- Надень капюшон и опусти голову, - тихо посоветовал Акмед, когда они миновали очередной дозор, внимательно наблюдавший за горожанами. Продолжай двигаться в сторону базилики. Я иду за тобой, не оглядывайся.

Рапсодия кивнула и сосредоточилась на далекой песне огня, стараясь отогнать нарастающую тревогу. Несмотря на поразительную красоту, Бетани производил странное, бездушное впечатление. Как будто здесь не было места милосердию и чувству юмора. Тщательно причесанные сады казались слишком безупречными, дома - чересчур элегантными, перегруженными архитектурными изысками. Рапсодия нигде не заметила бедняков и нищих. И еще повсюду было множество солдат.

"Впрочем, - сказал а себе Рапсодия, - это все-таки столица! Здесь должны заботиться о дополнительных мерах безопасности".

Часа через два они наконец нашли базилику. Но еще задолго до того, как они ее увидели, под ногами появилось свидетельство ее близости. Мостовая здесь была украшена позолоченными листьями в форме языков пламени, вытянутых на восток, в сторону базилики. И чем ближе они подходили к храму, тем больше огненных указателей появлялось на улице. Рапсодия остановилась, дожидаясь Акмеда.

- Помнишь картины в музее лорда Стивена? - прошептала она.

Рука легко коснулась ее плеча, подталкивая вперед. Один из стражников заметил, что девушка остановилась, а Акмед не хотел, чтобы Рапсодия привлекала внимание. Когда стражник перестал смотреть в их сторону, Акмед отпустил плечо своей спутницы.

- Да, - шепнул он.

- Двор перед базиликой украшен мозаикой. Вблизи она должна выглядеть именно так. Вероятно, мы попали во внешний двор.

Они прошли еще немного. Рапсодия не ошиблась. Как только путники свернули за угол, перед ними возникло великолепное круглое сооружение, построенное из полированного белого мрамора с золотыми вкраплениями. Оно возвышалось над всеми остальными зданиями в городе.

Внутренний двор базилики украшала мозаика, изящно обрамляющая изгородь в форме языков пламени. Двор был вымощен камнями цвета огня в виде солнечных лучей. Самоцветы вспыхивали каскадом огней, едва их касались солнечные лучи. Огромные сады окружали базилику. Впрочем, сейчас, лишенные листвы, они производили грустное впечатление.

Здание базилики состояло из трех громадных, поднимающихся один над другим концентрических кругов. В центре горела золотая жаровня. Посетители сидели или стояли на коленях на разных уровнях и молились или беззвучно медитировали, а двое Посвященных в мантиях следили за огнем.

Над жаровней бесшумно мерцало яркое пламя, алое с оранжевыми и синими проблесками. И Рапсодия вновь увидела могучую стену чистого света и жара, сквозь которую они прошли, когда еще находились по другую сторону Времени. Лишь усилием воли ей удалось сдержать слезы - она вспомнила объятия огня, всепоглощающее приятие, которое испытала в сердце Земли.

Она могла бы долго так стоять, глядя на вздымающееся к небу пламя. Из оцепенения ее вывело легкое прикосновение тонких сильных пальцев.

- Пойдем, - прошептал Акмед, разом прогнав воспоминания девушки. - Он кажется мне вполне подходящим кандидатом. - Акмед кивнул в сторону ближайшего Посвященного, мужчины средних лет с выбритой головой.

На Посвященном была коричневая мантия со стилизованным изображением солнца, в центре которого выделялась алая спираль. Такое же они видели на портрете Благословенного Кандерр Ярима в намерьенском музее.

Певица слегка повела плечом, показывая, что слышит. Они заранее решили, что Рапсодия постарается побольше узнать о базилике у Посвященных, а Акмед попытается раздобыть необходимую им информацию другими способами.

Девушка сделала несколько шагов в сторону Посвященного, который тщательно протирал бронзовые перила, отделявшие один ряд сидений от другого, и остановилась на почтительном расстоянии. Не глядя на Рапсодию, Посвященный сделал небрежный жест рукой:

- Крестьяне допускаются только на последнее Кольцо. Когда он вновь принялся натирать и без того блестящие перила, Рапсодия оглянулась на Акмеда. Тот молча коснулся капюшона, показывая, что Рапсодии следует его снять. Она последовала его совету, а потом вновь повернулась к Посвященному :

- Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Сидевший на корточках Посвященный повернул к ней голову и одарил равнодушным взглядом. Но миг спустя он широко разинул рот, а в его округлившихся глазах вспыхнул ужас.

- О Создатель! Уже? - прошептал он, уронив тряпочку, которой начищал перила.

Саймон все утро наводил порядок в базилике, готовя ее к службе, которую чуть позже проведет Благословенный. Работа утомила его: несмотря на зимний холод, он вспотел.

"Смирение, - напоминал он себе, - один из семи принципов Посвященного".

И вновь, уже в четвертый раз за утро, он принялся бормотать молитву. Однако никакие напоминания о смирении не помогали - зависть, грозившая перерасти в гнев, истекала из пор в виде пота, оставляя тошнотворное ощущение. Весь день он чувствовал себя отвратительно.

Когда появились раненые солдаты, Дартрален вновь получил задание работать в больнице. И снова, несмотря на старшинство, возраст и умение целителя, Саймон был направлен в базилику - иначе это послушание называлось уборкой, - в то время как Дартрален с самодовольной улыбкой отправился ухаживать за ранеными. Криворукий мясник!..

Саймон изо всех сил старался изгнать злые мысли, когда к нему подошла крестьянка. Саймон сказал, что ее место на внешнем Кольце, но она, казалось, его не слышала.

- Не могли бы вы уделить мне несколько минут? - Ее мелодичный голос звучал тепло и нежно, точно дыхание самого огня.

Когда Саймон поднял взгляд, сердце едва не выскочило из его груди.

Перед ним стояла сама Красота, одетая в грубый крестьянский плащ. У нее были изумрудные, словно море, глаза и волосы, золотым каскадом спадающие на плечи. От нее исходило тепло. Саймон достаточно долго находился рядом со Священной Жаровней, чтобы не узнать источник этого жара. Должно быть, перед ним возникла Душа Огня, предвестник смерти.

И в тот момент, когда ангел прибыл за Саймоном, он находился во власти высокомерия и зависти!.. Внутри у Саймона все похолодело. Его ждет проклятие.