На уроках биологии нас немного знакомили с анатомией, однако мы куда лучше знали о половых органах мух, нежели о своих собственных. Существует столько выражений для описания процесса вынашивания ребёнка, что было невозможно представить его зримо. Самым откровенным, что нам показывали, была стилизованная иллюстрация матери, кормящей грудью новорождённого. Об остальном мы ничего не знали, а уж об удовольствии и вовсе не упоминалось — таким образом, от нас ускользала сама суть дела.
И зачем взрослые так подменяли понятия? Эрекция была тайной, тщательно оберегаемой мальчиками, девочки помалкивали о своём — менструации. Я любила читать и в книгах порой находила косвенные намёки, но в то время уже не рассчитывала на обширную библиотеку дяди, а эротической литературы в приличных домах не было.
В Боливии в школе для обоих полов отношения с мальчиками характеризовались толчками, ударами по рукам и записками от подруг: «Кинан говорит, что хочет тебя поцеловать; скажи ему, что, да, конечно, но с закрытыми глазами; скажи, что теперь уже неохота; скажи ему, что он дурак; он говорит, что ты ещё бóльшая дура» — и так проходил весь школьный год. Максимальная близость между нами была тогда, когда мы по очереди жевали одну и ту же жвачку. Однажды я смогла подраться врукопашную со знаменитым Кинаном, нашим рыжим одноклассником с большими ушами, в которого мы, девочки, были тайно влюблены, потому что его папа считался богачом, а дома у них был бассейн. У меня из носа шла кровь, но этот задыхающийся рыжий недоросток повалил меня на камни внутреннего двора — таковым было одно из самых волнующих воспоминаний моей жизни. В другом случае, на празднике, Кинан пригласил меня танцевать. До Ла-Паса ещё не дошло влияние рока, начавшего сотрясать мир, и мы до сих пор ворковали друг с другом под Ната Кинга Коула и Бинга Кросби. (О, Боже! Это была только предыстория!) Мы танцевали, обнявшись, иногда щека к щеке, но я была столь маленькой, что моё лицо едва достигало уровня пряжки ремня молодого человека стандартного роста. К счастью, Кинан для своего возраста тоже был низкорослым. Он слегка сжал меня, и я ощутила нечто жёсткое на уровне кармана его брюк и моих рёбер. Я легонько постучала по этому предмету кончиками пальцев и попросила, чтобы он снял ключи, ведь они причиняли мне боль. Я выбежала оттуда и на праздник больше не вернулась. Теперь, когда я гораздо лучше знаю мужскую природу, мне приходит в голову единственное объяснение его поведению, и, пожалуй, никаких ключей там не было. Бедный мальчик!
Мои арабские ночи
В 1956 году моя семья переехала в Ливан, следуя по стопам отчима-дипломата, а я вернулась в английскую школу для девочек, где секс просто-напросто не существовал — он был исключён откуда только можно моими учительницами, обладавшими британской кротостью и являвшимися ревностными христианками.
Бейрут считался жемчужиной Ближнего Востока; там арабские шейхи хранили свои капиталы в филиалах самых главных банков мира. У великих кутюрье и ювелиров Европы были свои магазины в этом городе контрастов, где на улицах можно было увидеть окантованный золотом кадиллак рядом с верблюдами и мулами. Многие женщины уже не носили вуаль, а некоторые студентки Американского университета ходили в брюках, но до сих пор существовала жёсткая граница, та, что тысячелетиями разделяла мужской и женский пол. Чувственность пропитывала воздух не меньше, чем запах бараньего жира, она была ощутимой, словно полуденная жара, и стойкой, точно пение муэдзина, призывающего на молитву с минарета. Желание, похоть, запретное... Мы, девочки, никуда не выходили в одиночку, да и мальчики должны были себя беречь. Мой отчим вручил братьям длинные булавки для шляп, чтобы защитить от щипков гуляющих на пляже, а порой и на улице.
