– Не все! И он не херувимчик.

– Может, и не все, но ты хочешь. И да, твой Сема на самом деле не херувимчик, и скоро ты в этом убедишься. Но сейчас речь о другом. Я делаю тебе предложение руки и сердца. Выходи за меня, и продолжим эксперименты.

– Вы серьезно? Предлагаете мне брак по расчету? Да никогда!

– Не лукавь. Наш брак не будет фиктивным. Мы оба знаем, что в сексуальном плане хорошо совместимы. Я не мальчик, чтобы не заметить, что возбуждаю тебя. И никогда не скрывал, что ты тоже привлекаешь меня как женщина. Мы и в плане мироощущения близки. Разъединяет нас лишь уровень интеллекта, но тебя-то это как раз беспокоить не должно, – не удержался от колкости даже в столь ответственный момент циничный профессор.

– Интересно, в чем же, по-вашему, заключается наша духовная близость?

– Мы холодны, расчетливы, циничны и упрямы. Имеем хорошее воображение, но при этом полностью лишены эмпатии…

– Постойте, эмпатия – это что?

– Сочувствие, чуткость.

– Так и думала. Это неправда, я добрая.

– Ага, такая добрая, что отказалась с однокурсниками ехать в детдом, порадовать детишек концертом? Такая добрая, что всего один раз навестила бабушку, отправленную твоим отцом доживать свой век в доме престарелых? Такая добрая, что просила перевести тебя в другой класс, когда в вашем появился инвалид? И это из-за доброты ты обходишь стороной нищих и, как от прокаженных, шарахаешься от уродов и стариков?

Не знаю, где раздобыл Мориарти всю эту информацию обо мне, но она была правдивой. Однако я попыталась оправдаться:

– На самом деле мне всех их жалко!

– Ну, мне-то ты об этом не рассказывай, – усмехнулся профессор. – Я ж тебя за это не осуждаю, а наоборот.

– Думайте что хотите, но замуж за Вас я не выйду, – твердо отказала я Драгомирову. – У меня есть жених.

Честно говоря, Сема никогда не возбуждал меня так же сильно, как профессор, и его родители жили не намного лучше, чем Мориарти. Драгомиров был для меня более выгодной партией. Но меня пугал его цинизм, для меня он был словно темный омут, из которого могло вылезти все что угодно. Сема же был своим, почти родным, я ему верила и не собиралась его предавать. Я знала его 12 лет, и половину этого срока была в него влюблена. А сейчас вообще находилась в двух шагах от цели: я уже заводила разговоры о нашей свадьбе, и он покорно молчал, не поддерживая беседу, но и не высказывая возражений. Оставалось немного дожать, и он сделает мне предложение или же примет мое, как получится.

– Это окончательный ответ?

– Да!

– Хорошо, ставим последний опыт, я расписываюсь в зачетке, отмечаем наш договор и расходимся.

– Мы же ни о чем не договорились!

– Как это не договорились? Договорились не пожениться. Определенность – штука хорошая, за нее стоит выпить.

– Окей, – согласилась я.

Последний опыт был необычным. Драгомиров завязал мне глаза, надел на меня наушники и уложил на кресло, которое заранее разложил. Он включил мне какую-то музыку и приказал медитировать, представляя себе что-нибудь приятное, например, как я лежу на пляже, плаваю в теплом море. Он начал подсказывать мне, что воображать, и под монотонный гул его голоса я заснула. Мне снился пляж, залитый солнцем, шум прибоя и что-то еще, чего я уже не запомнила.

Когда я проснулась, Игорь Александрович сообщил мне, что эксперимент окончен, и протянул зачетку. Я открыла ее, чтобы убедиться в том, что оценка поставлена. Профессор не поскупился даже на «отлично». «Не такой уж он и козел», – подумала я, сообразив, что мой отказ даже не заставил его снизить отметку до «хорошо» или «удовлетворительно», а мы ведь не договаривались, что он поставит мне пятерку. В благодарность я согласилась посидеть с ним за столом и даже разрешила ему сделать со мной на прощание селфи. Шампанское снизило мою бдительность, и позировала я, позволяя Драгомирову обнимать себя за талию и плечи.

