Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Воздух устремляется со всех сторон к центру, а в центре он поднимается - это начало. Затем происходят две вещи. Вращение Земли приводит к вращению этой воздушной системой - сперва не быстрому, по плавной спирали. А теплый воздух, насыщенный влагой у морской поверхности, поднявшись, остывает. Охладившись наверху, влага выпадает в виде дождя. Когда водяной пар конденсируется, он выделяет энергию - с той же неукоснительностью, с какой выделяет ее при вспышке бензин. Там, в высоте, высвобождаются миллионы лошадиных сил. И, как в бензиновом моторе, эта энергия превращается в энергию движения: еще выше взлетает гигантский аэростат, еще стремительнее раскручивается вихрь.

Так что вращение Земли лишь поворот заводной рукоятки: сам ураган это громадный мотор, вращаемый энергией конденсации в восходящем потоке воздуха.

Теперь вспомните вот что. Всякий вращающийся предмет стремится улететь прочь - или по крайней мере, как планета на своей орбите, достичь равновесного состояния, когда она не может притянуться к центру. Ветер, вращающийся вокруг центра урагана, вскоре разгоняется до такой скорости, что уже не может устремиться к центру, каково бы ни было там разрежение. Само вращение создает пустотелую трубу, такую же непроницаемую, как если бы она была сделана из твердого материала.

Вот почему в центре урагана часто бывает затишье - ветер не может туда ворваться.

Так эта исполинская машина в пятьдесят или больше миль шириной, построенная из уплотненного скоростью воздуха, питаемая энергией Солнца и проливающегося дождя, кружится над Атлантикой, иной раз неделями, все набирая силу. И только когда ее основание коснется, наконец, суши (или очень холодного воздуха), закроется дроссель: влажный воздух больше не подсасывается, и через несколько дней, самое большее - недель, она расплывается и замирает.

4

Но в ноябре условия в этих широтах редко бывают подходящими для всех стадий формирования настоящего урагана. Иногда процесс начинается; но потом затихает, замирает, превращается всего лишь в "депрессию" (большинство депрессий, достигающих Англии, являются именно такими мертвыми или несостоявшимися ураганами).

Первые метеосводки явно подразумевали, что это возмущение не поведет себя как-то иначе. Впрочем, "Архимед" давно оставил позади прогнозируемую траекторию шторма. Такие шторма, кстати, обычно отклоняются вправо, а не влево. Да, по всем правилам игры никакие неприятности "Архимеду" не грозили.

Но в девять часов ноябрьским утром 1929 года ветер все еще усиливался; ясно было: творится что-то необычное. Во-первых, шторм перерастал в настоящий ураган; во-вторых, развивался он совсем не там, где его могли ожидать умные головы. Либо он сильно изменил свой путь, причем в неправильном направлении, либо - осенило капитана Эдвардеса - это не одиночный ураган, а два: второй стремительно нагонял и был гораздо более мощным, совсем не тем, возникновение которого заметили.

Еще час назад капитан сказал старшему помощнику, что, если барометр будет и дальше падать, они встанут против волны. Судно, конечно, могло и не менять курс, но незачем подвергать его лишним испытаниям. Лучше встать против ветра и дать машинам такие обороты, чтобы не сносило назад, пропустить ураган мимо себя. Процесс будет недолгим: жуткий ветер из одной четверти, затем короткое затишье, пока проходит "глаз" бури, а затем ветер с другой стороны, слабеющий по мере того, как шторм уходит дальше.

Итак, поскольку в девять часов барометр продолжал падать и постоянное направление ветра говорило о том, что они находятся прямо на пути шторма, капитан Эдвардес взял курс на норд-остень-норд, чтобы пробиться сквозь шторм.

Среда

Глава III

Дик Уотчетт был очень занят и возбужден. Первый ураган в его жизни - а он его так ждал. Кроме того, капитан - поскольку капитаны, помимо всего прочего, еще и учителя - сделал его воображаемым командиром судна, заставил повторить, на основе показаний барометра и направления ветра, те же расчеты, которые проделал сам, и сказать, какие необходимы действия. Это было интересно, но он волновался (потому что рапорт капитана о нем после плавания будет зависеть от его ответов).

Когда все кончилось, он почувствовал себя как школьник после уроков. Он надеялся, что ураган сделает что-то эффектное, что ветер согнет крепкие железные поручни или как-то еще засвидетельствует свою осязаемую силу ярко, чтобы написать домой. Но трудно было ожидать ярких эффектов на таком большом и хорошо оснащенном судне, как "Архимед". Не повалятся мачты. Не застынет прибитый волнами к штурвалу рулевой с солеными брызгами на бороде. Нет: прочная рулевая рубка посреди мостика - высоко над волнами, и толстое стекло полностью защищает тебя от непогоды. И за штурвалом вовсе не викинг, а стоит на старой циновочке маленький рулевой-китаец с лицом как печеное яблоко.

В восемь, отправившись на обход, мистер Бакстон взял Дика с собой. Идти по палубе против ветра было все равно что идти в гору: те же усилия, тот же наклон тела к земле. Как будто судно стояло не против ветра, а на корме, когда ты шел на бак; а когда шел обратно, ты будто падал с лестницы.

Громкий сиплый визг шторма сменился оглушительным ревом. Воду, летевшую на бак, ветер превращал в пыль, а за корму она уносилась туманом. На поручнях она стояла маленькими блестящими веерами. Даже смазку из лебедок несло с брызгами на верхнюю палубу.

За бортом - не привычное море, а холмистая водяная страна. Ветер сдирал шкуру с волн, оставляя мелкие белые оспины. Волны обламывались, глотали собственную пену: ее видно было глубоко под поверхностью. Вдруг налетел дождь. Капли прыгали по воде, она зашерстилась легким росным ворсом, как луг. Как будто голое море отращивало шерсть.

И сразу Дику стало радостно, что Сюки здесь нет. Ветер лучше женщин. Одни мужчины на судне, и ни один - по крайней мере на время шторма - ни в кого не влюблен: все помыслы только о предстоящей борьбе с воздухом. Это самое лучшее.

Вслед за Сюки вспомнился вкус кукурузного виски; сознание решительно оттолкнуло его. Внезапно Дик ощутил уверенность, что больше никогда не прикоснется к спиртному: это отвратительная штука. Стакан пива от силы. И не курить. Его это немного удивило; обычно он получал от спиртного и табака удовольствие, как все. Это было вроде обращения - не духовного, потому что оно не имело ничего общего ни с моралью, ни с решимостью. Просто вдруг переменились вкусы - и так круто, что обратная перемена представлялась невозможной. Отвращение к девушкам, табаку и питью; и все - от ветра. Потом от восторга перед штормом закружилась голова, и морская болезнь настигла его.

6
{"b":"76784","o":1}