Она не заплакала.
– Что ж, – сказал отец, одновременно слишком беззаботно и едва ли не плача. – Кажется, хорошее место.
– Да. – Кэтрин боролась с комом в горле. – Хорошее.
Действительно, так и было. Аккуратное четырехэтажное здание из темного кирпича, со створчатыми окнами. На отполированной входной двери висел придававший ей сказочный вид тяжелый бронзовый молоток.
Две недели назад отец написал сюда и договорился, чтобы Кэтрин дали работу. Теперь, освещаемый тусклым светом уличного фонаря, он произнес:
– Тебе необязательно уходить.
Она сидела, сложив руки на коленях. Такие же слова Кэтрин сказала своему старшему брату в прошлом году, когда он уходил работать в шахты.
У них был еще очередной год неурожая, а всего два месяца назад шторм сильно повредил крышу дома.
Работая в городской газете, Кэтрин могла неплохо зарабатывать. Ее семья знала об этом так же хорошо, как и она.
– Я справлюсь. – Голос был высоким и дрожал, это никуда не годилось.
– Я справлюсь, – повторила она, и на этот раз прозвучало как правда.
Отец слез с телеги, чтобы привязать лошадей. Кэтрин тоже слезла и подошла к лошадям, чтобы погладить их шеи.
– Не забывай писать, – сказал отец. – И если ты… если ты захочешь вернуться домой, по какой-то причине, по любой причине, Кэтрин…
– Я знаю. – Она догадывалась, что еще какое-то время не вернется домой. – Я буду писать.
Он подошел к телеге, чтобы забрать ее чемодан, а Кэтрин оглядела мощеную улицу. Камень был мокрым и темным от дождя; в воздухе витал запах реки. Все это было таким далеким от знакомых ей зеленых полей, чистой влажной земли и открытого неба. Но теперь ее дом здесь.
Девушка расправила плечи и подняла подбородок. Появился отец с ее чемоданом, и она пошла рядом с ним, чтобы постучать в дверь.
С тех пор прошло два года.
Кэтрин сидела за своим столом в комнате, которую делила с Бриджит, на третьем этаже типографии. Через оконное стекло ранний утренний свет падал на бумагу и чернильницы. После возвращения с кладбища не было времени ложиться спать, а литера, которой она разбудила Мэри Ватт, все еще была спрятана в пальто. Одна из тех, что мистер Эйнсворт купил на литейном заводе «Стюарт и сыновья». На них можно было написать любую букву, и их легко было заколдовать.
Девушка взяла письмо, которое написала семье накануне вечером, и запечатала его в конверт, намереваясь отнести на почту позже.
Были вещи, которых она не осознавала, когда начала здесь работать. «Инверкарн Хроникл» печатала много всего – местные новости и события, статьи о судоходстве, широкий спектр рекламных объявлений, – но Кэтрин чаще всего поручали печатать некрологи. И в первый год она не работала на кладбище. После недавнего открытия городской газеты «Джорнал» мистер Эйнсворт увидел возможность дополнительно зарабатывать на новой услуге – прощании с умершими. Эту услугу не рекламировали, но молва приводила клиентов к двери.
Кэтрин встала и попыталась еще раз вычистить могильную грязь из-под ногтей. Наряду с письменным столом и умывальником по обеим сторонам комнаты стояли две кованые кровати, два комода и две тумбочки, перепачканные засохшим свечным воском. Обои облезли в местах, где доходили до потолка, но в целом комната была чистой и сухой, а из окна открывался вид на оживленную улицу. Прежде чем спуститься на рабочий этаж, Кэтрин заколола волосы и провела руками по платью.
Свет проникал через окна, освещая высокие пачки бумаги и типографские кассы, банки с чернилами и наборные верстатки. Свет блестел на металлических ручных прессах и придавал комнате позолоченный вид, такой прекрасный, словно она была отделана сусальном золотом. Напечатанные листы развешивали для просушки на стеллажах вдоль потолка. Рабочие столы были завалены аккуратными стопками бумаг с текстом, который нужно было набрать и напечатать. Несколько сотрудников уже стояли за ними, составляя слова или делая заметки пером.
Кэтрин сняла с вешалки запачканный чернилами фартук и надела его. Из шкафа вытащила коробку и отнесла ее к своему столу. Положив перед собой первый из нескольких некрологов, девушка начала набирать текст, добавляя букву за буквой в наборную верстку, которую держала.
