ДАНИИЛ. Тогда я побежал. И присылай Андрея ко мне.
АННА. Бориса Канаева?
ДАНИИЛ. Тьфу ты! Конечно Бориса. Не хватало еще, чтобы ко мне нагрянул покойник. До скорого. (Целует Анну, убегает.)
АННА. Андрей, Андрей, что ты натворил! Устроил нам веселую жизнь!
Из кухни неслышно входит преображенный до неузнаваемости АНДРЕЙ. Он в лохматом парике и с черной накладной бородой.
АННА (поворачиваясь к Андрею, вскрикивает от неожиданности). Ой!
АНДРЕЙ. Аня, ты меня не узнала?
АННА. Андрей… это ты?
АНДРЕЙ. Конечно я. Но теперь я немного и Борис Канаев.
АННА. Очень даже много. Ты меня испугал и стал совершенно другим.
АНДРЕЙ. Я и сам это ощутил. Посмотрел в зеркало и едва не упал от потрясения.
АННА. Осторожно. Не хватало еще раз убить Бориса Канаева. Хотя он тебе ничего плохого не сделал.
АНДРЕЙ. А твоя фотография в его пиджаке?
АННА. Это чья-то злая шутка. Кто мог обрадоваться твоему исчезновению?
АНДРЕЙ. Только Эйлер. Я, вероятно, надоел ему своими картинами.
АННА. Ты слишком плохо думаешь о людях. Эйлер только что по телефону выразил мне соболезнование, а сейчас явится это сделать лично.
АНДРЕЙ. Эйлер?! Приедет сюда?
АННА. Конечно.
АНДРЕЙ. Не хочу видеть эту мерзкую рожу!
АННА. Так не смотри. Но, кажется, он уже приехал.
За входной дверью слышатся звуки шагов. Андрей мечется, не зная, что делать.
АННА. Тебе лучше уйти.
Андрей убегает в спальню. В комнату входит владелец арт-салона ВЛАДИСЛАВ ЭЙЛЕР.
ЭЙЛЕР. Анна Владимировна, еще раз примите мои соболезнования. Я ожидал чего угодно, но только не этого.
АННА (притворно). Никто этого не ожидал.
ЭЙЛЕР. Горе-то какое!.. Как все невовремя, как несправедливо! Погиб могучий самобытный талант… на самом подъеме. Мир столько потерял с его уходом.
АННА. Да… все мы его потеряли.
ЭЙЛЕР. Но остались его картины. Он как предчувствовал, работал неистово, изо дня в день!
АННА. Сутками не выходил из мастерской.
ЭЙЛЕР. Великий был труженик – ему не в чем упрекнуть себя. Писал душой, а не маслом. И я с чистой совестью могу сказать, что причастен к становлению его таланта.
АННА (удивленно). Вы?
ЭЙЛЕР. А кто же? Ни одна другая галерея так широко не распахивала перед ним свои двери. Да что там широко… вообще никак не распахивали. А я его взращивал… по-отечески. Иногда, конечно, немного журил… держал в тонусе, не позволял расслабляться. Вот он и рос на моих глазах. Беда-то какая!..
АННА. Вы считаете его картины интересными?
ЭЙЛЕР. Гениальными! Конечно, не все понимали их – он лет на сто опередил свое время. У него был великолепный вкус, необыкновенное чутье на возвышенное и прекрасное. Иначе как бы он среди тысяч женщин выбрал именно вас?
АННА. Да полно вам. (С опаской косится в сторону спальни, где скрывается Андрей.) Обыкновенная женщина. Тем более, когда невеста превращается в супругу, ее привлекательность для мужчины заметно угасает.
ЭЙЛЕР. Это единственный его недостаток. Он преступно мало дорожил вами. Я на его месте был бы по отношению к вам намного внимательней. Конечно, ваш бывший муж – гений, тут спору нет. Но где ваши портреты? Да будь у меня талант, я бы ежедневно изображал только вас… все ваши прелести.
АННА. Владислав, не надо об этом.
ЭЙЛЕР. Нет, надо! Я, конечно, понимаю, что говорю о своей любви к вам невовремя. Но хочу, чтобы вы знали – у вас есть друг, на которого вы всегда можете положиться… и сейчас, и через месяц… когда закончиться траур.
АННА. Но траур обычно длится не менее года?
