После правки заметка выглядела так: "В магазин Таджикторга № 6 сегодня прибыла большая партия высококачественных примусов. Потребности населения будут полностью удовлетворены".

- Ты хорошо проверил? - спросил Феоктист Модестович. - На всех хватит?

- Ну еще бы! Я сам смотрел, - уверенно заявил Толя. - А как подписать?

- Подпиши "А.П.", что ли, - посоветовал Феоктист Модестович.

- На следующий день Толя, развернув свежий номер газеты, первым делом стал искать свою заметку. Она красовалась возле объявлений и буквы "А.П." стояли на надлежащем месте.

Все шло прекрасно, Толя уже собирался идти за материалом, как вдруг Феоктиста Модестовича вызвали к редактору. Вернулся он красный и злой.

- Ну и делов ты наделал, отрок! - набросился он на Толю. - Примусы! Примусы! Всего-то их было четыре штуки, а из-за твоей заметки с утра у магазина собралась огромная толпа домохозяек. Да и я виноват - не проверил. Эх, ты, искатель славы! - Феоктист Модестович отвернулся и начал быстро писать. Толя почувствовал себя очень плохо.

Снова он целыми днями блуждал по городу в поисках выдающихся событий, а когда возвращался в редакцию - получал от Феоктиста Модестовича задания писать о торговле ларьков, о поливке улиц, об очистке арыков, об уличных фонарях. В конце концов, он научился коротко в трех-четырехстрочных заметках отражать будничную жизнь города. Это было совсем не то, о чем он мечтал, к чему стремился. Слава была так же далека от него, как и раньше, когда он работал секретарем в Доме дехканина. Где ж она, эта слава? Как найти ее?

Толя бродил по городу в поисках материала, заходил в чайханы, толкался на базарах, сталкивался с разными людьми. Однажды он попал в опиекурильню, побывал в двух "малинах", куда сносились краденые вещи. Но об этом заметки не напишешь, об этом надо сообщать в милицию. Событий не было, слава не приходила.

А редакция жила своей жизнью. Утром печатали и правили вчерашний материал. Днем из типографии приносили еще сырые гранки. Близорукий корректор Степка, ругаясь и отплевываясь, исправлял бесчисленные ошибки наборщиков. Редактор бесконечно задерживал передовую. По комнатам носился секретарь, возмущаясь тем, что метранпаж опять куда-то пропал.

Иногда приезжал из района кто-нибудь из специальных корреспондентов. И тогда в коридоре становилось шумно. Раздавались приветствия, поцелуи, вопросы, будто спецкор вернулся, по-меньшей мере, из экспедиции за полярный круг. Корреспонденты приезжали загорелые, обветренные, привозили кучу новостей, разные безделушки - в подарок друзьям. Газета целую неделю печатала материалы о районе, из которого приехал корреспондент. Все эти дни приехавший был героем в редакции. Ему улыбались, предсказывали блестящую будущность, приглашали на домашние вечеринки.

Толя завидовал этим людям. В районе, казалось ему, он сразу нашел бы то, что тщетно искал в городе. Горы, тугаи, бурные реки хранили замечательные, еще никем не открытые тайны. Если бы Толе удалось туда попасть, к нему, наконец, пришла бы слава. В горах скрывались шайки басмачей, в камышах таились свирепые тигры, в кишлаках жили чудесные красавицы, которых надо было от кого-то спасать, привозить в город, приобщать к культуре...

Разве можно все это сравнить с городом, где - прямые улицы, милиционеры на углах, электрический свет? Нет, только в горах, только там, где еще осталась экзотика, можно найти славу! Толя запоем читал Киплинга, Джека Лондона, и ему казалось, что стоит выехать за черту города, как начнется жизнь, описанная в этих увлекательных книгах.

Когда Толя сказал Феоктисту Модестовичу о своем желании поехать в район, тот рассмеялся.

- Что, вшей покормить захотел? Вряд ли удастся. Ищи, отрок, славу в городе.

Феоктист Модестович взял со стола какой-то конверт и запел:

Она мне прислала письмо голубое,

Письмо голубое прислала она...

Потом он распечатал конверт, прочитал бумажку и сразу скривился.

Но я не поеду ни завтра, ни в среду,

Ни завтра, ни в среду ответ не пошлю.

