I

Что скрывают окна?

В ожидании приезда полиции я посмотрела на балкон деда снизу, и это скопище мух, летающее возле балкона, только подтвердило мои опасения: видимо, умер. Бабушка съехала от него двадцать три года назад, когда они сильно рассорились. С тех пор дед жил тут один. Я ни разу не была у него в квартире после переезда бабушки, только изредка наслаждалась короткими встречами с ним в кафе. Но каждую неделю он звонил мне или маме, делился своими гениальными идеями, которых у него всегда было много, рассказывал, как его дела, спрашивал, как наши дела. А тут уже десять дней не звонит. На звонки не отвечает, дверь закрыта. Неизвестность мучила меня, сжимая сердце. Вот я и вызвала полицию.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я стала разглядывать все подряд, избегая взглядом злополучный балкон. Взгляд упал на окна соседней квартиры. Это загадка из моего детства: в эту квартиру нет дверей. Мы выяснили это с моим другом Вовкой, когда я была у него в гостях.

– Вам хорошоооо, – протяжно, в свойственной ему манере речи, говорил Вовка. – У вас вооона какая большая квартира. А у нас всего одна комната.

– Так и у нас одна, – ответила я.

– Подождииии.… А окна тогда чьи?

В поисках ответа мы выбежали на улицу. Я показала на два голубых окна:

– Вот эти два – наши.

Мы побежали к торцу дома. Вовка показал на два евроокна:

– А вот эээти – наши.

Странно: между этими окнами было еще два чужих. Мы вернулись в подъезд и стали простукивать свободное пространство между нашими дверями в поисках пустот: тщетно. Мы бы выяснили, что скрывают эти окна. Обязательно бы выяснили, но я переехала на другой конец города.

Вой сирены оповестил о приезде полиции. Я объяснила ситуацию и показала паспорт с пропиской. Представитель полиции вскрыл замок, дверь открылась, и нас обдал зловонный поток воздуха.

«Видимо, все», – пронеслось у меня в голове, и я, стараясь не потерять сознание, зашла в квартиру деда.

Ужасное месиво, некогда бывшее человеческим телом, лежало посреди комнаты. Дед, видимо, пытался доползти до телефона, но не добрался. Рядом с дедом лежал разбитый стеклянный пузырек с булькающей (в уцелевшей его части) жидкостью ядовито-зеленого цвета. Полицейские вышли в коридор вызывать труповозку, а я наклонилась, чтобы прочитать надпись на пузырьке. Жидкость, находящаяся на открытом воздухе уже видимо несколько дней, неожиданно стала испаряться только сейчас. Не успев задержать дыхание, я вдохнула пары такого же ядовито-зеленого цвета. Пытаясь подавить рвотный позыв, я облокотилась на часть стены, свободной от мебели и … провалилась. Провалилась в какую-то непроглядную темень. Упала на пол, едва успев подставить руки под спину, но копчик и кисти рук все равно ушибла. Тишину темного помещения нарушало только частое биение моего сердца. Я резко встала и поспешила покинуть это место. Оказавшись в зале дедовской квартиры, я еще минуту постояла, как истукан, вглядываясь в темноту потайной комнаты, и только потом решилась закрыть дверь, сообразив все же не открывать эту тайну полицейским.

Дальнейшие события этого вечера я запомнила плохо. Воспоминания туманные, больше похожие на глухонемое черно-белое кино. Запомнила, что приехали мама с бабушкой (бывшей женой деда). Запомнила, как бабушка плакала, а мама ее успокаивала. Запомнила, как увозили труп в черном полиэтиленовом мешке. И как бабушка отвезла меня домой. Запомнила, как обрадовалась, что этот день наконец-то закончился, и закрыла глаза.

II

Потеря мотивации

На следующий день были похороны и поминки. Пришедшие как один вспоминали деда добрыми словами.

Дед был этаким вечным весельчаком, с легкостью преодолевающим любые жизненные преграды. Полненький, низенький. Верхняя половина головы лысая, задняя кудрявая. Всегда ходил в очках, к дужкам которых была привязана веревка. И еще он очень любил жизнь. Ходил в разные походы по неизведанным местам, лазил по штольням. Когда я была в гостях у бабушки с дедушкой, волшебными вечерами они показывали мне диафильмы, и это было лучшее время в моей жизни. Не помню, чтобы он где-то работал. Чаще всего он писал какие-то бумаги за журнальным столиком.

