— Не бойся, Валя, его психика и не такое выдержит.

Подошло время ужина. Об Павле не забыли, но к общему столу не пригласили, а решили отнести ему ритуальную тарелочку с едой. Официантом вызвалась поработать Элла. Она все еще не знала о розыгрыше. Остановившись на безопасном расстоянии, Элла поставила тарелочку, смахнула слезу и послала другу воздушный поцелуй. Постояв несколько минут, молча ушла. Павел к еде не притронулся. Во-первых, не было аппетита, а, во-вторых, деликатный симптом его все еще беспокоил.

Наступила ночь.

Больной с большим трудом уснул на новом месте, но сон был беспокойным — его мучили кошмары. Ему снилось, что он уже умер и теперь предстал перед Высшим Судом. Начали зачитывать все его злодеяния. Павел принялся раскаиваться во всём, со слезами на глазах. Не успевал попросить прощения за одно злодейство, ему уже предъявляли другое. Оказывается, он много дел успел натворить. Вдруг, перебивая потоки его слов и слёз, грозно прозвучал голос: «Поздно каяться — пока жил надо было!!!»

Великопольский похолодел от ужаса. И вот, самый ответственный момент — оглашение приговора. Гремит гром, молния и… что-то падает ему на голову. Он проснулся. Дрожа от страха, огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, где он. Гром, молния, проливной дождь и крыша его дома свалилась на него. Он встал и спрятался под деревом. Голодный, мокрый, продрогший, несчастный. Так и уснул там.

Проснувшись утром, Павел долго не мог понять — жив ли он. Потом все же решил, что скорее жив, чем мертв. Сыпи не было, зуд не беспокоил, да и деликатный симптом отпустил. Вот только настроение было не радостное. Побрел к своему жилищу оценить нанесенный ущерб.

Начал ремонтировать крышу. «Еще неизвестно, сколько мне придется здесь провести времени…»

В этот момент он услышал шум и смех. «Радуются — думают, что я уже того, а не тут-то было!».

Пришедшие остановились на расстоянии и хором поздоровались:

— Здравствуйте, Павел Сигизмундович!

— Да уж, как видите, еще здравствую! Че приперлись? Думали поминать уже пора?

— Ну, что ты, Павел, мы пришли проведать тебя…, - начала скорбным голосом Валентина.

— И сообщить, что это был всего лишь розыгрыш! — продолжил Артур и все дружно рассмеялись.

— Поздравляю с чудесным выздоровлением! Небось, ночью уже свои грехи замаливал? Их ведь у тебя немало? — Дарья, не скрывая, наслаждалась этим моментом.

Паша от ярости сделался красным.

— Запомни, курица, смеется тот, кто смеется последним! — прорычал Великопольский, поняв что произошло.

— Умей достойно проигрывать! И просто признай, что я шучу смешнее!

Павел был в шоке. Да, как они могли так с ним поступить!? Как посмели? Он чувствовал себя униженным и оскорбленным. Поэтому наотрез отказался возвращаться в лагерь, заявив, что теперь будет жить здесь, в своем новом «доме», один.

Он ожидал, что сейчас начнут извиняться и уговаривать его. Не от всех, конечно, но ждал этого. Но ничего подобного не произошло. Все просто ушли. Почти все. Осталась Элла.

Дарья не скрывала радости от происходящего и, уходя, подошла к Павелу и подарила букетик из сорванных здесь же цветочков:

— Поздравляю с новосельем! Дружить домами не предлагаю!

Он со злостью швырнул букет в траву.

Оставшись наедине с Павлом, Элла попыталась его утешить и отговорить от принятого решения.

— А ты зачем осталась? Вали отсюда! Видеть никого не хочу! И тебя в первую очередь! Не ожидал от тебя подобного! Ладно эти! Но ты! Ты с ними заодно! — Великопольский пылал от злости.

Он был зол на весь белый свет. На всех и вся. На весь планктон, именуемый командой «Экстремального», во главе с ненавистной Дарьей!

На Сандерс, чтоб ему всю оставшуюся жизнь жилось так «весело», как ему сейчас, а еще на самого себя, так глупо попавшегося и выставившего себя на всеобщее посмешище. Он не мог все это держать в себе, надо было на кого-то выплеснуть. И этим кем-то стала Элла.

