— Я бы и сам хотел знать. — отвечал даханавар — то, что в ней лежит принадлежит человеку, который вчера ночью вышел из дверей вашего дома. Возможно, вы знаете о нем больше моего и это поможет нам понять, что случилось с вашей дочерью.
Кади успокоился, присел на кушетку и крикнул Фарихе, что бы та принесла лампу. Женщина будто только того и ждала, поспешила выполнить просьбу хозяина. Когда светильник был водружен на стол, кади открыл шкатулку. На его дне лежал небольшой предмет, завернутый в платок. Прежде ткань была белой, но теперь ее покрывали бурые пятна. Кади развернул загадочный сверток и тут же отшатнулся.
— Фу! Что за мерзость! Что ты принес в мой дом? — с брезгливостью он оттолкнул шкатулку по направлению к Шамилю.
Шамиль вынул предмет из шкатулки — это была бледная отрубленная женская кисть. Даханавар протянул ее кади.
— Боюсь вам придется рассмотреть ее получше. — сказал он. Самоцветы на перстнях, украшающих мертвые пальцы, заиграли бликами. Раздался протяжный стон и звук падения чего-то тяжелого на пол. Присутствующие в комнате мужчины обернулись на звук — на полу распростерлось тело Фарихи, женщина, увидев обрубок, лишилась чувств.
— Женщина! — с досадой воскликнул кади, он склонился над старой служанкой. Положив седую голову Фарихи себе на колени, он хлопал ее по морщинистым щекам, но безуспешно, женщина все еще не приходила в себя.
— Ну же, юноша! — обратился Шамиль к Илае. — Дайте мне вазу, что стоит на том столике у окна, мне нужна вода.
Илая бросился к столику, он вынул из вазы пышный букет и передал ее даханавару. Тот смочил водой край платка женщины, соскользнувшего во время падения хозяйки с ее головы, и начал отирать влажной тряпицей лицо служанки. Это помогло. Женщина начала приходить в себя. Увидев над собой склонившиеся и взволнованные лица мужчин, Фариха заплакала.
— Господин, какое горе! Я узнала ее! Эта рука, эти кольца, это Айнур, господин! Что с моей бедной девочкой, мастер Шамиль? — ее мокрые от слез глаза с мольбой воззрились на даханавара.
Не только Фариха, но и кади, и Илая выжидательно смотрели на даханавара. Тот помог подняться старикам и, после того как они уселись на кушетку, рассказал им все, чему стал свидетелем прошлой ночью.
Его рассказ ввел всех в полное замешательство. В комнате повисла глубокая тишина. Наконец, аль-Мумин нарушил ее. Казалось, выслушав даханавара он постарел лет на двадцать и теперь вместо крепкого мужчины преклонного возраста, перед гостями сидел глубокий старик, раздавленный бременем глубокого горя.
— Всю свою жизнь я думал, что живу правильно. Чту Всевышнего, покоряюсь воле Небес, исправно служу Пророку, защищаю свою страну от зла, борюсь с магиками и мракобесием, которое всегда угрожало моему народу. — начал он и вдруг спросил, обращаясь к Шамилю и его спутнику. — А знаете ли вы почему в Пуште так нетерпимы к магикам, почему колдовство вне закона? — Илая покачал головой, Шамиль не шелохнулся, пристально смотря в лицо кади. Кади продолжал.
