Кончено! Выстояли.
Теперь для воевод настало время уступить дипломатам место на сцене большой политики.
Переговоры об окончании войны, шедшие в Яме Запольском, окончились десятилетним перемирием. Условия его были тяжёлыми для России, но после всех побед, ранее одержанных Стефаном Баторием, Речь Посполитая могла надеяться на большее. Тяжёлое поражение под Псковом остановило неудержимый, казалось бы, прорыв поляков на восток и предотвратило вторжение в центральные области России. В результате они сами попали в критическое положение. Между тем Московское государство, измотанное, обескровленное, всё ещё могло сопротивляться. Стратегический успех, достигнутый князем Иваном Петровичем Шуйским и его соратниками, ободрил Россию, уставшую от известий о неудачах.
По условиям перемирия Россия отдала Речи Посполитой Полоцк, Велиж и всю занятую её войсками часть Ливонии. Серьёзные потери! Но могло быть и хуже.
Героическое сопротивление Пскова, осаждённого огромной армией наёмников, предотвратило вторжение в центральные области России. Мощное войско польского короля обломало зубы о северную русскую твердыню.
Стефан Баторий желал большего. В его планы входило поставить Россию на колени, отторгнуть Новгород Великий и даже Смоленск. Но Польша и Литва оказались измотаны не меньше России, сил на новые большие походы не оставалось. Польский король вынужден был вернуть многие русские города, захваченные им в 1580—1581 годах, прежде всего Великие Луки. И уж конечно более и речи быть не могло о каких-то территориальных уступках, касающихся коренных русских земель — Новгорода, Пскова, Смоленска, северских городов.
Через год после того, как высохли чернила на Ям-Запольском мирном соглашении, Швеция и Россия заключили Плюсское перемирие. В соответствии с ним Иван IV потерял Нарву, Ивангород, Ям, Копорье, Корелу.
Таким образом, война закончилась крайне неудачно для России.
Тяжёлое поражение в Ливонской войне явилось в значительной степени результатом дипломатических неудач, а не только военных.
Любопытно, что Иван IV долго не рассматривал Батория как серьёзную политическую силу и даже в ходе боевых действий, неудачных для России, всё ещё продолжал оскорблять его в посланиях. В 1579 году, когда неприятности завершающего этапа Ливонской войны уже начались, царь в письме величается перед выборным королём своим происхождением и корит Батория отступничеством от христианства. Польский государь и сам не отличался особой корректностью, поэтому Иван Васильевич упрекает его: «Мы твою грамоту прочли и хорошо поняли — ты широко разверз свои высокомерные уста для оскорбления христианства. А таких укоров и хвастовства мы не слыхали ни от турецкого султана, ни от императора, ни от иных государей. А в той земле, в которой ты был (Баторий, воевода Семиградский, жил в Трансильвании, являвшейся тогда вассальной территорией турецкого султана. — Д. В.), и в тех землях, тебе самому лучше известно, нигде не бывало, чтобы государь государю так писал, как ты к нам писал. А жил ты в вере басурманской, а вера латинская — полухристианство, а паны твои держатся иконоборческой лютеранской ереси».
Со своей точки зрения государь Иван Васильевич во всём прав, но ему необходимо решить серьёзные дипломатические задачи, а он вместо этого вступает в перебранку…
Летом 1581 года, когда дела на западном фронте идут из рук вон плохо, Иван Васильевич отправляет Стефану Баторию ещё одно письмо, по внешней видимости смиренное, однако же наполненное колкостями и попрёками. В начале послания стоит знаменитая фраза: «Мы… удостоились быть носителем крестоносной хоругви и креста Христова Российского царства и иных многих государств и царств, скипетродержатель великих государств, царь и великий князь всея Русии… по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению…» — здесь виден намёк на «второсортность» королевского титула, полученного по результатам шляхетских выборов.
В сущности, положение польского монарха действительно далеко не столь прочно, как русского государя: власть московского самодержца значительно шире. К тому же она освящена религиозной традицией, а не победой «по числу голосов». Но обстоятельства, в которых царь обращается с укоризной к королю, делают эту нападку неуместной. Страна бедствует, вооружённые силы находятся в состоянии, близком к полному разложению, враг глубоко вклинился в русскую территорию, а царь желает выглядеть красиво и выйти победителем из словесных перепалок.
Не в характере государя было вовремя остановиться в своих требованиях, ограничить проявление эмоций ради холодного дела дипломатии, осознать приоритет державных интересов над личными. Увлёкшись игрой страстей, политической интригой, государь в большей степени стремился предъявить иностранцам собственное остроумие и учёность, нежели добиться конкретных результатов.
Иван IV был недоволен результатом Ливонской войны. Столько сил и средств потрачено, а вместо приобретений — утраты! Царь планировал вернуть потерянные земли. Для подготовки новой войны требовалось время: восстановить силы до предела измотанной страны, разбить союз между Польско-Литовским государством и Шведской короной.
Русское правительство не раз предлагало шведам подписать мирный договор, по условиям которого русские города, потерянные в боях, передавались бы Московскому государству за солидный выкуп. Шведы раз за разом отвергали подобные предложения. Эти города безусловно требовалось отвоёвывать: там жило русское православное население, шли богослужения в храмах, и отдать их навсегда протестантам, «прескверным люторам», как называли их в Москве, было бы делом позорным. Всё равно что бросить раненого товарища на поле боя.
Речь Посполитая и Швеция, в свою очередь, искали удобного случая, чтобы расширить завоевания.
Таким образом, все три главных участника Ливонской войны видели в её итоге нечто временное. Каждый собирался улучшить достигнутый результат, как только сложатся удобные обстоятельства. Приграничные области жили в страхе: новой войны ждали со дня на день.
Но два самых воинственных монарха, участвовавших в борьбе за Ливонию — Иван Грозный и Стефан Баторий, — не смогли возобновить её. Царь умер в 1584 году, а король — в 1586-м.
Никто не сомневался, что возобновят борьбу их преемники. Поэтому стоит сказать о том, как завершилось титаническое вооружённое противостояние уже после смерти Ивана IV.
Шведы рассорились с поляками, две сильные державы расторгли союз. Чудовищные клещи, сжимавшие Северную Русь, разжались. Московское правительство быстро воспользовалось раздором между соседями.
В конце 1589 года царь Фёдор Иванович (сын и наследник Ивана Грозного) во главе большой армии вышел в поход. Современники считали его мирным человеком, добрым и крепко верующим. Государственным делам Фёдор Иванович предпочитал молитвы и колокольный звон. Русской православной церковью он почитается как святой чудотворец. Как ни парадоксально, именно при этом тихом царе Россия шла от одной военной победы к другой: разбила татар, шведов, присоединила большую часть Сибири.
Русское войско под командованием самого царя нанесло стремительный удар по территориям, которые раньше принадлежали России, но шесть лет назад перешли к Швеции. Противник не ждал наступления. Шведы ни в грош не ставили царя Фёдора Ивановича. Если отца опасались, то к сыну относились как к святоше и глупцу, и за это были сурово наказаны.
Русские воеводы заняли Ям и Копорье. Затем осадили Нарву. Шведский корпус под командой Густава Банера появился в опасной близости от города. Блистательный полководец князь Дмитрий Хворостинин атаковал его и в долгом трудном бою разбил наголову.
Нарву тогда взять не удалось, но шведов всё-таки принудили вернуть помимо Копорья и Яма также Ивангород и Корелу. Русские земли, отторгнутые шведами во время Ливонской войны, были возвращены. Тявзинский мир 1595 года официально закрепил их возврат России.