— Прекрати на меня орать! Уйти-то я уйду, даже не сомневайся, причем навсегда! Только сначала скажу тебе кое-что! Ты — самовлюбленный эгоист, думаешь и печешься только о себе! А обо мне ты подумал? Хотя бы раз за все время нашего знакомства? Ты же меня просто используешь! И если и проявляешь заботу или оказываешь внимание — это всего лишь верный знак того, что тебе снова что-то от меня надо! — у Эллы тоже много чего накопилось внутри.

День за днем все копилось и копилось, и сегодня была последняя капля. Она остановилась перевести дыхание и продолжила:

— Я, к твоему сведению, обо всем узнала только сегодня утром. Ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить? И знаешь, что смешно — они, в отличие от тебя, не сомневаются в моей преданности тебе.

Элла замолчала.

Павел тоже молчал. «Да, похоже, я перегнул палку с ней. Чего это я? Может, извиниться? Все таки не чужие. Да и пригодиться может. А, и так сойдет!».

Павел, молча, поднял цветы, подаренные ему Дашей, и поднес Элле:

— Мир?

Эля, выговорившись, почувствовала облегчение.

«Ну, и зачем я зря сотрясаю воздух? Знаю же — ему все равно. Но, как известно, любовь зла, полюбишь и… Вот именно его и угораздило полюбить!».

Для приличия Элла еще немножко подулась, но потом сдалась. Примирение было бурным, поэтому в лагерь вернулись лишь после обеда, веселые и слегка потрепанные.

— О, Павел Сигизмундович! Собственной персоной! Не верю своим глазам! Неужели так быстро соскучились? В гости или как? — Дарья изобразила удивление.

— Или как! — передразнил ее Павел.

— Как говорится: мужик сказал — мужик сделал! Сказал — буду жить сам, и — передумал! Вот это я понимаю: по-мужски! — теперь Дарья изображала восторг.

Павел покраснел от злости и приготовился уже ответить «любезностью» на «любезность», но вмешался Ершов:

— Ну, все, хватит! Пошутили, посмеялись и будет вам! Павел, мы рады тебя видеть.

— Не знаю, кто такие «мы». Лично я — предпочла бы не видеть и как можно дольше! — возразила Дарья.

— Воронцова! — Станиславович уже начинал злиться.

— А что я? Я же только озвучила свое мнение!

— Павел, Элла, вы же голодные! Валечка, накорми их, пожалуйста! — уже не обращая внимания на выпады Дарьи, засуетился Ершов.

Валя выполнила просьбу.

Прибывшие, действительно, прилично проголодались и с аппетитом принялись за еду.

— Приятного аппетита! — пожелала Дарья и добавила шепотом для Павла: — А не боишься? У нас еще есть чудо-капельки!

Павел закашлялся, подавившись, но потом продолжил трапезу.

После обеда Великопольский решил поквитаться с виновницей всех его бед и несчастий последнего времени.

— Я предлагаю вернуться к теме несостоявшегося нашего отъезда и найти виновных, — начал он издалека.

— Да что их искать? — удивился Артур. — Наш виновник известен — это господин Сандерс! Жаль, что не достать его отсюда, а то бы!

— Это да, — перебил его Павел. — Но у нас есть провинившиеся и поближе!

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Станиславович.

— А то, что совсем недавно кое-кто убеждал нас отнестись серьезно к словам нашего чокнутого спонсора и начать подготовку нового выпуска безотлагательно. И что же мы видим? Коллектив поддержал и окунулся в работу, а инициатор отлынивает и кормит завтраками. Не хотите ничего нам сказать, Дарья Андреевна?

— Вам — ничего! Хотя, нет, у меня тоже есть вопрос — а твою часть работы мы, когда сможем почитать? — огрызнулась Дарья.

— Подожди, Дарья! А я согласен с Павелом! — неожиданно выступил Станиславович. — Сценария до сих пор нет! От съёмки увильнула! Какой ты пример подаешь?

— Но, Платон Станиславович…, - начала было Дарья.

— Значит так! — грозно перебил ее Ершов. — Завтра хочу видеть твой шедевр, или хотя бы его наброски, а сегодня, повторяю — сегодня, поступаешь в полное распоряжение Ростислава!

- Подождите, Платон Станиславович…

— Это приказ! Если кто забыл: пока я — директор! — отрезал Ершов.