На следующий день фотографии с нашей с Драгомировым «прощальной» вечеринки были у Семы. И не только они. Похоже, у Мориарти в доме по всем углам были распиханы камеры. В итоге на одной фотке я была в рубашке Игоря Александровича (она была необычной, узнаваемой), на другой – он целовал меня в шею, а блузка на мне была расстегнута, на третьей он стоял, частично загораживая меня, в одних трусах.

– Это что? – спросил меня, пролистав перед моим носом пикантную подборку, Сема.

– Эти фотографии вырваны из контекста, – попыталась я оправдаться перед женихом. – У нас с ним на самом деле ничего не было.

– Как, по-твоему, можно фотографии вырвать из контекста? – насмешливо поинтересовался мой жених.

– Сейчас объясню, – начала я. – Вот на этой фотографии я переодеваюсь, потому что у него в доме парилка, она не после секса сделана.

– Не продолжай, – остановил меня Сема. – Звучит жалко и неубедительно. Не сомневаюсь, что и другие объяснения будут аналогичными. Мы больше не встречаемся. Мне не нужна девочка легкого поведения. Интересно, с кем ты еще переспала из-за оценок?

– Больше ни с кем, – я поняла, что глупо сформулировала ответ, оговорив себя, когда слова уже сорвались с моего языка.

– Вот и призналась, – зло произнес Семен. – Ты для меня – никто. Больше не звони, не пиши, и даже не приближайся ко мне.

– А что будет, если я нарушу твой запрет? – я прильнула к бывшему жениху и попыталась поцеловать его. Он отстранился и больно ударил меня по щеке. Я машинально закрыла лицо руками, так как мне почему-то стало стыдно. Стыдно и горько. Я почувствовала себя оскорбленной, обманутой, обокраденной и загнанной в угол.

Когда я отняла руки от лица, Семы рядом уже не было. Мне захотелось ласки и тепла. Я пошла на пляж. Был май, и вода еще не прогрелась, но где-то в подсознании засела мысль, что у моря я найду утешение. Несмотря на то, что на мне не было купальника, я скинула с себя одежду и вошла в воду. Оттолкнулась от дна, поплыла.

Что произошло потом, я не помню, но очнулась я на пляже, переполненном людьми. Сначала увидела над собой встревоженное лицо какой-то девушки. Потом надо мной склонился какой-то парень. Его лицо тоже выражало тревогу и озабоченность. Молодые люди переглянулись и пожали плечами, снова склонились надо мной.

Я села на теплом песке и только тут заметила, что девушка и парень совершенно голые. На пляже было много и других обнаженных людей. Они выглядели немного странно: худощавые, с непропорционально большими головами и огромными живыми глазами. Я посмотрела на себя. Нет, я все-таки была одета в те же трусики и бюстгальтер, в которых входила в воду. Но мне показалось, что изменилось мое тело: ноги и руки стали более тонкими и, кажется, хрупкими, талия тоже постройнела. Может, все это мне снится?

Вокруг меня собрались все, кто был на берегу. Они заглядывали мне в лицо, старались поймать мой взгляд, трогали мое тело, но ничего не говорили. Я догадалась, что попала на нудистский пляж при каком-нибудь пансионате для глухонемых людей. Но почему они пришли позагорать так рано? Хотя, вообще-то, холодно не было. Может, я переместилась в пространстве и времени? Да ну, это бред!

Молодая парочка, подошедшая ко мне первой, помогла мне подняться. Девушка накинула мне на плечи парео. Сама она натянула на себя легкие полупрозрачные шаровары. Я обернулась и увидела, что юноша облачается в аналогичные штаны. Поддерживая меня под руки, хотя я в этом и не нуждалась, так как не чувствовала себя обессиленной, глухонемые проводили меня в стоящее неподалеку бунгало и чуть ли не силой уложили в постель.

Потом девушка принесла какой-то коктейль и предложила мне. Пить на самом деле хотелось сильно. Я поблагодарила ее за напиток, забыв, что она ничего не слышит. Глухонемая улыбнулась мне и понимающе кивнула. Вскоре меня начало клонить в сон. Вероятно, мои новые знакомые, если их можно назвать таковыми, подмешали в коктейль снотворное. Поняв, что со сном бороться бессмысленно, я покорилась ему.