Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Из письма к А. Н. Островскому от 25 июня 1880.

Петербург (19–1, с. 157).

7

Видел в Париже Тургенева и хотел писать статью под названием: «Кто истинно счастливый человек?», но больно уж коротко выходит: Тургенев. Соблюдает все правила общежития, как-то: встречаясь с незнакомой женщиной (разумеется, дамой) на лестнице, поклонится (не бойся! не ‹– – –›!), встречаясь с знакомой дамой на улице, не поклонится (может быть, она к любовнику идет и не желает, чтобы ее узнали) и т. д. Слегка пописывает, слегка ‹– – –›, ездит в посольство, но не прочь поддерживать сношения и с рефюжье[33]. Одним словом, умирать не надо. И Вы увидите, всех он переживет, и когда Виардо последние деньги из него высосет, то примет звание наставника при будущем наследнике престола. Вот-то озлится Достоевский![34]

Из письма к А. Н. Островскому от 22 октября 1880.

Петербург (19–1, с 182–183).

8

…В Париже проливные дожди, сырость, слякоть, а я не остерегся, ходил в театры и схватил жесточайшую простуду. Выходит, что я живу здесь взаперти совершенно так, как бы жил на Колтовской или в 1-м Парголове[35]. Даже в эту минуту жена и дети присутствуют на представлении «La Biche au bois»[36], а я, как дурак, сижу дома. А представь себе, в этой пьесе есть картина «Купающиеся сирены», где на сцену брошено до 300 голых женских тел (по пояс), а низы и ‹– – –› оставлены под полом в добычу машинистам. Я слышал, что Унковский нарочно приехал инкогнито в Париж и перерядился машинистом, чтобы воспользоваться ‹– – –› (300 ‹– – –›!). Но как только мне будет полегче, я сейчас же отправлюсь. А может быть, тоже машинистом переоденусь.

(Из письма к В. П. Гаевскому[37] от 30 августа/ 11 сентября 1881.

Париж (19–2, с. 33).

Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи - i_003.jpg

Виктор Павлович Гаевский

9

Был в «La biche au bois». Урусов[38] сидел около меня и все кричал, чтобы его на сцену пустили. Задницы были голубые, зеленые, розовые, красные, белые с блестками, и у всех – ангельское выражение.

Из письма к В. П. Гаевскому от 13/25 сентября 1881.

Париж (19–2, с. 40).

10

Коснуться женского вопроса в деревенской среде было бы интересно, но, разумеется, нужно избежать некоторого похабства. Вы справедливо сказали, что барам нужно то же, но другими словами, и Ваш анекдот о замене говна калом очень хорош, но ведь носим же мы штаны даже летом, когда могли бы совершенно свободно обойтись без оных. Я Вам скажу даже, что без штанов ходить только молодым людям может казаться желательным – для них оно и красиво и сподручно, а для нас, седеющих старцев, выгоднее, коли подальше наши инструменты запрятаны, и теплее и смехоты меньше.

А в ответ на Ваш анекдот о говне и кале расскажу другой анекдот. Работал плотник Кузьма на барском дворе и нечаянно зашиб себе ‹– – –›. Видит барыня из окна, что Кузьма сидит сам не свой, посылает девку узнать, что случилось. Возвращается девка и не смеет барыне доложить. – Зашиб, говорит. – Да что зашиб? – Не смею, говорит, доложить. – Да ты, дура, обиняком. – Маялась-маялась девка и вдруг надумала. – А вот что под ‹– – –›-то, говорит.

Так и надо писать. Ежели неприлично сказать «‹– – –›», пишите: то, что под ‹– – –›. И ясно и деликатно выйдет.

Я иногда к этому способу прибегаю, и выходит благополучно. Попробуйте и Вы. Ежели неблагополучно выйдет, то я приложу руки и постараюсь найти соответствующую замену.

Из письма к А. Н. Энгельгардту[39] от 10 октября 1878.

Петербург (19–2, с. 47).

11

Устал ужасно. Да и ругают меня как-то совсем неестественно. Хорошо еще, что я не читаю газет и только в «Московских ведомостях» узнаю, что я безнравственный идиот. Каторжная моя жизнь. Вот Островский так счастливец. Только лавры и розы обвивают его чело, а с тех пор, как брат его сделался министром[40], он и сам стал благообразнее. Лицо чистое, лучистое, обхождение мягкое, слова круглые, учтивые. На днях, по случаю какого-то юбилея (он как-то особенно часто юбилеи справляет), небольшая компания (а в том числе и я) пригласила его обедать[41], так все удивились, какой он сделался высокопоставленный. Сидит скромно, говорит благосклонно и понимает, что заслужил, чтоб его чествовали. И ежели в его присутствии выражаются свободно, то не делает вида, что ему неловко, а лишь внутренно не одобряет. Словом сказать, словно во дворце родился. Квас перестал пить, потому что производит ветра, а к брату царедворцы ездят, и между прочим будущий министр народного просвещения, Тертий Филиппов, который ныне тоже уж не ‹– – –›, но моет ‹– – –› мылом казанским. И все с кн‹язем› Воронцовым-Дашковым[42] разговаривают. Хоть бы одним ушком эти разговоры подслушать.

