Этой, как её, Вонголы.

— Неужели ты до сих пор воспринимаешь всё как игру?

— Я всю жизнь с некоторых пор воспринимаю, как игру, — неожиданно серьёзно сказал Ямамото.

С некоторых пор, да?

Что-то она в своём бывшем хранителе проглядела.

Но теперь ей было плевать.

— Понимаешь ли, Ямамото, — медленно сказала она, — я уже один раз чуть не проиграла. Я больше не хочу. Предпочитаю другие дебюты, если тебе так будет понятнее.

— Шахматы, — поморщился Ямамото. — Сложновато ты воспринимаешь жизнь. Но я тебя понял. Что-то всё-таки произошло. Что ж, хорошей тебе игры.

— Спасибо, — почти искренне сказала она. — Тебе тоже.

Больше она его не видела.

Она думала, больше она никого из них не увидит. От Хибари и Мукуро подобного точно ждать не стоило. Ламбо всё ещё слишком мал, Рёхей… ну, не представляла она его за таким занятием, как попытки загнать её обратно в Вонголу. Не по нему такие дела, не по нему.

И она не ошиблась.

Ещё через несколько дней у подъезда стояли Киоко и Хару.

Когда-то она думала, что они с ними лучшие подруги. Когда-то она стараниями Реборна (и, наверное, только стараниями Реборна) смогла с ними подружиться — и была на седьмом небе от счастья. Ещё бы — у неё, Никчёмной Тсуны, впервые появились аж целых две подруги.

А потом уехал отец, бросили её хранители, и её целых две подруги перестали хоть как-нибудь интересоваться её делами. Ну, Хару пару раз заходила. Быстро поняла, что Тсуна не в состоянии поддерживать весёлые диалоги на интересные темы, не в состоянии восхищаться новыми костюмами — и отвалилась совсем. Киоко не поинтересовалась жизнью Тсуны ни разу.

Сейчас уже не было больно. Не было грустно. Сейчас было просто странно и неприятно.

— Я никуда не вернусь, — сказала им Тсуна, не поздоровавшись и не став ждать приветствий.

— Мы уже знаем, — сказала ей Хару. — Мы пришли… извиниться.

— Извиниться?

Это было что-то совершенно новое.

— Да. Мы… были плохими подругами.

— Сначала всё было вроде хорошо, нам было интересно с тобой, — сказала Киоко. — Но, когда ребята уехали, ты очень изменилась. Ты стала… такой…

— Скучной, — подсказала Тсуна. — Я знаю.

— Да, — кивнула Хару. — Это сейчас мы понимаем, что тебе было плохо. Что тебя все бросили. Тогда мы думали, что ничего не случилось, ребята просто уехали, и всё.

— Понятно.

Кажется, они тоже воспринимали всё, как игру. И, в отличие от Ямамото, совершенно по-детски. Неосознанно.

— Извини, — сказала Киоко. — Мы… не знали.

— Хорошо, — кивнула Тсуна. — Всё в порядке.

В порядке не было ничего, но Тсуне совершенно не хотелось ни о чём с ними говорить.

— Ты… не вернёшься в Японию? — робко спросила Хару. — Нет, мы не будем тебя ни на что уговаривать, ребята уже сказали, что ты с ними не хочешь, но мы так, просто спрашиваем.

Тсуна поняла, что её ужасно раздражает слово «ребята» по отношению к юным бойцам Вонголы. Возможно, уже убийцам.

Как она.

Наверное, стоит перестать сейчас думать об этом.

— Если я вернусь, меня либо убьют, либо выдадут замуж без моего согласия.

Киоко и Хару удивлённо раскрыли глаза.

— Да?

— Кто?

— Отец. Я не хочу сейчас об этом говорить. Не беспокойтесь ни о чём, это вообще не ваше дело. Просто… я никуда не вернусь. Мне и тут хорошо.

Вроде бы она сказала это абсолютно нормальным голосом, но Киоко что-то поняла не так.

— У тебя здесь есть… кто-то? — спросила она тем тоном, которым обычно спрашивают о мужьях, женихах и парнях.

Тсуна подумала, что было бы хорошо, если бы Фон был её «кем-то».

Но сразу отогнала эти мысли.

И задумалась.

И мысли вернулись.

— Это не важно, — сказала она.

У Киоко стало до противного понимающее лицо.

Наверное, она хотела что-то ещё спросить, но Хару, к счастью, поняла, что Тсуне всё это неприятно. Она решительно взяла Киоко за руку.

