Я слегка предостерегающе ухмыльнулся:

– А ты думал, я в особняке в Фоксроке вырос?[16]

Снайпер рассмеялся:

– Скорее наоборот. Ты же всегда давал понять, что ты, хм, соль земли, так сказать. Но ты так жилился на подробности, что я думал, ты родом из какой-нибудь паршивой многоэтажки. Я и не представлял ничего настолько… как бы это сказать… колоритного.

– Иначе не скажешь.

– По словам Мэтью и Терезы Дейли, тебя не видели в районе с тех пор, как вы с Роуз упорхнули.

Я пожал плечами:

– Наскучил местный колорит.

Снайпер нарисовал на пивной пене улыбающуюся рожицу.

– Ну так что, приятно вернуться домой? Хоть ты и не так себе это представлял?

– Если у случившегося и есть положительная сторона, в чем я сильно сомневаюсь, то не в этом.

Он страдальчески глянул на меня, будто я пукнул в церкви.

– Тебе нужно научиться, – объяснил он, – видеть во всем позитив.

Я уставился на него.

– Серьезно. Возьми негатив и переверни в позитив. – Он поднял подставку под кружку и перевернул ее, иллюстрируя концепцию переворачивания.

В обычных обстоятельствах я бы живо довел до его сведения, что думаю по поводу его идиотских советов, но мне было от него кое-что нужно, так что я держал себя в узде.

– Просвети меня, – попросил я.

Снайпер разделался с улыбающейся рожицей одним большим глотком и погрозил мне пальцем.

– Восприятие, – сказал он, переведя дыхание, – это все. Если веришь, что ситуация может сыграть тебе на руку, так и будет. Улавливаешь?

– Не совсем, – сказал я.

От избытка адреналина Снайпер становится глубокомысленным, как некоторых от джина пробивает на слезу. Я пожалел, что упустил случай хлопнуть рюмашку.

– Это вопрос веры. Весь успех нашей страны строится на вере. По-твоему, недвижимость в Дублине и вправду стоит косарь за квадратный фут? Ни хрена! Но за столько она продается, потому что люди в это верят. Мы с тобой, Фрэнк, были на голову выше других. В восьмидесятые вся страна сидела в жопе, тьма стояла беспросветная, но мы верили в себя – мы с тобой. Вот почему мы сейчас там, где мы есть.

– Я оказался там, где есть, – сказал я, – потому что хорошо делаю свою работу. И от всего сердца надеюсь, что ты тоже, дружище. Потому что мне очень хочется, чтобы это дело было раскрыто.

Снайпер пробуравил меня взглядом, от которого было недалеко до рукопашной.

– Я охренительно хорошо делаю свою работу, – сказал он. – Просто зашибись как хорошо. Ты знаешь средний процент раскрываемости в отделе убийств? Семьдесят два. А мой личный процент знаешь?

Он дал мне время отрицательно покачать головой.

– Восемьдесят шесть процентов, сынок. Восемьдесят – читай и рыдай – шесть. Тебе повезло, что я сегодня здесь.

Я одарил его полной невольного восхищения улыбкой и кивнул, уступая ему победу:

– Да, пожалуй, так и есть.

– Вот именно, ядрена мать. – Выиграв поединок, Снайпер расслабленно откинулся на спинку диванчика, поморщился и с раздражением оглянулся на торчащую пружину.

– Возможно, – сказал я, подняв кружку и задумчиво рассматривая ее на свет, – возможно, нам обоим сегодня повезло.

– Это как? – с подозрением спросил Снайпер. Он знал меня достаточно, чтобы подозревать подвох в каждом моем слове.

– Сам подумай, – сказал я. – Когда берешься за расследование, чего хочется больше всего?

– Чистосердечного признания, подкрепленного показаниями свидетелей и заключением криминалистов.

– Нет-нет-нет. Соберись, Снайпер. Ты мыслишь узко. Мне нужно, чтобы ты мыслил шире. Одним словом – что полезнее всего тебе как детективу? Что ты обожаешь больше всего на белом свете?

– Тупость. Дай мне пять минут с тупицей…

– Информацию. В любом виде, в любом качестве, в любом количестве – всякая сойдет. Информация – это оружие, Снайпер. Информация – топливо. Без тупости мы еще можем как-то извернуться, без информации нам никуда.

Снайпер пораскинул мозгами.

– Ну? – с опаской спросил он.