А Аспазия[43] у них – Феоктистиха[44] и старая бандерша Евгения Тур[45].

Из письма к И. С. Тургеневу от 6 марта 1882.

Петербург (19–2, с. 100).

12

Вчера был боткинский юбилей[46], и я был на обеде, о чем Вас и уведомляю. Обедало около 400 человек, и распоряжался, главным образом, Соколов[47]. Но распоряжался не совсем благополучно, и порядку было немного. Обед стоил 6 р. с рыла, но качеством своим напоминал кухмистерскую «Афины». Даже удивительно: на дворе тепло, а для Боткина отыскали мороженого судака. Может быть, впрочем, что юбиляру и супруге его получше подавали пищу, но я и по сие время опомниться не могу. С правой стороны у Боткина сидел Глазунов[48], с левой – Богдановский[49]. Напротив – супруга юбиляра рядом с m-me Грубер[50]. Мы с Унковским и Лихачевым[51] сидели поодаль, но тоже могли видеть. Тут же снами сидели: Стасюлевич, Утин[52], Корш[53], Краевский и… Поляков[54], который поил нас настоящим шампанским, а не юбилейным. Торжество было шумное; читали речи; сначала можно было разобрать, а потом – нельзя. Под конец явились и пьяненькие. Кто-то, педагог, вскочил на стул и начал чествовать юбиляра во имя педагогии, но его тут же прозвали педерастом и не дали кончить, приказав музыке играть. Г-жа Манасеина[55] с тетрадкой в руках, хромая, подбрела к Боткину и с четверть часа что-то шептала, а Боткин кивал. Вероятно, это было приглашение на любовное свидание, потому что Екатерина Алексеевна[56] ужасно сердилась. Получено было более сотни телеграмм, сначала их читали, но когда дело дошло до какого-то сифилитического отделения московской чернорабочей больницы, то плюнули и только сказали: вот еще сколько. Присутствовал и обер-полицийместер Козлов[57], но не в качестве оного, а в качестве почитателя. Боткин сказал несколько теплых слов, обращенных к молодежи, но говорил тихо, медленно и прерывисто, ибо был взволнован. С утра раннего его терзали. Сначала в Думе с 11 до 4½ часов, потом у Бореля с 6½ до 9 часов. Г-жа Манасеина еще в Думе его ловила, но не изловила, а у Бореля поймала. И вдруг, среди гама и шума, встает Сеченов[58] и предлагает тост за Вашего покорнейшего слугу. Можете себе представить мое волнение и даже испуг. И начал коварно так, что и ожидать было нельзя. Боткин, дескать, знаменит как диагност, а между нами есть еще и другой диагност… Клянусь Вам, меня почти паралич хватил. Разумеется, я как дурак кланялся во все стороны. Хорошо, что еще кашель не захватил, а то картина была бы полная.

вернуться

33

Рефюжье – эмигранты (фр.).

вернуться

34

Заключительная реплика многозначна: она направлена на Достоевского, «почвенническая» идеология которого была чужда Салтыкову, но вместе с тем содержит намек на многолетний конфликт между Достоевским и Тургеневым.

вернуться

35

Районы Петербурга, в летние месяцы заселявшиеся дачниками.

вернуться

36

Феерия «La Biche au bois» («Лесная лань») была написана в соавторстве братьями Коньяр (Cogniard).

вернуться

37

Гаевский Виктор Павлович (1826–1888), критик, истории литературы; соученик Салтыкова по Александровскому лицею, близкий его знакомый. Подробнее о нем см.: Строганова E. H. Гаевский // М. Е. Салтыков-Щедрин и его современники. Энциклопедический словарь. С. 83–87.

вернуться

38

Урусов Александр Иванович (1843–1900), адвокат, приятель Салтыкова.

вернуться

39

Энгельгардт Александр Николаевич (1832–1893), публицист, ученый-агрохимик, профессор Петербургского земледельческого института; был выслан в родовое имение, где занялся сельским хозяйством; автор цикла писем «Из деревни» (1872–1882, 1887).

