- Они спрашивали, кто ты, - тихо сказала она.
- Что же ты ответила?
- Я ответила, что ты муж... Сама не знаю, как сказала. Прости, пожалуйста... - И Ходыча еще больше покраснела.
- Ну, что же, - Ленька засмеялся. - Видно - судьба. Давай спать ложиться. Устали мы сегодня.
Он взял ее за руку и усадил на постеленные одеяла, потом придвинул к себе коптящую лампочку и потушил ее.
Разбудил их холод. Они натянули на себя все теплое и затихли, тесно прижавшись друг к другу, глядя перед собой в темноту.
- Да... - нарушил молчание Ленька. - Теперь ты и в самом деле моя жена.
Ходыча молчала. Потом сказала хриплым от волнения голосом.
- Только раньше я тебе должна рассказать... о прошлом...
Ленька под одеялом ласково сжал руку девушки.
- Не будем говорить о прошлом, - сказал он. - Я тебя ни о чем не спрашиваю... Но и ты не спрашивай меня ни о чем. Согласна?
Он крепко обнял Ходычу и поцеловал.
Радостные вернулись они в Курган-Тюбе. В тот же вечер Ленька перенес свои вещи к Ходыче. Утром все знакомые поздравляли молодоженов, желали счастья и, конечно, многочисленного потомства.
Ходыча была счастлива. Она вставала рано утром, пока Ленька спал, кипятила чай, готовила завтрак. К концу занятий она с нетерпением ждала, когда муж откроет дверь женотдела и крикнет:
- Ну, шабаш. Пошли обедать.
После обеда они уже обычно не расставались. Если Ходычу вечером вызывали на какое-нибудь совещание или собрание, Ленька хмурил брови и сердито говорил:
- Опять! Черт бы их побрал! Отдохнуть не дадут. Вот заберу тебя из этого дурацкого учреждения. Дома будешь сидеть.
Ходыча улыбнулась. Ей приятно было думать, что вот есть человек, который имеет право забрать ее с работы, заставить сидеть дома. Муж, хозяин. Она ласково целовала Леньку и бежала на собрание.
Вскоре Ходыча узнала, что беременна.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ДЖИРГАТАЛЬ
Заседание затянулось. Поздно ночью охрипший Вася Корниенко прочитал список мобилизованных в районы на весеннюю посевную. Виктора посылали в Кабадиан.
На сборы дали двадцать четыре часа. Погода стояла скверная. Хоть и был конец января, но днем под солнцем снег таял и на дорогах лежала жидкая грязь. Автомобили ходили только по ночам, когда подмораживало.
Виктор уезжал в полночь. Маша пришла его провожать - маленькая, закутанная в белый пуховый платок. Она стояла тихо, молча, и только грустно смотрела на Виктора.
- Ну, будет тебе, - мягко сказал он. - Не на войну ведь еду.
- Как не на войну... - печально сказала Маша. - На самую настоящую войну.
- Брось. Все-таки в мирное время живем.
- Какое же это мирное время, - не унималась Маша. - Кругом такая борьба идет. Береги себя, Виктор.
Он крепко обнял, поцеловал Машу и взобрался в кузов машины. Приминая застывшую грязь, автомобиль выехал на улицу.
Быстро промелькнули последние дома и заборы города. Машина помчалась по прямой, уходящей в темноту дороге. Путь шел в горы, к перевалу. Небо затянуло тучами, и только над горами блестели яркие зимние звезды. На подъеме холод усилился, в ущельях свистел ветер. Виктор с головой закрылся ватным одеялом.
На рассвете подъехали к Вахшу. У переправы сгрудились десятки подвод. Невесть откуда взявшиеся в этих краях погонщики-осетины с башлыками на шее яростно кричали, требуя места на пароме. Однако это им не помогло, автомобиль с мобилизованными на посевную пропустили без очереди.
С первыми лучами солнца автомашина остановилась у крыльца Курган-Тюбинского окружкома партии. Здесь предстояло получить назначение в район.
Днем пригрело, дороги снова расползлись. На базарной площади от луж и мусорных куч поднимался легкий парок. В окружкоме Виктор встретил Леньку. Они вместе зашли в чайхану, посидели, выпили чая. Виктор рассказал Леньке о последних событиях в столице, о друзьях и знакомых. Ленька лебезил перед Виктором, предупредительно подливал чай в его пиалу и вообще был чем-то неприятен.
