- Максум... - прошептал Гулям-Али. Значит - это банда Фузайля Максума, о которой он уже не раз слышал в этих местах. Плохо дело. Живым отсюда не уйдешь. Хорошо еще, что его здесь почти никто не знает. Гулям вспомнил все, что слышал об этом главаре басмачей.
В нескольких километрах от Хаита, на левом берегу реки лежит большой кишлак Кала-и-Ляби-Об, а поблизости от него - Матанион - родина Фузайля Максума. Когда-то он имел неисчислимые отары овец, вел большую торговлю, имел лавку в Гарме и считался одним из самых богатых людей в Каратегине. Когда эмир бежал в Дюшамбе, Фузайль поехал к нему с богатыми подарками и был назначен беком Каратегина. Он сделал центром своих владений родной кишлак, переименовав его в Шерабад - город льва. Вскоре Ишан-Султан - крупнейший феодал Каратегина - объявил войну Советской власти. Надеясь на легкую победу, Фузайль пристал к нему со своими джигитами. Но в бою у кишлака Марган шайка Фузайля была разгромлена наголову. Восемнадцать главарей, среди которых были испытанные в боях Бадреддин-бай, Ишан-Саладур и другие, попали в плен. Фузайль сбежал тогда в Дарваз и вернулся в Каратегин лишь после ухода войск Красной Армии. Но здесь властвовал Ишан-Султан, которого Фузайль ненавидел больше, чем красных. Собрав верных людей, Фузайль через перевал Люли-Харф приехал в Тавиль-Дару к Ишан-Султану. Его не ждали, но приняли как почетного гостя, угощали, ухаживали за ним. Фузайль принимал все, как должное. Ночью он со своими людьми окружил шатер, схватил Ишан-Султана и его братьев Ишан-Сулеймана и Ишан Шо-Рахматулло. Утром Фузайль устроил над ними суд и повесил всех на базарной площади. Теперь он стал полновластным повелителем Каратегина. Но власть его продолжалась недолго. Весной 1923 года Красная Армия вошла в Каратегин и вскоре заняла Гарм. Фузайль с остатками верных ему людей метался в горных ущельях, не принимая боя, наконец, переплыл реку и скрылся за рубежом.
И вот сейчас он снова пришел туда, где еще не забыты его кровавые дела. Неужели он захватит Гарм? Нет, этого не может быть. Не те времена. Он может убить Гуляма и еще других, но далеко ему не уйти.
Гулям вздрогнул от шума, прокатившегося по площади. Из мечети медленно и важно двигались вооруженные люди. Впереди шел невысокий, плотный человек лет сорока пяти, с подстриженной черной бородкой, в бараньей круглой шапке. На зеленом английском мундире у него висел маузер. Это был Фузайль Максум. За ним шли высокие, смуглые афганцы, обвешанные патронными лентами, муллы и ишаны, напялившие на себя по несколько халатов и огромные белые чалмы.
Толпа расступилась, стоящие впереди низко кланялись. На них нажимали сзади, проход сужался, и басмачи бесцеремонно расталкивали дехкан.
Фузайль и его свита взошли на помост чайханы и расселись на коврах. Басмаческий главарь выпил услужливо протянутую пиалу чая и заговорил, обращаясь к толпе:
- Во имя бога милостивого и милосердного! Да не будет скрыто от народа Хаита и кишлаков, что я пришел сюда не для войны, а для мира. Но я увидел, что здесь совершаются дела, противные установлениям шариата и правилам веры главы пророков. Погрязшие в ереси вероотступники отвергли приветствие, узаконенное словами пророка, отвергли чалму, лишь при наличии которой выполнение намаза считается наиболее совершенным, отвергли исламские одежды, которые носили еще наши предки. Они нарушили веление божье о том, что мужчина не должен смотреть на постороннюю женщину, а женщина не должна смотреть на постороннего мужчину, чем разодрали завесу чести мусульман.
Согласно смыслу стихов корана, человек, вызывающий разврат и беззаконие среди мусульман, попирающий религию, - есть убийца мусульман. Эти люди сошли с пути, узаконенного исламом, и уподобились неверным. Мы должны достойно покарать неверных. Велик бог!
- Велик бог! - закричали муллы, а за ними - все, стоящие у чайханы.