– Доброе утро, Спенсер, – поздоровалась она, когда мимо ее стола прошел бригадир.
Он остановился.
– Доброе утро, Кэтрин. Я так понимаю, прошлая ночь прошла хорошо?
Сдерживая зевок, она кивнула. Смены на кладбище были достаточно редки, и она не особо возражала против бессонницы, которая была неотъемлемой частью дополнительного заработка. Спенсер скрестил руки и склонил голову набок. С зачесанными назад каштановыми волосами и закатанными рукавами рубашки он выглядел опрятно и, несмотря на свою молодость, был похож на настоящего руководителя. Ему было двадцать два года, и когда-то он сам работал наборщиком, прежде чем Эйнсворт повысил его. Именно Спенсер Карлайл отворил дверь, когда она впервые пришла сюда. Девушка все еще помнила его взгляд, полный честолюбия.
– У тебя все нормально? – спросил он.
Однажды, когда Кэтрин была ребенком, она увидела в городе мужчину, продававшего заколдованные ключи, которые могли открыть любой замок. Она вспомнила, как бабушка увела ее прочь, сказав, что магия не может заштопать чулки или заделать дыры в крыше и лучше заняться более практичными вещами. Родители Кэтрин были полностью с этим согласны. Так же как и сама Кэтрин. Однако здесь, в городе, она часто использовала магию. По крайней мере, это давало людям возможность попрощаться. И все же ее магия была слабой и мимолетной – в конце концов, она не могла вернуть к жизни насовсем. Иногда девушка замечала, что тоскует по упущенным часам своей жизни, которые потеряла, возвращая мертвых. Словно можно было копнуть чуть глубже и обнаружить пустоту, похожую на щели от отсутствующих зубов.
– Все отлично, – заверила она Спенсера и снова вернулась к работе.
Постучав по столу костяшками пальцев, он оставил ее. Вскоре этаж наполнился механическим грохотом, шуршанием бумаги и скрипом чернильных валиков. Кэтрин переложила строки из наборной верстки в печатную форму. Это были деревянные блоки, предназначенные для удержания литер на месте. Как только новость была набрана, она крепко запирала ее на ключ, а затем относила готовую форму к прессу, чтобы ее окрасили чернилами и напечатали.
На другой стороне типографии над входной дверью зазвенел колокольчик. Вошел Джонатан Эйнсворт, а за ним холодный порыв городского ветра. Пока мужчина снимал перчатки, его серые глаза остановились на Кэтрин. В своем хорошо сшитом повседневном костюме он выглядел острым, как осколок стекла.
– Пожалуйста, следуйте за мной, мисс Дейли.
Кэтрин сложила руки перед собой и последовала за ним по лестнице. Офис «Хроникл» когда-то был для нее лабиринтом: рабочий этаж был полон коридоров и запертых комнат. Лестница была крутой и узкой, ее освещали газовые лампы в настенных светильниках. На втором этаже работники обедали, на третьем были комнаты для проживания, на четвертом располагались газетные архивы и кабинет Эйнсворта. Это была большая комната, расположенная в передней части здания, с камином и несколькими креслами, а также большим, выходящим на улицу окном. Там омнибусы и частные экипажи соперничали за пространство, мчась и грохоча взад и вперед по узкой дороге. Через Северный мост они пересекали темный извилистый участок реки, на другой стороне которого преобладали покрытые медью шпили и остроконечные крыши более изысканных строений.
Эйнсворт снял пальто, положил его на спинку стула и сел за лакированный стол. Он жил в охраняемом районе через реку и, вероятно, однажды построит себе прекрасный памятник на кладбище Роуз-Хилл. Только в рабочее время он рисковал здесь, в черных как сажа зданиях и на неровных булыжниках Старого города.
– Мистер Ватт был доволен вашей вчерашней работой, – сказал ей Эйнсворт.
Кэтрин наклонила голову.
– Рада это слышать.
В типографии было около дюжины сотрудников, которые могли сотворить магию, необходимую Эйнсворту для продажи прощальных услуг. Без них он не мог бы вести эти дела. Если, конечно, он сам не может колдовать. Кэтрин никогда не спрашивала.