Ночевал Виктор в комнате для приезжих исполкома. Там стояли две кровати, одна была занята. Когда Виктор прилег и с наслаждением вытянул уставшие ноги, в комнату вошел высокий, очень худой человек с бледным, болезненным лицом. Он поздоровался, снял старую шинель и остался в грязной нижней рубахе с подвернутыми до локтей рукавами и коротких узких брюках дудочкой. Левая рука у него была забинтована. Вошедший отвернулся к стене и принялся умело перевязывать больную руку.
- Вы, как настоящий доктор бинтом орудуете, - похвалил его Виктор.
- А я и есть доктор, - ответил тот. - Лошадиный доктор, как говорят. Будем знакомы. Ветеринарный врач Рябиков.
Виктор назвал себя. Закончив перевязку, Рябиков сел на кровать и закурил.
- Это что же у вас - перелом или ранение? - спросил Виктор.
- Память о Джиргатале осталась, - помрачнев, ответил врач.
- Вы были в Джиргатале? - Виктор обрадовался и не заметил мрачного тона Рябиков. - Значит, вы знаете моего друга Игната Шовкопляса?
- Знал я Игната, - негромко сказал Рябиков. - Он и моим другом был.
- А теперь что же?
- А теперь нет уже больше Игната. Погиб.
- Как погиб? - Виктор взволнованно вскочил с кровати и шагнул к Рябикову.
- Неужели погиб! Как же это случилось?
- А вот так и случилось. Слушайте...
Рябиков снова закурил и, положив на подушку раненую руку, заговорил.
...Там, где Алайский хребет отделяет Таджикистан от Киргизии, на правом берегу реки Сурхоб раскинулся кишлак Джиргаталь. Он стоит среди долины, угрюмой и мрачной, окруженной невысокими коричневыми горами. Вдали, в сиреневой дымке виднеются могучие горные вершины, покрытые вечными снегами, и над ними сияет в недоступной вышине пик Гармо.
Много лет назад с нагорий Алайского хребта в долину спустились киргизы и заселили Джиргаталь. С течением времени их становилось все больше, а таджиков все меньше, и ныне здесь остались лишь отдельные таджикские селеньица.
Возле кишлака стоит крепость Джиргаталь. Собственно, трудно назвать крепостью высокие, глиняные, расположенные четырехугольником стены, за которыми прячутся несколько маленьких домиков, кухня, сараи и конюшни. Наверху по глиняной стене постоянно ходит часовой, у ворот дежурят двое вооруженных людей. От орудий, аэропланов и танков здесь не спрячешься, но для людей, вооруженных допотопными охотничьими ружьями или даже современной винтовкой, - это неприступная крепость.
Вот здесь-то и произошли события, свидетелем и участником которых стал ветеринарный врач.
Доктор Рябиков замолчал и задумался. Потом он вдруг встал и сказал:
- Знаете что, не умею я говорить. Пусть лучше все вам расскажет сам Игнат...
Рябиков вытащил из-под кровати старый чемодан, долго рылся в нем и, наконец, вынул тетрадь в черном клеёнчатом измятом переплете.
- Вот, пожалуйста, - сказал он, протягивая тетрадь Виктору. - Это все, что осталось от Игната - его дневник. Читайте. А потом я расскажу вам остальное...
Виктор взял тетрадь, сел за столик, на котором горела керосиновая лампа, и стал читать.
ДНЕВНИК ИГНАТА ШОВКОПЛЯСА.
17 октября.
Утречком приехал в Джиргаталь.
Неожиданная встреча! В этой дыре, на самом краю света, - встретил старого друга! И кого? Акима Рябикова! Он все тот же - тощий жираф, как мы звали его в Киеве.
Джиргаталь - последний участок. На этом кончается мой объезд Гармского округа. Впрочем, выбраться отсюда вряд ли скоро удастся. В кишлаке неблагополучно. Еще по дороге мне сообщили, что здесь ждут крупных событий. И правда, около крепости рыщут бандюги из шайки Азам-бека. В кишлаке никто не решается ночевать - все перешли в крепость. Один только Рябиков еще бодрится. "Ты чего, - спрашиваю, - фасон держишь?", а он в ответ: "До бандюг я привычный, бандюги для меня плевое дело...".
И смеется, черт длинноногий.
Хотя все жители уже давно живут в крепости, - она к обороне не подготовлена. Продовольствия не запасли, воды мало. Теснота страшная. Почти половина жителей - женщины и ребятишки. Спят где попало. Куда ни глянешь везде навален разный скарб. Бабы даже в такие минуты не могут расстаться с разными макитрами, кастрюлями, тряпками...