Выждав, когда шум утихнет, Фузайль продолжал:
- Вседержитель мира, избрав нас хранителями веры, оказал нам полную поддержку для того, чтобы мы с помощью всевышнего опоясали себя мечом истинной веры и уничтожили отщепенцев. За мной идет большая афганская армия с английскими пушками. Только что войска ислама заняли Куляб и Дюшамбе. Мы уничтожим Советскую власть и установим правление согласно законам шариата. Советская власть хотела отнять землю у тех, чьи предки получили ее благодаря своему благочестию. Мы возвратим ограбленным их собственность. Все вы должны вступить в доблестное войско защитников веры. Сегодня мы выступаем на Гарм. Там, на земле Гарма, я устрою суд на отступниками - нарушителями закона божия, и пусть не ждут пощады. Аминь! Велик бог!
- Велик бог! - снова завопили у чайханы и кричали до тех пор, пока Фузайль не сделал знак замолчать. Он сел на ковер и принял из чьих-то рук пиалу. К настилу подошел афганец и что-то сказал Фузайлю. Максум поставил пиалу на ковер и кивнул головой.
Афганец вернулся к пленникам и, толкая их в спины рукояткой плетки, заставил встать и приблизиться к помосту. Фузайль окинул их быстрым взглядом и поднял глаза к небу.
- О боже, боже! - громко сказал он. - Еще неверные!
Он снова осмотрел всех стоявших перед ним людей - теперь уже внимательнее. Долго не отводил взгляда от Азизджона и Гуляма.
- Комсомол? - резко спросил он Азизджона.
Азизджон сжался, будто врос в землю. Лицо его, покрытое пылью, стало совсем серым. Он судорожно прижал руки к груди.
- Нет, нет, я не комсомол...
Фузайль удовлетворенно усмехнулся и перевел глаза на Гуляма.
- А ты - комсомол?
Гулям толкнул плечом Азизджона и, шагнув вперед, твердо сказал охрипшим голосом:
- Да. Я - комсомолец.
- У, сын сожженного отца! - закричал афганец, и выхваченный из ножен клинок блеснул на солнце.
- Подожди! - бросил Фузайль и опять взглянул на Гуляма.
Несколько мгновений они смотрели в упор друг на друга, потом Фузайль отвел глаза в сторону и крикнул басмачам:
- Сведите их к другим, что захвачены утром. Следите за ними. Когда я возьму Гарм - всех будем судить.
Конные и пешие басмачи окружили пленников и погнали через площадь вниз к мосту, под которым текла неширокая речка. Азизджон от испуга не мог идти, его вели под руки двое пожилых дехкан. Один из пленников, широкоплечий мужчина, в разорванной милицейской гимнастерке, с черными свисающими вниз усами на загорелом лице, взял Гуляма за руку и вывел в первый ряд. Так они и шли впереди всех с высоко поднятыми головами.
У моста пришлось остановиться. Навстречу двигалась толпа. Там было много женщин, особенно старух, белели чалмы мулл. Они размахивали палками, громко выкрикивали проклятия.
Когда шествие приблизилось, Гулям увидел четырех молодых девушек. Они шли в середине толпы, опустив головы и только вздрагивали от толчков и ударов.
- Олям-биби... Муаллим-биби... Сайрам-хон, - шептал черноусый мужчина Гулям-Али. Руки его дрожали.
Это были первые в Хаите девушки, открывшие лица и собиравшиеся ехать в Гарм учиться. Теперь их вели на суд Фузайля.
Когда толпа скрылась за поворотом, пленников перевели через шаткий мост, прошли еще немного и остановились у мечети в предместье Хаита Гиссораке. Здесь их загнали в тесный и грязный сарай. У открытой двери оставили двух басмачей с винтовками.
Гулям опустился на сырой пол сарая и прислонился к стене. Он был настолько утомлен, что все окружающее проходило мимо, не задевая его сознания. Мысли текли какими-то обрывками, путаные, без начала и конца. Руки и ноги отяжелели и казались чужими. Он долго сидел, не шевелясь, потрясенный случившимся.
Неужели все это не сон. Грязный, сложенный из камней сарай. Прокопченный низкий потолок. Гуляму вдруг ясно представилась его маленькая белая комната, гипсовый бюст на столе. Ленин. Он тоже боролся с врагами, был беспощаден к ним. Он смело поднял народ на борьбу против могучего царя, его сановников, его войск - и победил. Сыны Ленина - большевики - шли на смерть и одержали победу. Разве мало рисковал своей жизнью Касым-Командир, большевик, ленинец. Он тоже победил, потому что был смелым, решительным, потому что сражался за народ. И неужели он, Гулям, так и погибнет, не попытавшись бороться?