— Еще сорок лет назад, когда я был совсем мальчишкой, я помню, как на весенний праздник Паса, мать водила меня на площадь посмотреть на выступления факиров и соревнования выпускников магических школ. Я помню, как магики на потеху людей, превращали цветы в бабочек, а воду в вино. Помню, как они заставляли своими заклинаниями маршировать огромных глиняных людей, одних одетых в форму королевских гвардейцев, других в одежду пустынных дикарей-разбойников. Эти разбойники были вечной угрозой караванам, а иногда даже осаждали наши города. Волшебники, управляли глиняными людьми, как марионетками, они проводили их строем по городским улицам, а потом, выведя их за стены, устраивали потешные сражения заставляя великанов крушить друг друга. Эти сражения я и другие горожане наблюдали со стен окружавших Басуру. Клянусь, они были прекрасны. Смотря на них, я тоже хотел вырасти и стать королевским гвардейцем, чтобы носить эту красивую форму и сражаться за свой город и королевство. Я вырос сильным и крепким юношей, когда я поступил на службу в басурский полк королевской гвардии, в Пуште случилась попытка государственного переворота. Заговорщики, вооружившись поддержкой Владык магического анклава, свергли и убили предыдущего Пророка и нескольких глав священного синода. Они оспорили божественность Пророка, объявив его обычным человеком. Бунтовщики хотели свергнуть власть священного синода, избиравшего Пророков. Они хотели создать народный парламент и возвести на престол своего представителя, наследника древнего королевского рода, правившего королевством до Пророков и синода. Несколько дней столица была раздираема противостоянием сторон, на улицах шло бесконечное сражение, реки крови сделали город багровым. Но в итоге, синод и его сторонники, заручившись помощью армии и победили магиков. На священный престол взошел новый Пророк, а бунтовщики и отступники были публично осуждены и казнены. Как в последствии оказалось, к несчастью для магиков, протеже заговорщиков и сам был не лишен магического дара. Новый Пророк воспользовался этим знанием и объявил, что именно маги совратили многих достойных граждан пойти против воли Всевышнего и синода. Он объявил казненных одержимыми, жертвами козней злобных магов. Магов, возжелавших власти над пуштийском народом. Казненные были помилованы посмертно. Это простое объяснение позволило объяснить народу случившееся и избежать зарождавшегося народного недовольства, которое грозило вылиться в гражданскую войну, уничтожившую бы Пушт. Так началась великая охота на ведьм, "священное очищение народа", как провозгласил Пророк. Я сам был частью этого. — кади вздохнул.
— Я участвовал в карательных рейдах. Нам было поручено находить и отлавливать скрывавшихся магиков, а потом их отправляли на плаху. Однажды мы взяли старика, он просил пощадить его заявляя, что он вовсе не маг, а простой травник, но у него мы нашли книги и свитки, на неизвестном языке. Командир моего отряда спросил его "что это?", а старик ответил, что это рецепты и справочники с описанием трав и веществ, которые нужны ему для составления бальзамов, мазей, припарок и зелий. "Зелий?" Переспросил мой командир, — "Так значит ты признаёшься, что занимался запрещённым искусством. Только колдуны и лекари варят зелья, это известно всем! А ты не лекарь!" Старика увели.
— Я покидал его дом последним и когда дверь за моей спиной почти закрылась, я услышал, как в доме, кто-то начал рыдать. Вернувшись, я внимательно осмотрел комнаты, было тихо. Тогда я сказал, чтобы плачущий показал себя иначе я запру дверь и подожгу дом, вместе со всеми, кто в нем остался. Тогда тяжелый ковер на дальней стене вдруг откинулся и в комнату вошли две девушки: одна — постарше, лет двадцати, невысокая ростом с некрасивым лицом, но выразительными глазами; вторая — выше ее на голову, но явно младше. Такой прекрасной девушки я не видел никогда, казалось, сама Пери сошла на землю, покинув Небесные Сады. Взглянув в ее заплаканные, прекрасные глаза, а рыдала именно она, я утонул в их черном омуте. Я понял, что безнадежно влюбился. Это оказались дочери того колдуна, прятавшиеся от тех, кто пришел за их отцом. Я хотел подойти и утешить бедную девушку, вытереть слезы на ее прекрасном лице. Старшая из сестер загородила мне путь. Эта маленькая отважная девушка сказала, что не позволит мне коснуться ее сестры, она достала кинжал из складок платья и наставила на меня, недвусмысленно показывая, что готова защищать честь сестры до конца. Я просил ее успокоится, сказал, что я их не трону и сейчас уйду. Я просил ее лишь об одном, что бы они с сестрой не покидали своего укрытия, пока все не уляжется. Я сказал, что поздно ночью вернусь за ними и отведу в дом моей матери, где их радушно примут и где ничего не будет угрожать ни их жизни, ни чести. Немного подумав, старшая согласилась со мной, ведь, кроме меня теперь у них не было больше защиты. Отец их был арестован, а имущество конфисковано в казну королевства, и лучшее, что могло ожидать этих молодых девушек, это торговля собой на улицах Басуры.
