После моих первых нескольких сессий сознательно соединенного дыхания я понял, что использование этого метода производило увеличивающееся чувство благополучия, накопленного через увеличенное личное присутствие. Также, по причинам, которых я тогда не понимал, это дыхание способствовало постепенному, но постоянному уменьшению моей физической боли. Впервые за долгие годы я испытал проблеск надежды на действительное излечение болезни Хортона, от которой я страдал.
Эти дыхательные сессии также приводили к взрывным инсайтам. Например, позволяя мне переживать моменты отсоединения от происходящего в моей ежедневной рутине, эта естественная дыхательная практика помогла мне отчетливо определить для себя разницу между тем, чем Присутствие является на самом деле, и моим растущим человеческим опытом. Я не обладал необходимым восприятием, чтобы разграничить эти понятия, до того, как начал сознательно соединять дыхание. Я был настолько опутан повседневным опытом, что то, через что я проходил, стало началом и концом всего, с чем я отождествлялся.
Вследствие применения этой дыхательной техники я начал замечать, что каждый раз, когда я сталкивался с Присутствием, я чувствовал целостность и полноту бытия. Это был опыт безусильного спокойствия, полной гармонии со всем, что происходило в моей жизни. Я осознал, что в корректировке нуждалась не моя суть, а мой разворачивающийся физический, ментальный и эмоциональный опыт, который стал неуравновешенным. Представление о том, что «наше Присутствие требует исцеления», оказалось смешным.
Используя сознательно соединенное дыхание, чтобы больше присутствовать, я наконец обнаружил, что начал принимать решения, которые восстанавливали мое чувство благополучия. Например, я начал отвечать на ситуации, а не реагировать на них. Этот единственный простой сдвиг в моем поведении затронул буквально все грани моего опыта. Мои встречи с миром и людьми вокруг меня стали проявляться со все большей гармонией и комфортом.
Одновременно продолжала отступать моя болезнь. После долгих лет страданий от непрекращающейся неврологической агонии, а также фрустрации, беспокойства, гнева, горя и депрессии, которые она сеяла, я впервые почувствовал, что есть свет в конце этого тоннеля.
Меня осенило, что не существует более исцеляющего инструмента в моем распоряжении, чем сознательно соединенное дыхание и осознание Присутствия, которое эта техника вызывает. Чтобы узнать больше об этом инструменте, я начал обучать этой дыхательной технике других людей, внимательно наблюдая за эффектами.
Другим ключевым инсайтом, посетившим меня, стало то, что мое намерение исцелить себя – то есть «избавиться от своего дискомфорта» – было ошибочным. Возможно, именно поэтому мне не удалось преуспеть в этом, несмотря на все мои усилия. Со временем я отказался от использования слова «исцелить» – из-за идеи, стоящей за ним, что что-то не так и должно быть исправлено. Вместо него я начал использовать слово «интегрировать», для меня это означало, что есть бессознательная часть моего опыта, та часть моего опыта, которой я сопротивлялся, которую контролировал и усыплял, но которая просила быть включенной в целое. В то время как исцеление ощущалось как исключение чего-то из моего опыта, интеграция ощущалась включением всего, что я испытывал.
Эти важные моменты, посредством которых я был представлен осознанности настоящего момента, стали критериями, по которым я анализировал последующие исследования искусства интеграции. Если что-то из того, что я исследовал, способствовало увеличению осознанности настоящего момента, я принимал это как что-то подлинное. Если не способствовало, я больше не тратил на это время. И по сей день переживание осознанности настоящего момента остается моим верным компасом, который помогает мне отметать неэффективную деятельность и разрекламированные, но бесполезные методы, которые являются лишь показухой.
