Иван, отложив в сторону верный арбалет, который возник в руке, лишь только укрепилась мысль о подземелье, достал специальную титановую фомку, легкую и прочную, полученную еще во время работы в Беломорско-Онежском пароходстве. Тогда в старой доброй Клайпеде можно было выменять на сотню-другую литров солярки много полезных и самых неожиданных вещей. Лишь только в машине ее в открытом виде возить было нельзя. Не по причине незаконного использования стратегического материала, а всего лишь из-за активной электрохимической коррозии, превращающей железо в ненавистный любому автовладельцу оксид в опасной близости от этой фомки.
Он поковырял неряшливый слой давным-давно засохшего раствора, убеждаясь в его настоящем качестве: все в порядке, можно вынуть кирпичи, не прибегая к помощи мощных дробильных машин. Это в далекие времена добавляли, говорят, яичные желтки для прочности и лучшей связки. Вот и били подлые фашисты со всех своих пушек и минометов по стенам Брестской крепости – та теряла окна-двери, но и только. Даже полуторатонная бомба, в отчаянье сброшенная внутрь не смогла поколебать ни фундамента, ни стен. Здесь же через пять минут Иван выковырял первый кирпич. Дальше пошло еще быстрее.
Когда три нижних кирпичика были вынуты и брезгливо отброшены, верхние, поддаваясь нажиму, осыпались, словно добрые мастеровые-каменщики в конце рабочего дня. Второй слой развалился так же бодро, как и первый. Получилась дыра, величиной в площадь одного Ванадия. Из нее не пахло ничем отвратительным, не вылезли кусаться желтые скелеты замурованных жертв террора, ни одна крыса не выставила наружу любопытствующую морду. Иван посветил внутрь своим Maglight`ом и удовлетворенно кивнул сам себе: можно лезть. Земля прощай, привет подземля.
Уже забросив внутрь рюкзак, пришлось задержаться. Зачем-то пришла продавщица, влекомая неизвестным чувством: то ли гневом, то ли любопытством. А с магазином что? На приемку товаров закрыла?
Но она пришла не с пустыми руками: в каждой держала по самому большому кухонному ножу, что можно было найти на полках с товаром, и всем своим видом выражала решимость. Смелости продавщицы, или же ее безрассудству можно было мысленно зааплодировать.
Но Ванадий этого делать не стал, потому как всю загадочность отважного поведения объяснила вполне расхожая фраза: «Гад, деньги отдай!» Иван, не целясь, выпустил из арбалета болт. Рассчитанная на стрельбу в сто метров, стрелка прошила насквозь легкую дверь совсем поблизости от плеча девушки. Это ее впечатлило, она скорчила гримасу несчастной обезьяны, у которой злобный леопард-вегетарианец отнял последний банан.
А ну, брысь отсюда, амазонка хренова! – рявкнул Ваня.
Та, подчиняясь остаткам разума, вылетела пулей.
Оставлять выпущенный болт Иван не собирался – мало ли что можно встретить в подземельях, каждый может быть на счету. Сторожась, как кот за сосиской, он быстро обнаружил и подхватил выпущенный снаряд. Продавщица куда-то делась. Проверять – куда, не было ни желания, ни возможности. Вдруг, какие-то подземные подлецы уже довольно потирают потные когтистые конечности: нам нежданно-негаданно рюкзак привалил, сейчас мы его, жирненького и богатенького заструним. Или продавщица выбежала на улицы города ловить ментов: «Родненькие менты, у нас в магазине засел самый страшный грабитель магазинов. У него при себе целых 800 рублей. Давайте как-нибудь деньги поделим!» «Давайте, гражданочка!» – скажут менты. – «Сейчас мы его выкурим!»
Иван вспомнил, что про сигареты как-то даже и не думал. Не припас ни в магазине, ни с дома не захватил. Однако курить совсем не хотелось. Он махнул рукой и залез в пролом.
