Прежде чем заснуть, Дон принял решение. Он хотел сразу же обратиться к лейтенанту Басби, но подумал, что уже слишком поздно и не стоит его беспокоить.

На следующее утро, как только солдаты ушли, он выскочил из дома и увидел миссис Вонг; она кормила цыплят. Он спросил у нее, где солдаты. Она указала ему на берег. Там лейтенант Басби руководил переправой. Дон подошел к нему.

— Лейтенант, можно поговорить с вами?

Басби отвернулся.

— Я очень занят.

— Всего лишь минуту. Пожалуйста.

— Ну говори.

— Я хотел только спросить: не могли бы вы взять меня в свой отряд?

Басби усмехнулся. Дон стал настаивать, объясняя, что как раз собирался вступить в армию, когда произошло нападение.

— Если ты хотел вступить в армию, то мог это сделать уже давно. Как бы то ни было, даже из того, что ты сам рассказал о себе, известно, что большую часть жизни ты прожил на Земле. Ты не наш.

— Нет, я один из вас.

— Мне кажется, что ты просто-напросто романтичный юноша. Ты еще недостаточно взрослый даже для того, чтобы голосовать на выборах.

— Но я достаточно взрослый, чтобы сражаться.

— А что ты можешь делать?

— Ну, я достаточно хорошо стреляю, во всяком случае, из ручного оружия.

— Что еще?

Дон быстро перебрал в уме все, что он умеет. Ему раньше как-то не приходило в голову, что солдаты должны уметь не только воевать. «Что если я скажу, что умею ездить верхом? Но здесь это ничего не стоит. О, я могу сказать, что довольно хорошо говорю на языке драконов».

— Вот это как раз полезно. Нам нужны люди, умеющие общаться с драконами. Что еще ты умеешь?

Дон подумал, что все-таки нашел в себе силы преодолеть болота и заросли во время бегства. Но все это лейтенант уже знал; это ясно доказывало, что он действительно настоящий «пожиратель тумана», хоть и прожил долгое время на Земле. Он решил, что нет смысла говорить о том, что узнал, обучаясь в школе на Земле. Басби, наверное, это не заинтересует.

— Ну что еще я могу? Я умею мыть посуду.

На лице Басби появилась слабая улыбка.

— Вот это ценное качество для солдата. И тем не менее, Харви, я очень сомневаюсь, что ты подходишь для военной службы; на этот раз это не будет похоже на военный парад. Мы будем существовать за счет того, что сумеем добыть сами, и нам никто не будет платить жалованья. Это означает, что мы будем голодать, зарастать грязью, постоянно будем в походе. И ты не только рискуешь быть убитым во время военных действий — если тебя поймают, то просто сожгут, как предателя.

— Да, сэр. Об этом я уже подумал прошлой ночью.

— И все же хочешь вступить в армию?

— Да, сэр.

— Подними правую руку.

Дон поднял руку.

— Клянешься ли ты торжественно в том, что будешь защищать Конституцию Республики Венера от всех врагов, внутренних и внешних, и честно служить в вооруженных силах Республики Венера в это трудное время до того момента, когда будешь демобилизован? Клянешься ли ты подчиняться приказам своего командира?

Дон глубоко вздохнул.

— Клянусь.

— Очень хорошо, солдат. Тогда прыгай в лодку.

— Есть, сэр!

С этой минуты у Дона было много случаев пожалеть о своем решении — так, наверное, случается с каждым человеком, добровольно вступившим в армию. Но большей частью он был доволен, хотя, конечно, не признавал этого вслух: он приобрел солдатскую привычку постоянно жаловаться на войну, на погоду, на плохую пищу, на грязь и на глупость командиров. Такие жалобы заменяют профессиональному солдату приятное времяпрепровождение и даже хорошую пищу.

Он обучался приемам партизанской войны: бесшумно ходить, наносить удар, исчезать в тумане до того, как поднимут тревогу. Те, кто обучился этому, — жили, а кто так и не смог научиться — умерли. Дон жил. Он научился и другим вещам: спать всего лишь десять минут, когда для этого была возможность, и мгновенно просыпаться при любом звуке, оставаться без сна всю ночь или даже двое-трое суток. У него появились складки в уголках рта, морщины на висках и белый толстый шрам на левом предплечье.

Он не очень долго оставался под началом Басби. Вскоре его перевели в другое подразделение, передвигающееся на гондолах и действовавшее на территории между Куй-Куй и Нью-Лондоном. Они гордо называли себя «Рейдеры Марстена». Дон был прикомандирован к этому подразделению в качестве переводчика, знающего язык аборигенов. Большинство колонистов могло просвистеть лишь несколько фраз на языке драконов: достаточно, если хочешь что-нибудь продать или купить. Но очень немногие могли свободно пользоваться этим языком. Дон еще в детстве учился этому языку, и обучал его дракон, который относился к нему прямо-таки по-отечески. Его родители владели этим языком в совершенстве. До одиннадцати лет Дон практиковался в нем каждый день.

Драконы здорово помогали бойцам Сопротивления; они не были по природе воинственными, но их симпатии были на стороне колонистов. Точнее сказать, они презирали солдат Федерации. Колонисты смогли ужиться на Венере и сделать эту планету своим домом именно потому, что научились мирно сосуществовать с драконами. В этом и состояла «просвещенная политика», которую начал проводить еще Сайрус Боконон.

Человеку, рожденному на Венере, даже в голову не приходило сомневаться в том, что раса драконов развита и цивилизованна не менее, чем человеческая. Но для большинства солдат Федерации, оказавшихся на этой планете впервые, драконы были безобразными животными, не способными даже к человеческой речи, которые, тем не менее, вели себя вызывающе, требуя привилегий, на которые ни одно животное не имело прав.

Такое отношение гнездилось в подсознании. И никакие приказы по войскам федерации, никакие дисциплинарные взыскания не могли исправить положения. Это еще менее поддавалось разумному объяснению, чем любое аналогичное явление на Земле: ненависть белых к черным, неевреев к евреям, римлян к варварам и так далее. Даже офицеры не могли воспринимать это правильно — ведь они не родились на Венере. Даже главный советник губернатора, хитрый и талантливый Стенли Бенкфилд, не может выиграть в глазах дракона, если ведет себя так, чтобы понравиться ему, и в то же время хлопает его ладонью по голове и говорит свысока.