Я развел руками и ухмыльнулся:

– Ответ на твои молитвы, парень.

– Кайли в стрингах?

– На твои профессиональные молитвы. Любая информация, какую захочешь, какую сам никогда не добудешь, поскольку никто из местных ни в жизнь с тобой говорить не станет, и все задарма благодаря твоему самому любимому дрессированному наблюдателю – мне.

– Фрэнк, сделай одолжение и опустись на секундочку до моего уровня, – сказал Снайпер. – Давай конкретно. Чего ты хочешь?

Я покачал головой:

– Дело не во мне. Ситуация беспроигрышная. Перевернуть ее в позитив нам проще всего будет вместе.

– Хочешь участвовать в расследовании.

– Забудь, чего хочу я. Подумай о том, что хорошо для нас обоих, не говоря уже о деле. Мы оба хотим раскрыть дело, так? Разве не это самое главное?

С минуту Снайпер изображал раздумья, после чего медленно и удрученно покачал головой:

– Не выйдет. Прости, братан.

“Братан”? Черт, кто вообще так выражается? Я с вызовом улыбнулся:

– Боишься? Ты останешься главным детективом. В отчетах будет стоять твое имя. Мы в Спецоперациях раскрываемость не подсчитываем.

– Рад за вас, – спокойно сказал Снайпер, не заглотив наживку. С годами он научился лучше держать свое эго в узде. – Понимаешь, Фрэнк, я бы с удовольствием тебя подключил, но мой начальник ни за что на это не пойдет.

Начальник убойного отдела и правда не самый горячий мой поклонник, но я сомневался, что Снайперу это известно. Я вскинул бровь, изображая веселое удивление:

– Начальник не доверяет тебе самостоятельно подбирать команду?

– Нет, если я не могу обосновать свой выбор. Фрэнк, дай мне что-то стоящее, чтобы предъявить ему. Поделись своей хваленой информацией. У Роуз Дейли были враги?

Я уже дал ему больше чем достаточно, но мы оба знали, что в моем положении не до споров.

– Насколько я знаю, нет. В том числе из-за этого мне никогда и в голову не приходило, что она умерла.

На лице у него отразилось сомнение:

– Она что, дурой была?

– Куда умнее тебя, – шутливым тоном сказал я, предоставив ему самому решать, насколько я серьезен.

– Занудой?

– Отнюдь.

– Страхолюдиной?

– Первой красоткой в округе. По-твоему, у меня нет вкуса?

– Тогда готов поспорить, что у нее были враги. Зануда или уродина еще может никому не досаждать, но если у девушки есть мозги, внешность и характер, кто-то против нее обязательно ополчится. – Снайпер с любопытством взглянул на меня поверх кружки. – Розовые очки не в твоем стиле, Фрэнк. Ты, видать, здорово сходил по ней с ума?

Скользкая тема.

– Первая любовь, – сказал я, пожав плечами. – Давным-давно. Скорее всего, я ее идеализировал, но она действительно была отличной девушкой. Не представляю, кому она могла насолить.

– Никаких озлобленных бывших? И с подружками не ссорилась?

– Снайпер, мы ведь с Рози встречались несколько лет. С тех пор как нам шестнадцать стукнуло. Кажется, у нее была пара ухажеров до меня, но это же все детские игрушки – подержаться за руки в кино, написать имена на партах, а через три недели расстаться, потому что отношения стали слишком серьезными.

– Фамилии? – Снайпер вскинул свою блестящую детективную ручку. Кое-каких бедняг ждал неприятный визит.

– Мартин Хирн, тогда его звали Живчиком, хотя сейчас он вряд ли на такое откликнется. Жил в доме семь, очень недолго величал себя парнем Рози, когда нам было по пятнадцать. До этого был какой-то пацан по имени Колм, который учился в нашей школе, пока его родители не переехали назад в свои болота, а когда нам было лет по восемь, она поцеловала Ларри Суини со Смитс-роуд – на слабо. Сильно сомневаюсь, что кто-то из них до сих пор по ней сохнет.

– Как насчет ревнивых соперниц?

– А к чему ревновать? Рози не изображала фам фаталь, не заигрывала с чужими парнями. Может, я и завидный жених, но даже если кто-то и знал, что мы встречаемся, – а этого никто не знал – вряд ли какая-нибудь девица прикончила бы Рози, лишь бы заполучить мое горячее тело.