через пилу. А потому вместо пилы судмедэксперт прихватил с собой мощные садовые ножницы. С этими словами он их ей и вручил. Садовые ножницы. Явно ни разу не использованные, со сверкающие лезвиями, только что из ближайшего магазина сети по продаже всякой утвари «ACE», судя по стикеру на одной из красных рукоятей. Если новому главному санитарному врачу так нужно это вскрытие, пусть она его и произведет собственноручно, садовыми ножницами посреди двора. «Я-то думала, что еду туда в качестве наблюдателя, – поведала Черити, – а он затеял со мною игру на понты».

Медицина всегда представлялась ей делом мужским – особенно в подобных местах, где она напрямую соприкасается с государством. И тут Черити Дин внезапно поняла, в чем реальная проблема: это не мужчина, а трус. Старый козел до смерти напуган. Всю свою взрослую жизнь она имела дело с ужасающими болезнями – и заключила сама с собой пакт о бесстрашии перед их лицом. «Если ты профессиональный водитель, то знаешь, что рано или поздно попадешь в аварийную ситуацию, вот и готовишь себя к подобному повороту событий, отрабатываешь маневры по уходу от столкновения, запоминаешь, что делать, если избежать аварии не удалось, – сказала Черити. – Так и преодолевается страх. Ты просто принимаешь как данность, что однажды подцепишь болезнь». Мужчины же, как она заметила, были не способны к столь смиренному приятию перспективы заболеть, а внешне сильные и предположительно отважные мужчины – в особенности. Еще студенткой меда в Новом Орлеане она заметила неприкрытый и чуть ли не панический страх в глазах полицейских, доставлявших в приемное отделение университетской больницы пациентов с травмами. «Привезут кого-нибудь с огнестрельным ранением – а им хоть бы что, но, если вдруг выясняется, что у бедолаги еще и гепатит C или ВИЧ, они тут же, скуля от ужаса, бегут в душевую и поливают себя там хлоркой с головы до пят». Раз за разом она наблюдала, как эти коротко стриженные качки, всегда готовые и даже радующиеся возможности забраться в горящее здание ради спасения собачки, превращаются перед лицом болезни в неуверенных в себе встревоженных трусишек. Но более всего они боялись заболеваний, передающихся воздушно-капельным путем. «Это была главная причина, по которой мне не удавалось переловить и принудительно госпитализировать бродяг с туберкулезом, – сказала она. – Высылаемый за ними полицейский наряд тут же превращался в пугливых девчонок и отсиживался в машине, отправляя на задержание медсестру, от которой бездомные с легкостью ускользали».

Но и у Черити были свои собственные страхи, в том числе и мнимые. Она украсила стены своего рабочего кабинета и домашней спальни стикерами с мантрами – напоминаниями о том, как ей следовало бы жить, и большинство ее несбыточных надежд так или иначе касалось смелости и решимости.

Нет быстрого пути к бесстрашию.

Отвага подобна мышечной памяти.

И самый могучий дуб когда-то был желудем.

Подобно многим людям Черити нуждалась в напоминаниях. Однако в отличие от большинства она понукала себя сама. Безостановочно. Осознание того, что собравшиеся возле морга мужчины объяты страхом, который ей самой чужд, привело ее к мысли: «Они считают меня неспособной на это». И тут же к следующей: «Они так думают, потому что я не похожа на человека, который мог бы это проделать». Худенькая, ростом всего метр шестьдесят пять (за счет каблуков), сама она испытывала смешанные чувства относительно собственной внешности. Мужчины же, судя по всему, их не разделяли. Во всяком случае к свисту и улюлюканью в свой адрес она давно привыкла. И даже взяла за правило: при первой встрече с особью мужского пола определенной породы выдерживать паузу в тридцать секунд, чтобы самец успел прийти в себя, и лишь после этого приступать к изложению сути дела, по поводу которого возникла надобность к нему обратиться, особенно если требовалось что-то сделать. Мужчины судили о ней по наружности – и жестоко заблуждались. «Явное несоответствие формы и содержания», – так иногда она говорила о самой себе.

6
{"b":"768304","o":1}