Так и сейчас. Девушка быстро успокоилась, глядя на персиковые деревья.
Ранней весной они очень красиво цвели.
Успокоилась, пошла готовить. Фону очень нравилась приготовленная ею еда. Странно, но этому Тсуна совершенно не удивлялась. Готовить её учила мама, а то, что готовила она, не мог не оценить никто.
Фон приехал вечером. Он был чем-то своим недоволен — он ничем этого не показывал, но у Тсуны была её особая интуиция, так что все его перемены настроения она угадывала на раз — и она сначала не хотела его лишний раз беспокоить, но он сам каким-то образом догадался, что у неё что-то не так. Пришлось всё-таки всё рассказывать.
От её рассказа настроение у него испортилось окончательно (он этого, опять же, ничем не показывал, но Тсуна же видела), и он долго говорил с кем-то по телефону. По его разговору невозможно было понять, с кем. Впрочем, Тсуна почти не пыталась.
— Не едь в Японию, — сказал он ей, закончив разговор. — Ни в коем случае.
— Ты знаешь, чего он хочет? — спросила девушка.
— Выдать тебя замуж за наследника.
— …Зачем?
— Укрепить своё влияние, — пожал плечами Фон.
Тсуна уже и сама всё поняла. Раз его дочь оказалась никчёмна во всём, раз нашёлся наследник получше, он потерял большую часть своих возможностей, и мог захотеть вернуть утраченное… любым способом.
— А наследник… он хочет на мне жениться?
— Я не спрашивал. Но этого хочет не только твой отец. Цель в том, чтобы в вашем ребёнке текло больше крови Джотто Примо. Вы с ним — дальние родственники, оба — потомки Примо.
— Средневековые предрассудки какие-то, — сказала Тсуна.
Она вспомнила Джотто из кольца и подумала, что он тоже сказал бы так.
— Не знаю, насколько средневековые, но в Японию ты не поедешь. Или, — он посмотрел на неё настороженно, — ты хочешь за него замуж?
— Нет, конечно. Я даже не помню, как его зовут. Я ничего про него не знаю.
«Я ничего про него не знаю, а он отнял у меня родителей и друзей, и был вторым из тех, кто сломал мне жизнь.»
Тсуна не умела читать мысли, но каким-то образом знала, что Фон подумал так же.
— Это хорошо, — сказал он.
— А если он приедет меня забирать? — забеспокоилась девушка.
— То он тебя попросту не найдёт. А если найдёт — не отобьёт.
Тсуну это не успокоило. Даже наоборот.
— Ему потребуется отбивать меня? Ты собираешься приставить ко мне охрану? Охранять меня?
— Конечно. То есть, без фанатизма. На Саваду Емитсу охрана не нужна, ему и одного меня хватит.
— А если он возьмёт с собой…
— Подчинённых? Если он возьмёт с собой больше трёх человек, то «лишние» попросту не смогут въехать в страну. Или будут задержаны ещё в аэропорту. Я позабочусь.
Тсуна была почти в шоке. Она и не подозревала, что влияние Фона так велико… и совершенно не могла понять, зачем он так её защищает.
Он благодарен? Честно, разве так бывает? Они оба живут в одном мире — в мире, где все ищут выгоду и только её, в мире, где одним лишь чудом на её глазах не произошло ни одной смерти. И в этом мире она бесполезна — она уже доказала это. В этом мире она бесполезна — и, правда же, зачем она ему?
Она не стала ничего спрашивать. Она же знала, что он ей ответит. Она только сказала:
— Спасибо…
Она не знала, как ей отблагодарить его так, чтобы её благодарность была соразмерна тому, что он для неё сделал и делает.
— Не за что, — улыбнулся Фон. — Если ещё раз позвонит, или если надумаешь с ним поговорить — дай мне тоже с ним пообщаться. Специально не надо, а вот если случится…
— Хорошо, — кивнула Тсуна.
— Да, а разговаривал я с Колонелло, — неожиданно сказал он. — Тебе же было интересно это знать.
Он что, мысли читать умеет?
Второй раз поговорить с отцом ей пришлось ровно через неделю.
Разговор начался до абсурдного похоже:
— Ну, и где ты?
— В Гонконге.
— Что ты там делаешь?
— Живу.
Было бы смешно, но обстановка к смеху не располагала.
— Ты же сказала, что приедешь?
