В архитектуре времен больших строительных мастерских и каменщиков, которые возводили соборы Средневековья, встречаешь таинственные растительные орнаменты поздней готики и барокко: окаменевшие сплетения красуются почти на каждой колонне, совершенно отчетливо указывая, что перед нами не что иное, как заимствованная у природы копия дерева. Застывшие маски с листьями на мраморных купелях и надгробных камнях, маскароны с растущей изо рта листвой как будто олицетворяют крик чистой радости творения. Ничто не могло бы отчетливее показать, что все сакральные сооружения, вся храмовая архитектура той эпохи – это запечатленный в камне образ леса. Гёте в статье «О немецком зодчестве» (1772) сравнивал башню Страсбургского собора с «уносящимся ввысь, широко раскинувшимся божественным древом, которое тысячью, миллионами веток и несметным количеством листьев возвещает по всей округе о величии Господа, сотворившего его». Если забраться на башню Ульмского собора и здесь, на головокружительной высоте, взглянуть вверх, тоже можно уловить очертания устремленного к небу и широко раскинувшего ветви дерева, крона которого, неподвластная законам гравитации, будто бы касается миров всех сфер и поддерживает их.

В музыку, живопись и поэзию образ леса наконец проник в эпоху романтизма в XVIII веке. В мифах и сказках он всегда занимал важное место, а теперь покорил и сердца любителей искусства. Как Эдемский сад или как царство мертвых, ведьм и демонов, лес рисовали, воспевали и прославляли: с этих пор «в каждой вещи спит струна»[1], как писал Эйхендорф.

Йозеф фон Эйхендорф, Рихард Вагнер, Феликс Мендельсон-Бартольди и Каспар Давид Фридрих, Фердинанд Георг Вальдмюллер, Арнольд Бёклин и многие другие взглянули на лес по-новому. Эти творцы искали путь, который давал бы уверенность и благо, надежду обнаружить неискаженный прообраз бытия. Сердца людей и сейчас наполняет тоска по «далекой стране души», как ее назвали психиатр Георг Пзота и журналист Михаэль Хоровиц, по тишине и вечности – может быть, как никогда раньше. Мы скучаем по волшебному сказочному месту, которое принимало бы нас, оберегало и укрывало.

В этой книге мы подробно рассмотрим 26 видов деревьев, стараясь при этом приводить новейшие научные сведения. Дерево – это не просто бревно с измеримыми параметрами, оно касается души и сердца. Если свести описание дерева к биологическим фактам и физико-химическим связям, пропадает ощущение чуда. А с ним угасает и наша любовь к дереву.

Как сказал Гюнтер Айх: «Кто проживет без утешения деревьев?»[2] И правда – кто?

Как-то в июле, жарким безоблачным днем, я искал приют в крохотной деревеньке в районе Донау-Рис и немало удивился названию небольшого местного пансиона: Гостиница «У липы». В Германии около 2000 гастрономических заведений и отелей, названия которых связаны с липами, так что само по себе это было не так уж странно. Удивляло величественное дерево на переднем дворе, которое щедро протянуло тень над колодцем, прежде чем не скупясь раскинуть ее по беленным известью стенам усадьбы. Это был клен.

Через открытое окно в мою комнату заглядывали солнечные лучи, размытые тенью дланевидных листьев. Солнечные пятна и «пальцы» теней танцевали в хороводе по грубым половицам, сновали по моему лицу, выпархивали снова наружу, скользили вниз вдоль стен и терялись в глубине колодца. Каждый лист как будто звучал собственной неповторимой нотой, но только в общем кружении теней на ветру расцветала их гармония, и мне почти казалось, что я слышу мелодию дерева…

Я попал во времена Якоба Теодора Табернемонтануса, который в 1588 году записал в книге «Новый травник» (Neuw Kreuterbuch) о клене: «Это дерево дóлжно почитать из-за его веселой тени».

Старый, отдельно стоящий ложноплатановый клен часто производит впечатление благодаря внушительному виду, мощному стволу и раскидистой куполообразной кроне. В Альпах эти деревья часто веками горделиво сторожат большие дворы, и никто уже точно не знает, было ли дерево посажено при строительстве двора как оберег или двор строился именно на этом месте из-за дерева. Клены упорно и очень уверенно закреплялись в горных районах, для большинства других лиственных деревьев труднодоступных из-за высоты и низких температур. Ни одно другое дерево во время роста и цветения не демонстрирует такой мощи, как клен. В мире около 111 видов кленов, большинство из них произрастает в Северном полушарии.

В Германии чаще всего встречаются три вида кленов: клен остролистный, клен полевой и самый могучий из них – клен ложноплатановый (явор). В молодости клен ложноплатановый почти всегда растет моноподиально, то есть развивает один главный ствол и практически не ветвится, поэтому сначала дерево очень интенсивно вытягивается вверх, нередко прибавляя до двух метров в год. Молодое дерево должно как можно быстрее достичь той высоты, где для него будет достаточно солнечного света. Только в возрасте 20–30 лет клен несколько замедляет рост, и начинает заметно проступать архитектура кроны: в силу расположения соцветий побеги ветвятся почти исключительно вилообразно.

Почти как у взрослого грецкого ореха, у клена развивается своеобразная, как будто замкнутая на себя система ветвей, и в результате крона может принимать весьма впечатляющие формы. Взрослое дерево дорастает до 35, а иногда и почти до 40 метров, его возраст может достигать 500 лет. Гладкая, вначале серая, кора с возрастом преобразуется в характерную для кленов разорванную на пластинки, из-за чего клен часто путают с платаном. На коре охотно селятся лишайники и мхи (эпифиты)[3], в гораздо большем количестве, чем на любом другом европейском лиственном дереве. В результате получаются всевозможные удивительные структуры, и таинственное очарование коры старого клена приковывает взгляд. Прочный ствол и могучие ветви могут так плотно зарасти, что сама кора становится едва видна. Это придает дереву сказочный, будто заколдованный, почтенный вид.

Листья клена величиной с ладонь похожи на листья платана и состоят из пяти примерно одинаковых по размеру заостренных лопастей. Листья ложноплатановый клен начинает распускать в конце апреля, и почти одновременно в висячих кистях у него развиваются цветки. Женские и мужские цветки в соцветиях, как будто собранные в маленькие зеленовато-желтые гирлянды, зацветают по очереди, чтобы предотвратить самоопыление дерева.

В крупных скоплениях клена на некоторых деревьях сначала зацветают мужские цветки, а потом женские (протандрия). У остальных деревьев все происходит в точности наоборот. Неизвестно, согласуют ли как-то отдельные растения эти «действия» между собой и одинакова ли эта последовательность каждый год. Однако очевидно, что процесс не отдан на волю случая.

Дробный плод клена – двукрылатка

Обильный и легкодоступный нектар клена привлекает множество насекомых, которые кормятся им и взамен опыляют растения. В конце сентября созревают плоды – шаровидные семена со светло-коричневым крылышком, напоминающим миниатюрную лопасть пропеллера. Плоды висят парами на месте бывших соцветий. Они ждут, когда ветер сорвет их и разнесет по свету – ждут иногда месяцами, зачастую до следующего года.