– Но, сержант… он же уходил по воде! Я должен был его остановить!

– Заладил одно: «сержант, сержант»! Найди лодку! Найди тепловизор! Включи портативный радар! Вызови базу – пусть пришлют вертолет!

– Лодку? Да где ж я ее возьму?

– Достань! Он не мог далеко уйти. Мы его найдем – живого или мертвого. И если мертвого, то лучше тогда тебе самому глотку свою перерезать!

Дон послушал еще, затем тихо двинулся вперед – во всяком случае, в сторону, противоположную той, из которой доносились голоса. Уже невозможно было разобрать, куда именно он идет: его окружали только черная гладь воды и туман. Какое-то время дно шло ровно, но затем начало круто понижаться. Идти дальше было нельзя, и Дон был вынужден остановиться.

Он обдумал свое положение, стараясь не удариться в панику. Большой остров еще поблизости, и лишь туман укрывает его от тех, кто на берегу. Совершенно ясно, что при помощи какого-нибудь поискового устройства – скажем, тепловизора или иного потомка радара – они наколют его, словно жука на булавку. Вопрос лишь в том, как скоро здесь будет аппаратура. Может, стоит сдаться и выбраться из этой ядовитой жижи? Сдаться, вернуться и рассказать Бэнкфилду, что если ему нужно кольцо, то он должен найти Изабел Костелло? Дон наклонился вперед, с силой оттолкнулся ногами и поплыл брассом, стараясь держать лицо над водой.

Брассом Дон плавал не очень хорошо, к тому же приходилось все время держать лицо над водой, и плыть так было вдвое труднее. Начала болеть шея, а затем боль перекинулась на мышцы плеч и спины. Прошло еще какое-то время, позади остались бесчисленные метры водной поверхности – и болело уже все тело, даже глаза; и все равно Дону казалось, что он замер на одном месте, словно и не плывет, а бултыхается в большой ванной с серыми стенами из тумана. Просто невероятно! Так долго плыть посреди архипелага, составлявшего провинцию Бьюкенен, и не наткнуться хоть на что-нибудь… хотя бы песчаную отмель или глинистую косу.

Дон перестал грести, лишь отталкивался ноющими ногами и шевелил кистями рук. Ему почудился шум лодочного мотора, но так это или нет, точно было сказать нельзя. Впрочем, Дону было уже на все наплевать: пусть плен, лишь бы кончились поскорей эти мучения. Но звук или призрак звука исчез где-то вдали, и он снова был один на один с этой серой безликой пустыней.

Дон выгнул спину, собираясь плыть дальше, и тут его нога задела за дно. Он осторожно потрогал – да, это было дно… и можно было держать подбородок над водой. Он замер на пару секунд, отдыхая, потом потрогал вокруг себя дно. С одной стороны оно опускалось, с другой шло ровно или даже с легким подъемом.

Вскоре плечи его вылезли из воды, но ноги еще увязали в иле. Он двигался на ощупь, будто слепой, глаза тут были бесполезны, разве что помогали удерживать равновесие. Ногами он проверял перед собой дно, выбирая места, где оно поднималось, и отступал назад, если оно уходило вниз.

Вода доходила ему уже лишь до пояса, когда глаза заметили впереди в тумане какую-то темную полосу, проступающую сквозь туман. Дон рванулся вперед и тут же вновь провалился по шею. Затем дно быстро пошло на подъем, и через несколько секунд Дон выполз на сушу.

После этого его решимости хватило только на то, чтобы укрыться за деревцами чика, росшими в нескольких футах от воды. Теперь его нельзя было обнаружить со стороны водоема. Дон осмотрел себя. К ногам присосалось около дюжины донных вшей, каждая размером с ладонь ребенка. Морщась от отвращения, он отодрал их, затем снял шорты, рубашку и, отделавшись еще от нескольких паразитов, порадовался, что ему не встретился кто похуже: в ходе эволюции у драконов появилось немало двоюродных братьев, которые были так же близки к аборигенам, как к человеку горилла. Многие из них были амфибиями – еще причина, по которой колонисты Венеры не умеют плавать.

Скрепя сердце Дон вновь натянул на себя мокрую грязную одежду и уселся, опершись спиной о ствол дерева. Он все еще отдыхал, когда от воды донесся голос мотора; теперь ошибки быть не могло. Дон замер, надеясь, что деревья укроют его от чужих глаз и что лодка пройдет мимо.