После поминального обеда бабушка осталась у нас в гостях. Вечером следующего дня, когда я отдыхала после работы, она зашла ко мне в комнату и с прищуром уставилась на меня, не скрывая недовольства:

– Все лежишь?

Я отвлеклась на минуту от просмотра милого видео с котиком в инстаграмме.

– Ба, ты че?

Она присела на кровать.

– Сколько тебя помню, ты все лежишь. Дай-ка сюда! – она мягко и непринужденно вытащила из моих рук телефон, листая ленту. – Вот! Марина летает на параплане. Разве ты так не хочешь? Или вот: у Димы первое место по бегу на стометровку.

Я закатила глаза к потолку.

– А вот не хочу. Зачем, ба? Маринка вот говорит, что нисколечко это не страшно, да и не прикольный вид сверху на город. У Димы сегодня–первое место, а год назад–вывих колена. Спорт до добра не доводит.

– Тьфу ты! – не выдержала бабушка. А лежать на кровати это безопасно и безумно красиво, да? В старости, что вспоминать будешь? Да ну тебя!

Тут она встала и вышла, сердито хлопнув дверью. Я продолжила лежать на кровати, включив телевизор. Но что-то внутри меня стало гложить. Может, и впрямь выйти хоть погулять с Маринкой? Глядишь, и познакомимся с кем-нибудь, отношения построим. Я задумчиво уставилась в окно. Да зачем? Чтобы потом плакать в подушку от того, что он меня предал? Я вспомнила, как плакала мама, когда папа ушел из семьи. Она ничего не ела и почти не спала. Через две недели на ее лице слишком сильно выступали скулы, а под глазами чернели вспухшие кожаные мешки. На меня она за эти две недели вовсе не обращала внимания. Брр! Да ну их, эти отношения!

По телевизору же сообщили страшную весть – умер Федор Иванович Хрусталев, директор благотворительного фонда «Помощь детям». Я почувствовала, как глаза мгновенно закрыла пелена слез. Это же лучший друг дедушки! Перед глазами под песню «Слышу голос из прекрасного далека» поплыли счастливые детские воспоминания. Вот я, деда и дядя Федя идем на прослушивание в кружок пения. Я исполняю песню, руководитель кружка довольно улыбается, а дядя Федя и деда долго рукоплещут. А вот я прихожу к деду и показываю пятерку в дневнике, а дядя Федя, гостивший у деда, из-за моего уха достает конфетку. Такой он был добрый, как волшебник. Вернувшись из воспоминаний, я подняла глаза и увидела бабушку в моей комнате, она тоже смотрела репортаж. Нежные бабушкины руки обняли меня, и мы обе расплакались, переживая боль от потери друга.

На следующий день мама отправила меня в квартиру деда за документами. Поборов лень, я оделась и побрела туда, еле переставляя ноги. Возле подъезда деда я заметила, что развязались шнурки. Села завязывать, и вдруг услышала интересный разговор двух женщин:

–…и Петровы слегли. Ладно бы Кривалевы одни. Так за ними третьего числа Конюхов свалился. А теперь вот Петровы. Вся семья. Прям как в 99-ом.

И тут я вспомнила 99-ий год. Тогда мне было пять лет. Дед и бабушка все ругали меня, отмечая редкую немотивированность: я могла целыми днями лежать на диване и смотреть мультики. Бабуля часто начинала на этом фоне скандал, но дед всегда прекращал его и отводил ее на кухню. Каково же было мое удивление, когда я за неделю обрела целую толпу единомышленников из подъезда. Дети приходили ко мне, и мы толпой смотрели киношку. Не гуляли, не рисовали. Только смотрели мультики, облепив дедов диван. Бабушка пыхтела, но терпела. А потом приехал дед, и все разом выздоровели. Дед! Точно. В ту болезную неделю дед уезжал из города.

Женщины у подъезда продолжали разговор. Вторая собеседница затараторила:

–В смысле, у Петровых все что ли? То есть вот прям все?

Женщина в красной шапочке, смотрясь в карманное зеркальце и поправляя помаду на губах, отвечала: