- Мне кажется, Рапсодия, что ты напрасно заранее отказываешься от любви, тем более что ты сама так высоко ценишь это чувство.

Рапсодия вновь рассердилась.

- Какая разница! И почему тебя так тревожит проблема моего супружества?

Эши отвернулся. Теперь, когда его лицо больше не скрывал капюшон, ему стало гораздо труднее разговаривать с Рапсодией.

- Меня оно не тревожит.

- А мне кажется странным, что тебя огорчает возможность моего брака без любви.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

- А меня удивляет, как ты можешь говорить об этом так спокойно. Ты же сама утверждала, что очень серьезно относишься к семье.

Рапсодия обдумала его слова.

- Ты прав. Однако мои рассуждения касаются только тех людей, которые способны любить.

- А ты к ним не относишься.

- Совершенно верно.

- Но почему?

Она вздохнула и посмотрела на огонь, который тут же начал разгораться.

- Я отреклась от любви, мне она запрещена.

Эши присел на кровать напротив Рапсодии.

- Почему? Ты вступила в религиозный орден и дала обет безбрачия?

Рапсодия фыркнула:

- Едва ли.

- Тогда почему?

Рапсодия опустила глаза.

- Еще в старом мире я обменяла способность любить на то, что хотела сохранить.

- Что именно?

- Ребенка, - ответила Рапсодия.

Она подняла взгляд и вдруг поняла, что с легкостью отвечает на его вопросы, - за прошедшие годы Рапсодия никогда ни с кем об этом не говорила.

Теперь пришел черед Эши опустить глаза.

- У тебя был ребенок?

- Нет, это был не мой ребенок. Но я хотела ее защитить. - Эши кивнул. Рапсодии показалось, что он вздохнул с облегчением, но промолчал. - Так или иначе, но я дала клятву, что больше никогда никого не буду любить, и сдержала свое слово.

- Никого, кроме детей?

- Нет, я плохо объяснила. Я дала слово мужчине, что не полюблю другого до самого конца мира.

- А кем был человек, которого ты любила? Что с ним произошло?

На лице Рапсодии появилась гримаса отвращения.

- Я не говорила, что любила его. Он был грязной свиньей.

- Я перестаю тебя понимать. Почему ты дала клятву любить свинью?

- Ладно, начнем сначала, - вздохнула Рапсодия, - раз для тебя это так важно. Он был самым отвратительным, злым и жестоким ублюдком из всех, кого я знала. Мерзавец похитил невинную девочку, и, если бы я не вмешалась, он бы изнасиловал, а потом убил ее. Я дала клятву в обмен на ее свободу никогда не любить никого другого и выполнила ее. Я не утверждала, что любила ублюдка.

- До конца мира, верно?

- Да - Не слишком ли сильная клятва для такого негодяя?

- Ну, тут все зависит от того, рассчитывала ли я вообще найти любовь.

- А ты думала, что этого не случится?

- Да. Так что моя жертва была не такой большой.

На лице Эши появилась обаятельная улыбка, он встал с постели, подошел к Рапсодии и опустился перед ней на колени.

- У меня есть для тебя замечательная новость.

- И в чем она заключается?

- Если ты решишь, что можешь кого-то полюбить, то можешь это сделать, не нарушая клятвы.

- С чего ты взял?

- Ты ведь поклялась никого больше не любить до конца мира?

- Да.

- А ты разве не заметила, Рапсодия? Тот мир погиб, его нет более тысячи лет. Ты свободна от него и от своих клятв.

Глаза Рапсодии наполнились слезами - и на то имелось множество причин. Эши взял ее за руки, полагая, что сейчас она расплачется. Однако Рапсодия сумела справиться с нахлынувшими чувствами. Эши смотрел на ее исказившееся лицо, а потом не выдержал и протянул руку, что бы вытереть слезы, но Рапсодия оттолкнула его ладонь.

- Не нужно, - прошептала она и отвернулась. - Сейчас я успокоюсь.

- Не нужно сдерживать слезы, Рапсодия. Здесь ты в безопасности и можешь спокойно поплакать. Мне кажется, тебе это просто необходимо.

- Я не могу, - тихо ответила она. - Мне запрещено.

- И кто тебе запретил плакать?

- Акмед.

Смех Эши получился злым.

- Ты шутишь. - Она покачала головой. - Неужели ты говоришь серьезно? Какой он чудесный человек! Послушай, Рапсодия, плач не есть признак слабости.

- Я знаю, - сказала она, смахивая слезы с глаз. - Он вызывает раздражение.

- У Акмеда? К счастью, его здесь нет. Если тебе необходимо поплакать, плачь. Меня это нисколько не раздражает.

Рапсодия улыбнулась:

- Спасибо, но я не хочу плакать. Я в порядке.

Эши покачал головой:

- Нет. Я неплохой специалист по соленой воде, морской и слезам, - мой меч, ты же знаешь. Могу тебя заверить, тело и душа нуждаются в очищении, которое приходит со слезами. Даже кровь становится здоровей. Акмеду следовало бы это знать. - Глаза Рапсодии при последних словах сузились, и Эши торопливо продолжил: - Если на протяжении многих столетий ты сдерживала слезы, то нанесла себе огромный вред. Пожалуйста, Рапсодия, я могу обнять тебя, если это поможет.

Она невольно бросила взгляд на то место, где под рубашкой пряталась страшная рана, и содрогнулась, вспомнив о боли, которую причинила Эши, обняв его тогда в лесу.

- Нет, спасибо, но я благодарна тебе за предложение.

- Тогда я могу оставить тебя одну, прогуляюсь немного, если хочешь.

- Нет, не стоит. - Теперь ее голос звучал твердо. - Я пришла в себя, и тебе вовсе не обязательно отправляться под дождь. Лучше передай лютню, которую мне подарила Элинсинос. Хочешь послушать, как я играю?

Эши встал и подошел к шкафу, куда сложил их вещи.

- Конечно. А ты уверена, что...

- Да. - Рапсодия взяла в руки инструмент, который ей протянул Эши. Что бы ты хотел послушать?

Он вздохнул.

- Ты знаешь песни старого мира о море?

- Несколько, - ответила она с улыбкой, вспомнив Элинсинос. - В моей семье тоже были моряки. Для этих песен больше подошел бы другой инструмент, но я постараюсь. - Она настроила лютню и начала играть.

Магия дракона сохранила древние струны в отличном состоянии, а дерево, из которого лютня была изготовлена, за долгие годы приобрело удивительно глубокий и чистый звук.

Эши растянулся на кровати, музыка Рапсодии околдовала его. Она не догадывалась о глубине его чувств, хотя лицо Эши оставалось открытым. Он позволил музыке наполнить его сознание и сердце, и пульсирующая боль в груди немного утихла, а мигрень, вызванная разговорами об Акмеде, и вовсе исчезла. Голос Рапсодии был красивым и легким, неземным, подобным музыке ветра, и Эши погрузился в чарующие звуки. Он отдал бы остатки своей души за то, чтобы она провела здесь несколько дней и пела бы для него, открывая свое сердце, которого, как она думала, у нее не было.