В дополнение к практике сознательно соединенного дыхания я также начал исследовать парадигму шаманизма. На протяжении четырех лет я обучался на Хранителя Огня в Церкви Пейота коренных американцев. Через границу Аризоны я отправился в Мексику, где участвовал в церемониях с «живыми предками Пути Пейота», индейцами Уичоли. Я не упускал любой возможности использовать себя в качестве лаборатории для экспериментов с активацией осознанности настоящего момента, и мой последовавший за этим опыт стал ареной для наблюдения эффектов моего присутствия.
Моя личная одиссея может показаться кому-то романтичной, и определенно я много повеселился на этом пути. Однако она редко была легкой, а сам путь – ясным. Изначально не было никакой точки опоры, которая позволила бы мне понятно объяснить другим суть Присутствия и осознанности настоящего момента. У меня не было даже подходящего словарного запаса, чтобы рассказать, что я открывал и чего пытался достичь. Шаг за шагом я шел по тропе, которая имела смысл только для меня.
Много раз я впадал в замешательство и в уныние. Бывало, я сомневался в своих инсайтах. К счастью, у меня всегда был способ восстановить связь со своим поиском: соединяя свое дыхание и вновь входя в сияние Присутствия. Каждый раз, когда я делал это, я вспоминал, что мой поиск довольно прост. Тогда я не мог найти нужных слов для его описания, однако могу сейчас: «Как я могу стать все более присутствующим, чтобы оставить тропу, по которой смогут пройти другие желающие проявиться в своем жизненном опыте?»
Я не понимал, отправляясь в этот поиск, что его итогом должна стать конкретная процедура. Однако, оглядываясь в прошлое, я вижу, что вследствие моего намерения, через собственный опыт я был направлен к обнаружению практических техник, инструментов восприятия и глубоких инсайтов, которые впоследствии эволюционировали в «Процесс Присутствия».
По сути, я нес свое намерение воссоединиться с Присутствием и достичь осознанности настоящего момента вне ментальной сферы, укоренив его на земле в качестве практического, методичного, интегрированного процесса, приводящего в баланс физический, ментальный и эмоциональный аспекты нашего опыта.
В 2002 году, после девяти лет вдали от Южной Африки, я вернулся, зная, что совершил первый шаг в своем поиске: получил сырой материал для создания процедуры, которая позволяет активировать, поддерживать и продолжать процесс накопления осознанности настоящего момента. Позже, в том же году, через пятнадцать лет после того, как я рухнул на обочину дороги в Транскее во время первого приступа болезни Хортона, я начал сознательно воплощать в жизнь свою цель, делясь Процессом Присутствия с другими.
Независимо от того, сколько людей я лично провел через Процесс Присутствия, и независимо от того, насколько часто я делился им через инструкции и письма, я остаюсь в восторге от того, что этот процесс способен дать каждому, кто желает пройти его. Процесс Присутствия – это редкое сокровище. Он предлагает нам методичный подход к разрешению неинтегрированных травм прошлого и пугающих проекций будущего, которые не дают нам проживать то, что все мы разделяем, – Присутствие и глубокий опыт жизни в осознанности настоящего момента.
Процесс Присутствия – это приглашение шагнуть на путь, который освобождает нас из тюрьмы бессознательного ментального безумия. Я был свидетелем того, как много тех, кто посвятил себя прохождению этого путешествия, переродились в своем восприятии, стали послами самой жизни и теперь живут в семьях и обществе как подлинные миротворцы.
По прошествии четырех лет интенсивного ведения других людей через этот процесс мне стало ясно, что тренировать людей на ведущих Процесса Присутствия – не мой подход. Мне кажется, что такой подход может ослабить влияние этой процедуры, неверно истолковать ее мудрость и превратить ее в средство заработка для ведущих, специализирующихся на «духовном бизнесе». Я понял на собственном опыте, что только сама жизнь может научить нас иметь целостность для ведения других и что жизнь совершает это, приглашая нас в первую очередь развить эту целостность сквозь ведение самих себя. В соответствии с этим инсайтом Процесс Присутствия сосредотачивается на искусстве «самоведения».