На переменах в нашей целомудренной школе ходило по рукам откровенное чтиво, изданное в Индии с переводом на французский язык, очень затасканный вариант «Любовника леди Чаттерлей», и книжки карманного размера, описывающие крайности Калигулы. Единственное запомнившееся мне об оргиях — как посетители вытирают жирные пальцы о волосы африканских рабов и раздражают горло гусиными перьями вплоть до рвотного эффекта, чтобы впоследствии продолжить есть наподобие изображаемого в фильмах Феллини.
Мой отчим держал в запертом на ключ шкафу книгу «Тысяча и одна ночь», потому что подобная литература не подходила для маленьких членов семьи. Я же догадалась, как его открывать и тайком читала разрозненные куски этих волшебных историй издания в красной коже и с украшенными золотом краями — в них я спешно искала и эротические сцены. Я безвозвратно погружалась в мир фантазий и чувственности, ведомая всё дальше красавицами с кожей цвета молока, джиннами в бутылках и озорными ворами, наделёнными неистощимым энтузиазмом в вопросах плотской любви. Думаю, что эти тайные чтения я запомню навсегда, а их влияние в моих книгах, особенно в любовных сценах, донельзя прозрачно. Гормоны во мне взрывались, точно гранаты, и окружение лишь подпитывало чувственное удовольствие. Но поскольку я жила взаперти, то иных способов осуществить желание, помимо запрещённых книжек, у меня не было. Я мечтала о любви, и один поклонник у меня всё же был — сын торговца коврами. Он приходил ко мне, мы пили чай с различными угощениями на террасе. Молодой человек был настолько богат, что располагал скутером с личным водителем. У мамы тоже был водитель, и из-за их бдительности мы никогда не оставались наедине.
В то время я была плоской, как доска. В эпоху существования силикона это не столь важно, тогда же, напротив, подобное считалось большим несчастьем. Грудь рассматривалась как главная черта женственности, у меня же она практически отсутствовала. Тогдашняя мода чем только их не подчёркивала: и приталенным свитером, и широким эластичным поясом, и даже пышной юбкой с несколькими накрахмаленными нижними юбками. За будущее женщин с красивой грудью не стоило и переживать — тому пример Джейн Мэнсфилд, Джина Лоллобриджида и Софи Лорен. В каких-то фильмах грудь показывают в виде заострённых конусов, в других она напоминает спелые дыни — в зависимости от бюстгальтера, который носит актриса, однако она всегда огромных размеров.
Чем могла заняться девушка, обладавшая грудью в форме сливы? Сделать вкладку: две резиновые полусферы, сдувавшиеся при малейшем давлении, порою они внезапно гнулись внутрь, пока совершенно неожиданно не раздавался ужасный хлопок, отчего резина принимала первоначальную форму, крайне удивив находившегося рядом поклонника и жестоко унизив их обладательницу. Временами вкладки съезжали со своего места так, что одна легко могла оставаться под грудью, а другая оказывалась где-то сбоку либо обе сползали значительно ниже и плавали, точно брошенные утята.
В 1958 году Ливану угрожало насилие, чуть позже перешедшее в затяжную гражданскую войну. После Суэцкого кризиса обострилось соперничество между правительством и людьми, воодушевляемыми пан-арабистской политикой Гамаля Абделя Насера. Президент Камиль Шамун, христианин-маронит, обратился за помощью к Эйзенхауэру, и в июле образовался американский VI флот. Из авианосцев высадились многочисленные группы морской пехоты — упитанные и жадные до секса молодые ребята. Родители усилили контроль над дочерьми, но молодёжи ничто не могло помешать встречаться. Я сбегала из школы, чтобы танцевать с американцами, и нас всех вместе опьянял рок-н-ролл вперемежку с тем, что находилось под запретом. Впервые мои худенькие и маленькие формы пришлись как нельзя кстати — крепко сложенные морские пехотинцы могли поднять меня одной рукой, сделать вместе два пируэта, а затем вести за собой чуть ли не по воздуху в неистовом ритме гитары Элвиса Пресли. Между двумя сальто-мортале я получила свой первый поцелуй и следующие два года помнила его вкус — пива вперемешку с жевательной резинкой.