— Я сказала, что услышала тебя. Это разные вещи.
— Значит, приезжать ты не собираешься?
— Пап… — Она назвала его так впервые за несколько лет. От этого слова веяло странной несбыточной надеждой, и Тсуна, осознав это, подумала, что больше никогда не будет так его называть. — Скажи, ты правда хочешь выдать меня замуж за человека, который мне совсем не знаком?
Он не стал даже пытаться увиливать или успокаивать её. Даже уговаривать. Даже пытаться.
— Откуда ты знаешь? — спросил он с рыком.
— Фон сказал, — честно ответила Тсуна.
— Что?
Она бросила трубку. Она совсем не хотела говорить с ним о своей нынешней жизни. Совсем. Даже кратко.
Фона снова не было дома, так что поговорить с Савадой Емитсу ему не случилось.
После этого разговора Тсуне было даже не больно.
А вот страшно — немного было.
========== Часть 10 ==========
Ещё звонила мама. Плакала, спрашивала, имеет ли Тсуна защиту. Тсуна её успокаивала. Попутно выяснила, как у мамы дела — на самом деле. Она весь год ничего плохого не говорила, чтобы её не расстраивать. Оказалось, отец ей изменяет. Постоянно и без стеснения. Она хотела бы развестись, но тогда он не будет её содержать, а сама она не имеет ни высшего образования, ни опыта работы, никакого, ни даже знания итальянского. Ведь вряд ли она сама сможет уехать обратно в Японию.
Тсуна повздыхала, посочувствовала, но не удивилась. Всё её детство отца не было дома, она маленькая, лет до пяти, его даже не узнавала. Неудивительно, что при таком раскладе он изменяет ей, и давно. Странно, наоборот, как мама раньше этого не понимала. То, что он жесток — ну да, жене он этого не показывал. Зато дочери — более чем.
Емитсу за ней не приехал. Он всё же умел слушать и слышать, и слова «Фон сказал» воспринял правильно. С самим Фоном он не общался, а поговорил с жёлтым драконом триады Хэшенхэ, Ли Юэшеном. Этот милый молодой человек был Тсуне знаком, он бывал у них несколько раз. Он был учеником Фона. Он вежливо, но непреклонно дал Емитсу понять, что Тсуну он не получит. Никак.
Ну, и правда, не воевать же ему с Хэшенхэ ради девчонки?
Да даже если и воевать — то как?
Так что всё успокоилось. Тсуна спокойно жила у Фона. За это время она всё ещё не поняла, зачем она ему, но научилась воспринимать это как должное. Уже начинала думать, в какой университет ей поступить — ей остался только год до окончания школы. Всё было хорошо.
Всё было хорошо. Был тёплый летний день, ветер гонял по небу редкие белые облачка, в саду цвели розы и зрели персики. Тсуна мыла пол на кухне.
Дверь открылась, и спокойным, можно даже сказать, будничным шагом в кухню зашёл Реборн.
Так обыденно, спокойно, что Тсуна сначала даже не испугалась.
— Хаос, — поприветствовал он её.
И поднял пистолет.
Ей бы защищаться, ей бы выпрыгнуть в окно, ей бы ударить пламенем. Да, от Реборна наверняка ничего не спасёт — но ей бы хоть попытаться.
Но вместо этого она лишь тихо спросила:
— Что я вам сделала?
Спросила — и будто бы ощутила себя мамой. Такой же голос, такой же тон, наверное, даже выражение лица такое же. И, наверное, такой же глупой и беспомощной мама чувствовала себя среди убийц и преступников всё это время. Только Саваду Нану никто не трогал. А вот Саваду Тсунаёши…
Реборн хищно улыбнулся.
— Ты так и не научилась разбираться в политике, Никчёмная Тсуна.
И выстрелил.
И — Тсуна не успела даже зажмуриться.
Но.
Перед ней выросла красная стена.
Спина, вернее.
— Я зато научился, — холодно сообщил ему Фон.
И Тсуна вдруг поняла: он отбил пулю ладонью.
Реборн же — впервые на её памяти — выглядел ошеломлённым.
— Откуда ты взялся? — спросил он у Фона.
— Тот же вопрос я могу задать тебе.
— Ты не всемогущ.
— Ты тоже.
Странно было слышать этот разговор двух бывших аркобалено. Странно — и страшно.