Па оторвался от сосисок.

– Какой, по-твоему, год на дворе? – спросил он. – Миссис Маллиган пятнадцать лет как померла. Ей восемьдесят девять было.

Это отвлекло маму от обезболенных яппи – смерти она обожает:

– А ну-ка, угадай, кто еще умер!

Кевин закатил глаза.

– Кто? – послушно спросил я.

– Мистер Нолан. Ни дня в жизни не болел, а шел после причастия да и свалился замертво прямо посреди обедни. Обширный инфаркт. Каково?

А вот и моя лазейка. Спасибо, мистер Нолан.

– Ужасно, – сказал я. – Земля пухом. Я же когда-то с Джули Нолан был накоротке. А с ней что?

– В Слайго перебралась, – произнесла ма с мрачным удовлетворением, будто Джули сослали в Сибирь, соскребла себе на тарелку мученическую порцию яичницы и присоединилась к нам за столом. Она уже изрядно шаркала – больное бедро давало о себе знать. – Когда фабрика переехала. На похороны-то отца прикатила, а у самой физиономия морщинистая, как слоновья задница, все от солярия. Куда ты теперь ходишь на мессу, Фрэнсис?

Па фыркнул.

– Когда как, – сказал я. – А Мэнди Каллен еще тут? Маленькая такая, темненькая, еще в Шая была влюблена…

– Да они все по нему сохли, – ухмыльнулся Кевин. – Я сам пацаном начинал с девчонок, которым Шай не по зубам пришелся.

– Срамники мелкие, вот вы кто! – с нескрываемым одобрением сказал па.

– Зато сейчас на него гляньте, – сказала ма. – Мэнди вышла за хорошего парня с Нью-стрит, теперь она Мэнди Брофи, двое детей и машина. На месте этого Брофи мог бы быть наш Шай, не будь он таким лоботрясом. А ты, юноша, – ма нацелилась вилкой в Кевина, – тем же кончишь, если в разум не войдешь.

Кевин сосредоточился на своей тарелке:

– У меня и так все путем.

– Рано или поздно придется остепениться. Не вечно же куролесить. Лет-то тебе сколько?

Меня безбрачием никто не попрекал, и я слегка забеспокоился – не от недостатка внимания, а потому что снова заподозрил, что у Джеки чересчур длинный язык.

– Так Мэнди еще тут живет? – спросил я. – Надо бы к ней зайти, пока я здесь.

– По-прежнему в доме девять, – с готовностью сказала ма. – Мистер и миссис Каллен – на нижнем этаже, а Мэнди с семьей – на остальных двух, за родителями приглядывает. Славная девочка эта Мэнди, каждую среду маму в клинику возит насчет костей, а по пятницам…

Сквозь ритмичный стук дождя пробились какие-то посторонние звуки. Я перестал слушать ма. Хлюпанье шагов приближалось – и не одна пара ног; голоса. Я отложил вилку с ножом и быстро подошел к окну (Фрэнсис Мэкки, скажи на милость, ты куда это собрался?). Столько лет прошло, а походка у Норы Дейли по-прежнему точь-в-точь как у сестры.

– Мне нужен мешок для мусора, – сказал я.

– Ему готовишь, а он еле клюет, – рявкнула ма, указав ножом на мою тарелку. – Сядь и доешь.

– Потом. Где у вас мусорные мешки?

Ма опустила все свои подбородки в предвкушении свары:

– Не знаю, как у тебя заведено, но в моем доме едой не разбрасываются. Вот доешь, потом будешь вопросы задавать.

– Ма, мне некогда. Дейли приехали. – Я выдвинул ящик, где раньше обретались мешки для мусора, но нашел только бережно сложенное кружевное черт-те что.

– Задвинь ящик! Хозяйничает, как у себя дома…

Умница Кевин предусмотрительно опустил голову.

– С чего ты взял, что Дейли хотят видеть твою страхолюдную рожу? – поинтересовался па. – Они наверняка винят во всем тебя.

– Ишь, важный какой!..

– Наверняка, – согласился я, рывком вытягивая один ящик за другим. – Но я все-таки покажу им чемодан и не хочу, чтобы он намок под дождем. Да где эти сраные… – Найти мне удалось только промышленные запасы мебельного полироля.

– А ну не выражайся! От маминой стряпни нос воротит…

– Погоди, вот обуюсь и с тобой пойду, – сказал па. – Полюбуюсь на физиономию Мэтта Дейли.

А Оливия еще хотела, чтобы я привел в этот дом Холли.

