И на рынок он целый год не ходил, сыновей с дочерьми посылал. Оно и неплохо вроде, ноги трудить не нужно, да сыновья ведь вечно какую-то дрянь покупали, деньги пробухивали, да в драки ввязывались, а один вообще зачем-то сдох. А дочери потасканными возвращались, даже самая младшая, которая еще без сисек. Заманили на кулек конфет, она и вернулась потом зареванная – конфет-то так и не дали.

Да и опять же – и по городу не погулять, и с мужиками в кабаке не посидеть.

И так целый год!..

Правда, нет худа без добра. Бубоч в тот год зато к литературе пристрастился, читать полюбил. Вроде как даже немножко поумнел.

– Ты Бубоч, да? – спросил его кэ-миало. – Вижу твою историю потребления. Да, ты немножко поумнел. Вот и заплати мне чем-нибудь из прочитанного, хоть раз принеси пользу обществу.

– Какому обществу?

– Обществу кэ-миало. Поработай сеятелем хорошей информации. Ты отдашь в кэ-сеть хорошую книжку, и потом все смогут ее там прочитать и заплатить нам еще больше.

– Так я же ее забуду.

– А ты заново прочитай. Тебе так даже интересней будет.

Бубоч засопел. Их кэ-станцию и вообще весь гхьет обслуживает Аз’Маак, и с ним лучше не ругаться, потому что он единственный на весь гхьет… да и еще на много других гхьетов. Он наверняка сейчас не только с Бубочем разговаривает, но и еще с кучей других храков, да со всеми одновременно. Они, кэ-миало, в этом мире самые умные, и ничего-то им и не нужно, кроме информации. В ней живут, ею питаются, ею и с другими делятся.

Но книжку отдавать жалко. Он ее, небось, полгода читал, а теперь просто за перемещение отдаст.

– Не, я лучше чем другим заплачу, – сказал Бубоч. – Вот, забери…

А дальше Бубоч не запомнил. Как только перенесся на рынок, то сразу и забыл, чем он таким заплатил. Но вроде ничего важного из головы не пропало. Свое имя помнит, имена жен помнит, имена сыновей и дочерей… их он и раньше-то забывал все время.

Чего ж еще он помнит? А, на рынок же надо!

Но сначала бухать! Это самое главное!

В кабак-то ни с чем ценным лучше не идти – тюкнут тебе по балде, да и ограбят. Будешь потом валяться в канаве ограбленный, избитый и отжаханный. А вот астралки со счета никто не утащит, они там в безопасности. Так что если даже и нападут, будешь валяться в канаве просто избитый и отжаханный.

Не ограбленный.

– У Бубоча какая-то зацикленность на том, что его кто-то жахает, – заметил Дегатти, изумленно качая головой. – Он этого втайне желает, что ли?

– Или уже был негативный опыт, – предположил Бельзедор.

По Мпораполису Бубоч гулять любил. Особенно здесь, по улице Смертной Казни. Тут иногда, когда очень повезет, можно увидеть, как наказывают кого-то из господ. Не просто порют или кожу сдирают с пяток, а всерьез, по-настоящему.

Сегодня вот Бубоч увидел одного, и очень долго смотрел, радовался. Гхьетшедарий, да еще в истинном облике. Растянули беднягу между небом и землей, разъяли на миллионы нервов – и каждый испытывает мучительную боль. А сущность его бессмертная понемногу истаивает, принося неимоверные страдания.

Это долгая, лютая пытка, которая применяется только к предателям интересов Паргорона.

Бубоч спросил прохожего и узнал, что конкретно этот барин убил ларитру. И не просто убил, а превратил в ларитрин. Они после этого уже не возрождаются, их личности исчезают насовсем. И ларитры этого не прощают. Уличенных наказывают с абсолютной беспощадностью, даже демолорду могут по шапке дать.

Бубоч смотрел жадно, потом несколько камней кинул. Тут такое можно. Сильно мучить нельзя, потому что так можно ускорить пытку, а вот немножко можно. Барину еще и обидней будет, что его простой храк обижает.

Вход в кабак тут тоже был. Портальный, в «Соелу». В Мпораполисе они на каждом шагу – просто нарисована дверь на стене, а над ней надпись, что «Соелу». Постучи – откроется, и будет за ней безразмерный зал, где круглосуточно кипит веселье.