ЭЙЛЕР. Что вы?! Это в прежние стародавние века. А сейчас время летит так быстро, что в один год умещается целая эпоха. Кстати, на картины Андрея уже нашлись покупатели. Разобрались… наконец-то. Теперь, учитывая все это (указывает на стены), вы – владелица огромного состояния.
АННА. У него есть работы и в мастерской.
ЭЙЛЕР. Тем более. Теперь и карандашные наброски пойдут как по маслу. Но вам необходим человек, который помог бы грамотно распорядиться всем этим. Мы с вами вдвоем станем очень состоятельны.
АННА. Вдвоем?
ЭЙЛЕР. Конечно вдвоем. Теперь, когда Андрея не стало, мне незачем скрывать свои чувства. (Заметив, что Анна собирается его прервать.) Нет-нет, сейчас ничего не отвечайте. Даже если вы любите меня не меньше, чем я вас, дождемся окончания траура… продолжим этот разговор через неделю.
Из спальни выходит преображенный АНДРЕЙ в парике и с накладной бородой.
АННА (Эйлеру). Знакомьтесь, наш давний друг – Борис Канаев.
ЭЙЛЕР (пожимая руку Андрею). Давний поклонник и ценитель таланта Андрея Раскатова – Владислав Эйлер.
АННА. Господин Эйлер очень тепло отзывался о картинах Андрея.
АНДРЕЙ (мрачно). Я слышал… краем уха.
АННА (перебивая Андрея). Борис тоже очень высоко ценил его работы.
ЭЙЛЕР. В таком случае мы единомышленники и найдем общий язык по всем вопросам. (Андрею.) Борис, вы можете на меня положиться. Я позабочусь о вдове вашего друга. Она ни в чем не будет нуждаться. Я сделаю все возможное, чтобы скрасить горечь ее утраты.
АНДРЕЙ. Я тоже постараюсь.
ЭЙЛЕР. Нет-нет, пусть эта обязанность всецело лежит на мне. Иной раз участие со всех сторон может показаться назойливым. (Вынимает из кармана пачку денег, протягивает Анне.) Анна Владимировна, возьмите. Это за две картины, выставленные в моем салоне. Здесь сто тысяч.
АНДРЕЙ (ошеломленно). Сто тысяч?!
ЭЙЛЕР. Да-да, мой друг. И это только начало. Дай бог и вам, Борис, такого же успеха, как и вашему почившему другу. (Анне.) Анна, я постоянно буду на связи, звоните в любое время. И берегите работы Андрея, как бесценную память о нем… о талантливом человеке, умевшем притвориться бесталанным. (Уходит.)
АНДРЕЙ. Я слышал, что тебе предлагал этот мерзавец!
АННА. Андрей, тебя не поймешь. Сначала ты обижаешься на Эйлера, что он не ценит твоего дарования, а теперь, когда он возносит тебя до небес, опять недоволен.
АНДРЕЙ. Он тебя возносит до небес! Думаешь, я ничего не понимаю?
АННА. С его стороны это обычная вежливость.
АНДРЕЙ. Обычная?! По-твоему, сто тысяч – это обычно?
АННА. Андрей, успокойся. Борису Канаеву не обязательно быть неврастеником. Тем более в тот момент, когда у нас появились деньги, и твое имя приобрело известность.
АНДРЕЙ. Какое имя?
АННА. Прежнее – Андрей Раскатов – гений Андрей Раскатов! (Обнимает мужа.) Видишь, мой дорогой, как все хорошо обернулось. Ты не только избежал тюрьмы, но и разбогател.
АНДРЕЙ. Зачем мне деньги, если у меня отняли имя, а теперь отнимают и жену.
АННА. Андрей, не преувеличивай. Стоило прицепить темную бороду, ты все начал воспринимать в мрачных тонах.
АНДРЕЙ. А что здесь веселенького? Я не знаю, кто этот Борис Канаев, чем он ранее занимался? И, кроме того, я вижу, как теряю тебя. Что мне теперь, подобно любовнику, пробираться к тебе по ночам?
АННА. Что за глупости! С хорошим любовником можно встречаться и днем. (Целует Андрея, отплевывается.) Господи, пакля с твоей бороды лезет в рот.
Слышится дверной звонок.
АННА (недовольно). Что за люди! В доме покойник, а они трезвонят!
Анна открывает дверь. Входит соседка ОКСАНА.
ОКСАНА. Анна! (В рыданиях бросается на грудь Анне.)
АННА. Оксана, успокойся. Слезами горю не поможешь.
ОКСАНА. Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Как же он так неосторожно!