— Мы поняли тебя, — сказала она. — Хорошей тебе жизни здесь. Мы правда желаем тебе счастья, хоть мы и не смогли стать тебе хорошими подругами. Наверное, мы больше не увидимся, так что желаем тебе всего хорошего сейчас.

— Спасибо, — сказала Тсуна. — Вам тоже всего хорошего.

И они разошлись.

Когда Тсуна пришла домой, она почему-то долго-долго плакала. Она сама не знала, почему.

Когда пришёл Фон, он не стал её успокаивать, он просто подошёл и очень нежно её обнял.

Тсуна вновь захотела, чтобы он был её «кем-то».

Но желать этого было довольно глупо, наверное. Особенно — с её стороны.

========== Часть 13 ==========

Больше она действительно не видела никого из бывших «друзей».

И Фон ей ничего о них не говорил.

Всё в порядке. Никто их больше не беспокоит.

Дом, в котором они раньше жили, отстраивают, и они снова переезжают туда. Обстановку этого дома Фон отдаёт на откуп ей, говорит лишь, что ему нравится. Ей очень приятно такое доверие.

Фон лишь ненадолго оставляет её одну, улетает зачем-то. В Италию — об этом проговаривается Ли Юэшен. Тсуна не знает, зачем — и не хочет знать. Она сыта по горло этой Италией, пусть она там никогда не была.

Начинается новый учебный год. Тсуна продолжает хорошо учиться. Легко учиться хорошо, когда и в жизни всё — хорошо. У Тсуны даже начинают появляться какие-то приятельницы. Для того, чтобы завести настоящих друзей, ей должны встретиться люди с её опытом, люди, которые могли бы её понять. Но вот девочек, с которыми можно сидеть рядом и вести лёгкие несерьёзные разговоры, она нашла. Но — твёрдо помнила, что это — не подруги.

Когда Фон привозил её в школу и забирал оттуда (почему-то — всегда — лично), приятельницы Тсуны считали его её парнем. Тсуна всегда ужасно смущалась. Фон был красивым, статным, выглядел очень молодо — многие так думали. Ей завидовали.

Она и сама часто хотела, чтобы это так и было.

И — впервые, наверное, в жизни — её желание исполнилось.

Тсуне исполнилось восемнадцать. Это был милый домашний праздник с Фоном и Ли Юэшеном. С приятельницами она отпраздновала отдельно в кафе. Невежливо было не праздновать с ними, но в дом, где нет никаких её мифических родителей, где она живёт только с человеком, который к ней никак официально не относится и с которым у них непонятные — другим — отношения, их приглашать не хотелось. Не хотелось лишних вопросов. Ещё звонила мама. Говорить с мамой было особо не о чем. В общем, праздник был тихий и какой-то слегка печальный. Но в её положении — наверное, это лучше, чем могло быть.

Фон, как всегда, тихий и тактичный, всё понимал.

И поэтому с шокирующим предложением подошёл только на следующий день.

— Тсуна, — начал он издалека. — Тебе уже восемнадцать…

— Да?

— Я хотел спросить, как ты ко мне относишься? Понимаю, что вопрос провокационный, но ответь, пожалуйста.

— Хорошо, — пролепетала Тсуна.

Ну а как ещё отвечать на такие вопросы?

— А нравлюсь ли я тебе как мужчина? Только, пожалуйста, честно.

Тсуна, конечно же, покраснела и ужасно смутилась.

Потом подумала, что, чтобы задавать такие вопросы, надо знать половину ответа. И потому она ответила честно:

— Да…

— Правда? — как-то немного взволнованно спросил он.

— Да, — уже увереннее сказала Тсуна. — Очень.

Она совсем уверилась в своих словах.

Но, правда, плохо понимала, что происходит.

Фон же улыбнулся.

— Я просто хотел признаться тебе в любви, Тсунаёши.

Тсуна не была политиком, мафиози и китаянкой, так что сохранить лицо ей не удалось совсем. Про себя она подумала, что выглядит, наверное, глупо.

Кем был для неё Фон? Уже долгое время — самым близким человеком во всём мире. Она была готова убить за него — она уже доказала это. Самый близкий человек…

И она любила его.

— Спасибо, — пробормотала она, всё ещё в шоке. — Ой, то есть, я хотела сказать…

— Что я не настолько сильно тебе нравлюсь? — с лёгкой грустью спросил он.