3. Шура Суслов миллион лет спустя
Шура Суслов, приоткрыв глаза, посмотрел в окно. Сразу же он открыл их во всю возможную ширь. В один миг пересохло в горле, захотелось пить газировки, потом холодного пива, потом водки. Лишь бы пейзаж за окном утратил свою неестественность и устоявшуюся величавость. По обе стороны от дороги возвышался лес, да что там, возвышался – он колосился, как рожь с точки зрения маленького и беззащитного муравья. Таких огромных сосен, похожих, почему-то на секвойи, и еще то ли на дубы, то ли на какие-то эвкалипты, Шура не видел никогда в жизни. Разве, что на картинках учебника по основам «Дарвинизма», подсмотренных в детстве у сестры, студентки в то время биофака университета. Там изображался древний Юрской период, или аналогичный ему, доисторический.
Автобус стоял поперек всей дороги, впрочем, как и другие машины, бывшие в зоне видимости. Динамики не было никакой – автомобили замерли в самых различных позах: кто на колесах, кто на крыше, а кто и на боку. То, что произошла какая-то катастрофа, было вероятно. Однако версия, что случилась гигантская авария, не внушала доверия. Может быть, потому что нигде не видно крошева разбитых стекол, ни следов вытекшего масла и охлаждающей жидкости, ни пятен крови под выбравшимися из-под развалин, некогда бывших шикарными средствами передвижения.
Машины были разбросаны где попало, словно наигравшись ими от души, ребенок-игрок пошел пить чай с тортом, уборку оставив на потом, или усталой маме, или доброй бабушке.
Пассажиры, к удивлению, всем своим скопом сохраняли, если уж не спокойствие, то полное молчание. Никто не кричал визгливым голосом, никто не давил на клаксон, никто не пытался завести свой автомобиль. Все сидели и не верили своим глазам. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Шура некстати вспомнил, как однажды был в североавстралийском порту Виндам. Порт был никакой, на один пароход. Населенный пункт рядом был еще никакее: полиция, мотель, кафе-бар, прокат видео, около десяти жилых домов, крокодилья ферма и баобабы. По темноте, когда он вышел со вторым штурманом размять ноги, их предупредили: в траве – змеи и пауки, в кустах – крокодилы. Первые очень больно и преимущественно смертельно кусаются за все доступные места. Вторые – просто отрывают эти самые доступные места. «Помните!» – сказала престарелая двухметровая агентесса, воздев указательный палец к небу, затянутому красными австралийскими облаками. – «Крокодилы, в самом своем расцвете сил, способны прыгать на двенадцать метров». «В высоту?» – спросил Шура. «В длину», – ответила строгая дама. – «Бегают они плохо, зато в прыжке способны изловить хоть кого, хоть самого Усейна Болта». «Какие-то несерьезные летающие крокодилы», – сказал второй штурман, и они, высвечивая перед собой фонариком щербины в узкой асфальтовой дорожке, пошли к австралийским людям, жарящим кенгурятину в своих молчаливых жилищах.
На ферму их не пустили: крокодилы уже спали, свернувшись калачиком в своих уютных гнездышках на костях обглоданных жертв. В баре за двенадцать долларов выдали две маленькие пинты национального пива «BV». Денег было смертельно жалко, но еще жальче было упасть в глазах аборигенов, глушащих пиво декалитрами. Те зауважали моряков и обозвали их «безрассудно-отважными», когда Шура признался, что они пришли с порта.
По возвращению все также кто-то сдавленно хрипло крякал за пределами видимости, все также перелетали с кустов одной стороны дороги на другую невидимые птички. Уже на борту все та же агентесса внесла дополнительную информацию: крокодилы, оказывается, всегда кричат хриплыми голосами, будто утки, перед тем, как прыгнуть свои двенадцать метров. Второй штурман сразу же предположил, что это не птички дорогу перелетали, а охотящиеся крокодилы перепрыгивали. Просто луч фонаря их с толку сбивал, вот у них прицел и сбивался. Агентесса обозвала парней опять же «безрассудно-отважными», и все разошлись по своим делам.
Пока не видишь опасности, в нее, зачастую, и не веришь. Какой, нахрен, реликтовый лес, если секунду назад автобус спокойно ехал по заранее утвержденному маршруту?
Первым позыв к действию выказал один из шоферов-близнецов, обслуживающих этот рейс. Он попытался покрутить стартером, чтоб завести двигатель. Аккумуляторы прилежно вращали кривошипно-шатунный механизм со всем сопутствующим оборудованием, но зажигание отсутствовало. То ли искра убежала в колесо, то ли куда-то делось все топливо.