Бубоч и постучал, но сначала счет проверил. Закрыл глаза, поглядел глубоко внутрь себя, и заплясал сразу перед глазами маленький бушук. В его когтистых лапках появились россыпи серебряных и медных искр – астралки и эфирки.

Золотых нет. Условок нет у Бубоча.

А вот астралки и эфирки есть. Девяносто четыре астралки и пятьдесят пять эфирок. В общем-то, почти целая условка. Тяжким трудом скопил, руками своими работящими. Бубоч – храк зажиточный.

А вот если б поймал ту бабцу… эх, упустил он свое счастье…

Сейчас бы уже, небось, нажахался вволю и вел ее продавать…

– Слушай, Янгфанхофен, а можно немного поменьше вот этого всего? – спросил Дегатти.

– Я не могу рассказывать эту историю в отрыве от личности Бубоча, – сказал Янгфанхофен. – А у Бубоча личность вот такая.

В «Соелу» Бубоч сразу затопал к другим хракам. Те занимали целый сектор – подальше от господского и мещанского, зато самый огромный. Целые тысячи здоровенных синекожих мужиков и баб опорожняли все новые бочонки пива, эля, меда, сидра.

Бубоч сразу заметил и знакомых. В «Соелу» это очень даже запросто – если есть уже внутри кто знакомый, так тебе ресторан их сразу и покажет, сами собой к ним ноги направятся. А если тебе кто-то душевно неприятен – то уведет. Удобно.

Поздоровкался Бубоч за руку и с Табуром, и с Медчином, и с Дукточем, и с Гурметреном.

– Привет, брат-храк, – говорил он каждому.

– Привет, брат-храк, – отвечали ему.

– Давай обсудим репу, – предлагал Бубоч.

– Нет, давай лучше брюкву, – отвечали ему.

– Янгфанхофен, ты серьезно сейчас? – спросил Дегатти. – По-твоему, храки разговаривают вот так?

– А что, не так? – спросил Янгфанхофен, обратив к Дегатти всех тряпичных кукол на пальцах. – А как разговаривают крестьяне в твоем мире?

– Ну… я… я не знаю, но уж точно не так!

– Ну хорошо, – сказал Бубоч, усаживаясь в центре стола и подвигая к себе бочонок. – Давайте обсудим политику.

– Не, не хочу политику, – отказался Табур. – Я в прошлый раз в канаве очнулся, избитый и отжаханный.

Другие храки отвели взгляды, в том числе и Бубоч. Он помнил этот прошлый раз.

– А, вон оно что! – догадался Дегатти.

Хорошо сидеть с друзьями в «Соелу». Бубочу это очень нравилось. Особенно нравилось то, что Табур, Медчин, Дукточ и Гурметрен все из других гхьетов. Живут от него очень далеко, так что делить им нечего. Он их кроме как в «Соелу» ни разу и не встречал, только здесь пересекаются.

В Паргороне есть такое понятие, как «соелушный друг». Это означает, что здесь, в кутеже большого зала, вы периодически встречаетесь, бухаете, болтаете, жрете, в игры играете, кэ-око смотрите, иногда трахаете баб, иногда не баб, но все, что здесь происходит, здесь и остается. Снаружи вы никогда не встретитесь, так что споров между вами не будет.

Насчет баб Бубоч уже начал промышлять. Храчек за столами тоже было полно, и многие пришли сюда за тем же, за чем и он, но храчку ему не хотелось, храчка у него и дома есть. Хотелось кого поинтереснее. Вон хоть гхьетшедарийка за тем столом… эх и красивая же барыня… эх и засадил бы ей Бубоч, так бы и засадил!..

Да только убьет ведь она его, если с таким предложением подойти.

Конечно, аристократки тоже не чужды простой пищи. Бывает и с ними, что затащат к себе храка какого-нибудь, да и в наложники берут, а то просто развлекаются. Только это не про него, он рожей не вышел. Его если какая и приглядит, то разве любительница странного. А такая потом и сожрать может или еще чего неприятного сделать.

А Бубоч только приятного хотел.

Так что сегодня он просто сидел с друзьями, пил пиво и смотрел в кэ-око. Как раз шоу Хальтрекарока началось, а его в «Соелу» всегда на самый большой формат транслировали.