Лодка подошла к берегу и поплыла вдоль него, удаляясь вправо. Дон уже было почувствовал облегчение, когда двигатель вдруг умолк. В тишине раздались голоса:

– Придется осмотреть эту кучу грязи. Керли, пойдешь ты и Джо.

– Капрал, а как он хоть выглядит, этот парень?

– Да как тебе сказать… Капитан ничего толком не объяснил. Короче, этот парень примерно твоего возраста. Просто хватай все, что движется. Он не вооружен.

– Вернуться бы сейчас в Бирмингем.

– Давай, пошел!

Дон тоже пошел – правда, в другую сторону, двигаясь как можно быстрее и стараясь при этом не шуметь. Остров был покрыт густой шапкой растительности; Дон надеялся, что он достаточно большой: единственное, что ему сейчас оставалось, – это опасная игра в прятки. Он отшагал уже около сотни ярдов, когда его напугало какое-то движение впереди: в отчаянии у него мелькнула мысль, что с лодки вполне могли высадить два патруля.

Но паника тут же утихла: он увидел, что впереди не люди, а грегарианы. Они тоже заметили Дона и столпились вокруг него.

– Тихо! – настойчиво прошептал Дон. – Меня же из-за вас поймают!

Толкуны на его слова не обратили никакого внимания: им хотелось одного – поиграть. Дон решил их игнорировать и двинулся вперед, но вся стайка (их было около пяти) последовала за ним. Он с досадой подумал, что их любовь будет стоить ему жизни или как минимум свободы, но тут они вышли на поляну.

Здесь расположилось остальное стадо – примерно две сотни голов – от малышей, которые тут же облепили его колени, до седобородого патриарха, пузатого, ростом Дону по плечо. Они радостно приветствовали человека, приглашая его остаться.

Вопрос, который не давал ему покоя, наконец-то разрешился – он не сделал дугу и не приплыл обратно к Большому острову: там обитали наполовину одомашненные зверьки-попрошайки, вроде тех, что кормились при ресторане; и в стада те не собирались.

Внезапно Дону в голову пришла мысль, что он может обратить навязчивое дружелюбие грегарианов себе на пользу. Ясно было, что в покое они его не оставят. Если он покинет стадо, хотя бы несколько зверьков увяжутся следом, блея, пыхтя и привлекая тем самым внимание солдат. С другой стороны…

Дон двинулся к середине поляны, распихивая на ходу своих новых приятелей. Протиснувшись в самый центр стада, он уселся на землю.

Трое малышей проворно вскарабкались ему на колени. Дон их не стал прогонять. Тут же его с радостным визгом облепили взрослые и подростки и, сопя, принялись обнюхивать его и тыкаться носами в макушку – он не возражал. Теперь Дон был окружен их живой стеной. Время от времени кого-нибудь из зверьков выталкивали наружу, и он отправлялся пощипать травку, но все равно Дон был надежно скрыт от постороннего взгляда. Он ждал.

Прошло довольно много времени, и он услышал возбужденное блеяние на краю стада. Несколько секунд Дону казалось, что его личная охрана разбежится, привлеченная новой забавой, но стоявшие во внутреннем круге грегарианы предпочли остаться, по-прежнему окружая Дона живой стеной. Послышались голоса:

– Бог ты мой, сколько их здесь, этих козлят!

И сразу же:

– Эй! Отвали! Кончай меня облизывать!

Послышался голос Керли:

– Джо, да никак он в тебя влюбился? Кстати, Соупи велел хватать все, что движется. Может, привести к нему этого?

– А ну! – Раздался шлепок, и послышался тонкий визг толкуна – удивленный и обиженный.

– Давай-ка поджарим одного и возьмем с собой, – продолжал Керли. – Говорят, они вкусные – пальчики оближешь!

– Ты что, на охоту сюда приехал? Смотри, как бы Соупи не отправил тебя к Старику. Идем, пора делом заняться.

Дон следил, как солдаты пробираются в обход стада. По доносящимся звукам он мог даже сказать, когда солдаты начинали отгонять от себя самых прилипчивых из этих созданий. Они ушли, а Дон еще долго сидел, почесывая подбородок уснувшего на его руках малыша. Потом он и сам задремал.