вернуться

40

О М. Н. Островском см. сн. 29.

вернуться

41

В литературных кругах Петербурга существовала традиция празднования писательских дат в форме дружеских обедов. Салтыков пишет об обеде 2 марта 1882 г. в ресторане «Донон» в честь 35-летия литературной деятельности А. Н. Островского.

вернуться

42

Воронцов-Дашков Илларион Иванович (1837–1916), граф, министр императорского двора и уделов (1881–1897), один из организаторов тайной монархической организации «Священная дружина» (1881–1883), созданной придворной аристократией после убийства Александра II.

вернуться

43

Аспазия – греческая гетера, славившаяся умом, образованностью и красотой.

вернуться

44

Феоктистихой Салтыков именует Софью Александровну Феоктистову (урожд. Беклемишеву), жену Е. М. Феоктистова, редактора «Журнала Министерства народного просвещения», с 1883 г. начальника Главного управления по делам печати. По слухам, карьерному продвижению мужа способствовали ее близкие отношения с М. Н. Островским. Была известна своими консервативными настроениями. Упоминая в одном контексте Т. Филиппова, М. Островского и Воронцова-Дашкова, Салтыков, вероятно, имеет в виду сведения о «Священной дружине», к которой принадлежали двое последних.

вернуться

45

Евгения Тур – псевдоним писательницы Е. В. Салиас де Турнемир (1815–1892), издававшей в 1861–1862 гг. журнал «Русская речь», в котором принимал участие Е. М. Феоктистов, в прошлом учитель ее детей.

вернуться

46

Боткин Сергей Петрович (1832–1889), врач, основоположник физиологического направления в клинической медицине, профессор Императорской медико-хирургической (с 1881 – Императорской Военно-медицинской) академии, лейб-медик; видный общественный деятель. Речь идет о праздновании 25-летия его врачебной деятельности в ресторане Бореля. Салтыков был пациентом и другом Боткина.

вернуться

47

Соколов Нил Иванович (1844–1894), ученик Боткина, профессор Военно-медицинской академии, главный врач Александровской городской барачной больницы; один из врачей, лечивших Салтыкова.

вернуться

48

Глазунов Илья Ильич (1826–1889), издатель и книгопродавец, в 1881–1885 гг. петербургский городской голова.

вернуться

49

Богдановский Евстафей Иванович (1833–1888), доктор медицины, хирург, профессор Военно-медицинской академии, заведующий клиникой Военно-сухопутного госпиталя.

вернуться

50

Грубер, жена Грубера Венцеслава Леопольдовича (1814–1890), доктора медицины, анатома, профессора и заведующего кафедрой анатомии Военно-медицинской академии.

вернуться

51

Лихачев Владимир Иванович (1837–1906), юрист, общественный деятель, в 1885–1892 гг. петербургский городской голова; один из близких друзей Салтыкова.

вернуться

52

Утин Евгений Исаакович (1843–1894), адвокат, публицист, литературный критик, сотрудник журнала «Вестник Европы».

вернуться

53

Корш Евгений Федорович (1810–1897), публицист и переводчик; библиотекарь Румянцевского музея в Москве. В 1858–1859 гг. издавал журнал «Атеней», где Салтыков напечатал «Святочный рассказ» (цикл «Невинные рассказы»).

вернуться

54

Поляков Самуил Соломонович (1837–1888), концессионер, железнодорожный магнат; меценат, на деньги которого было основано в Ельце первое железнодорожное ремесленное училище; финансировал открытие созданного в Москве по инициативе М. Н. Каткова лицея в память цесаревича Николая (т. н. катковского лицея) и др. Неприязненно упоминается в текстах Салтыкова.

вернуться

55

Манас(с)еина Мария Михайловна, урожд. Коркунова, в первом браке Понятовская (1843–1903), доктор медицины, основоположница физиологической химии и экспериментальной сомнологии, более известная современникам как популяризатор научных и медицинских знаний.

вернуться

56

Боткина Екатерина Алексеевна, урожд. кн. Оболенская, в первом браке Мордвинова (1850–1929), вторая жена С. П. Боткина.

вернуться

57

Козлов Александр Александрович (1837–1924), генерал от кавалерии, генерал-адъютант, в 1881–1882 гг. петербургский обер-полицеймейстер.

вернуться

58

Сеченов Иван Михайлович (1829–1905), создатель физиологической научной школы в России, профессор Петербургского университета (1876–1888). На обеде в честь Боткина назвал Салтыкова «великим диагностом… общественных зол и недугов».

9
{"b":"767324","o":1}