- Как тебе нравится? - обратился он к Толе. - Повестка. От следователя. "По поводу буйства в пьяном виде, учиненного вами на базаре". Но...

Я ей не отвечу, я к ней не поеду.

Она опоздала! Другую люблю...

- закончил он и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Толя пошел к редактору. Абрам Максимович встретил его довольно сухо. Теперь Пенский был сотрудником газеты, а редактор считал своим долгом сурово разговаривать с подчиненными.

Абрам Максимович выслушал просьбу Толи о командировке в район и сказал, что подумает об этом. Но людей и здесь не хватает, работы и в редакции очень много. Толя должен писать побольше, получше узнать жизнь города. А поехать в район он всегда успеет.

Толя ушел от редактора грустный и разочарованный. "Опять примусы"... с горечью подумал он и весь день бесцельно шатался по городу.

Через неделю его вызвал к себе Абрам Максимович. Он был задумчив и разговаривал без обычного крика.

- Вы, кажется, хотели ехать в район? - спросил редактор.

Толя даже покраснел.

- Да, - ответил он.

- Я могу предложить вам одну поездочку. Район дальний, но работа интересная. Нужно побывать в нескольких совхозах. Хотите?

- Хочу! - радостно ответил Толя.

- Завтра и выедете, - решил Абрам Максимович.

Толя целый день носился, как одержимый, по редакции. У одного он одалживал полевую сумку, у другого бинокль, у третьего - очки от пыли. Ему писали длинные мандаты и удостоверения. Он взял в бухгалтерии аванс на дорогу, записал в карманный словарик таджикские слова первой необходимости, со всеми попрощался.

Закончив все дела в редакции, Пенский побежал в караван-сарай подбирать коня подешевле и поспокойней. После долгих поисков и сомнений он выбрал красивого вороного коня.

Поздно вечером, усталый и голодный, он пришел домой. Жена сердито подала на стол тарелку супа и легла спать. Толя поел, поставил на керосинку чайник и сел писать письмо матери. Хотелось написать о многом. О том, что, наконец, он нашел для себя интересное дело. О том, что скоро он будет знаменит и слава о нем дойдет и до их маленького города. Мама еще услышит о нем, о ее Толе. И это будет скоро, скоро... Незаметно для себя Толя задремал, положив голову на стол. Проснулся он от какого-то внутреннего толчка. Чай уже давно кипел на керосинке Толя положил недописанное письмо в записную книжку - он допишет его, когда вернется из командировки.

Утром чуть свет Толя, обвешанный сумками и ремнями, пришел в караван-сарай. Конь стоял уже оседланный. Неумело взобравшись в седло, Толя выехал из ворот.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ДАЙТЕ РУКУ, ДРУЗЬЯ!

Проснулся Виктор от резкого света. Он приподнялся. Неподалеку стояла зажженная лампа. Машина постель лежала в углу, сбитая в кучу. Посредине комнаты стояла большая лужа. С потолка непрерывно капала вода, взбивая в луже пузыри, которые тут же лопались. У двери стояла Маша в гимнастерке и юбке и выжимала сорочку. За стенами хлестал дождь.

- Что случилось? - встревоженно спросил Виктор.

Маша улыбнулась.

- Вот видишь, наводнение. Я так крепко спала, что не почувствовала, как вся промокла. До нитки.

Виктор встал, отодвинул дальше в угол мокрую Машину постель. Затем он прокопал ножом маленькую канавку у двери, под порог. Вода из лужи потекла на улицу. Только теперь он заметил, что Маша дрожит. Он взял ее мокрую, холодную руку. Острое чувство жалости охватило его.

- Замерзла? - спросил Виктор.

Девушка кивнула головой.

- Замерзла. Зуб на зуб не попадает.

- Бросай свою рубаху. Иди грейся.

Маша встряхнула сорочку и бросила в угол на одеяла. Потом легла на постель Виктора и сжалась в клубок.

- Вот не было печали. Не хватает только заболеть здесь... - прошептала она.

Виктор старательно укрыл Машу, но девушка никак не могла согреться. Тогда Виктор лег вместе с ней. Он обнял ее и крепко прижал к себе. Сердце забилось часто, гулко. Виктору хотелось все свое тепло передать Маше. Наконец, девушка перестала дрожать. Виктор услышал ее ровное дыхание. Она задремала. А Виктор до рассвета так и не смог заснуть.