– Нет уж, спасибо, – сказал я.

– Тебя чем на завтрак дома кормят? Икрой?

– Фрэнк, – терпение Кевина лопнуло, – под мойкой.

Я открыл шкафчик и, слава Христу, обнаружил свой Грааль – рулон мусорных мешков. Оторвав один мешок, я направился в гостиную, по дороге спросив Кевина:

– Составишь компанию?

Па был прав, Дейли не самые горячие мои поклонники, но на Кевина вроде бы никто зуб не точил.

Брат отодвинул стул.

– Хвала яйцам, – сказал он.

В гостиной я как можно аккуратнее завернул чемодан в мусорный мешок.

– Господи, – сказал я. Ма продолжала бушевать (Кевин Винсент Мэкки! Сейчас же вернись и…). – Тут еще больший дурдом, чем я помнил.

Кевин пожал плечами и надел куртку:

– Они успокоятся, как мы уйдем.

– Кто разрешил вам встать из-за стола? Фрэнсис! Кевин! Вы слышите?

– Заткни фонтан, – отрезал па. – Я тут пожрать пытаюсь.

Отец говорил довольно спокойно, но от одного только звука его голоса я невольно стиснул зубы. Кевин на секунду зажмурился.

– Пошли отсюда, – сказал я. – Хочу догнать Нору, пока она не уехала.

Я спустился по лестнице, осторожно неся в вытянутых руках чемодан с уликами. Кевин придержал мне дверь. Улица была пуста, Дейли уже скрылись в доме три.

Мощный порыв ветра ударил меня в грудь, как гигантская ладонь, преграждающая дорогу.

Сколько себя помню, родители и Дейли на дух друг друга не переносили по множеству запутанных причин, разбираясь в которых человек посторонний только даром надорвется. Когда у нас с Рози все закрутилось, я попытался было навести справки, хотел понять, почему мистер Дейли на стенку лезет при одной мысли о нашем романе, но почти наверняка лишь хватил по верхам. Отчасти дело было в том, что мужчины Дейли работали на гиннессовской пивоварне и потому ставили себя выше всех остальных: солидная работа, хорошая зарплата и шанс выйти в люди. Отец Рози ходил на вечерние курсы, божился пробиться выше конвейера и сейчас, как я узнал от Джеки, стал каким-то начальником, так что они выкупили дом три у владельца. Мои родители недолюбливали “выскочек”, Дейли недолюбливали безработных алкоголиков и дармоедов. По мнению мамы, не обошлось и без зависти – она-то запросто нас пятерых родила, а Тереза Дейли только и сподобилась на двух девок, ни одного сына мужу не подарила, – но, если вовремя не перевести тему, ма принималась судачить о выкидышах миссис Дейли.

Ма и миссис Дейли, как правило, худо-бедно ладили: женщины предпочитают враждовать на близком расстоянии, а то как бы поводы для ненависти не истощились. Зато па с мистером Дейли на моей памяти и двух слов друг другу не сказали. Некое подобие общения – и я никогда не понимал, при чем тут вопросы трудоустройства и акушерской зависти, – завязывалось между ними пару раз в год, когда па нагружался сверх обычного и на неверных ногах плелся мимо нашего дома напрямик к дому три. По дороге он спотыкался, пинал перила и с ревом призывал Мэтта Дейли выйти и разобраться по-мужски. Выходили ма и Шай – или, если ма тем вечером убиралась в какой-нибудь конторе, Кармела, Шай и я – и уламывали его отправиться домой. Чувствовалось, что вся улица слушает, перешептывается и наслаждается, но Дейли никогда не открывали окно, никогда не включали свет. Сложнее всего было не уронить па на повороте лестницы.

– Как войдем, – сказал я Кевину, когда мы прорвались через дождь и брат постучал в дверь дома три, – говорить будешь ты.

Он оторопел:

– Я? Почему я?

– Сделай мне приятное. Расскажешь им, откуда взялась эта штука, а дальше уж я сам.

В восторг он не пришел, но наш Кев всегда отличался покладистостью, и, не успел он придумать, как помягче сказать мне, что свою грязную работу мне придется делать самому, как дверь открылась и в проем высунулась миссис Дейли.

– Здравствуй, Ке… – начала было она и осеклась, узнав меня. Глаза у нее изумленно округлились, из груди вырвался какой-то икающий всхлип.

– Миссис Дейли, простите за беспокойство, – невозмутимо сказал я. – Пустите нас на минутку?