Наконец, в-третьих, имелась и личная причина для жестокого конфликта между Иваном IV и Юханом III. Прежний король шведский Эрик XIV обещал русскому царю в жёны родовитую аристократку Екатерину Ягеллонку, ставшую супругой Юхана III. То, что обещание не было выполнено, Иван Васильевич считал для себя бесчестьем. Впрочем, Юхан III тоже вёл себя отнюдь не как агнец. Русских послов, оказавшихся на территории Швеции, когда он взошёл на престол, ограбили и унизили. С возмещением убытков король не торопился…

Царь не скрывал своего отношения к Юхану III. В переписке со Шведской короной Иван Васильевич щедро раздавал оплеухи: короля он именовал «безбожником», сравнивал с «гадом» (змеёй), род его назвал «мужичьим». Одно из посланий Иван IV завершает следующим образом: «А если ты, раскрыв собачью пасть, захочешь лаять для забавы, — так то твой холопский обычай: тебе это честь, а нам, великим государям, и сноситься с тобой — бесчестие, а лай тебе писать — и того хуже, а перелаиваться с тобой — горше того не бывает на этом свете, а если хочешь перелаиваться, так ты найди себе такого же холопа, какой ты сам холоп, да с ним и перелаивайся. Отныне, сколько ты ни напишешь лая, мы тебе никакого ответа давать не будем».

Разумеется, Юхан III остаётся смертельным врагом Московского царства вплоть до последних лет Ливонской войны. А окончил боевые действия шведский монарх «мужичьего рода», отторгнув от России обширные земли.

Историк Роберт Юрьевич Виппер даёт точную характеристику стилю Грозного-дипломата: он «…любил выступать лично в дипломатических переговорах, давать иностранным послам длинные аудиенции, засыпать их учёными ссылками, завязывать с ними споры, задавать им трудные или неожиданные вопросы; он чувствовал себя в таких случаях настоящим артистом… В политическом таланте Грозного замечаются, однако, те самые шероховатости и излишества и в его литературной манере, в развлечениях его повседневной жизни. Неуравновешенная натура легко увлекает его к резкостям, к заносчивости».

«Артист» — точное слово в точном месте. Государь Иван Васильевич играл великого дипломата. Впечатление, которое православный царь должен производить на окружающих, в том числе и на соседние державы, значило для него не меньше (если не больше), чем практический успех переговоров. Театральная поза, амбиция, воспламенившаяся под действием всеобщего внимания к могущественному «Московиту», вели его ум к выходкам и балаганным трюкам, но не позволяли проявить твёрдость в намерениях и действиях. В любом значительном успехе он видел нечто естественное, принадлежащее ему по неведомому, но твёрдому праву, а потому и не заботился о его развитии. На волне побед государь бывал чрезмерен в требованиях и тем губил уже, казалось бы, полученную политическую прибыль. Зато неудачи ввергали его в избыточную уступчивость.

Впрочем, одними лишь дипломатическими играми борьба за Ливонию не ограничивалась. У Ивана Васильевича сохранялась твёрдая надежда склонить чашу весов в свою пользу с помощью вооружённой силы. У него ещё оставалась сильная армия. А поляки оказались заняты борьбой за королевский трон и не могли в полную силу воевать на ливонских землях.

Царь решил использовать удобный момент. Более того, помня великий триумф «Полоцкого взятия», Иван Васильевич приходит к выводу, что воеводам нужен строгий вождь, а ему пора обновить воинскую славу, потускневшую за последнее время.

Иван IV дважды возглавлял войско, направлявшееся в Ливонию.

В 1573 году русским полкам под личным командованием царя удалось взять мощную крепость Пайду. При штурме, назначенном на 1 января, виднейшие опричники «первого призыва» оказались расписаны «на пролом». Среди них Михаил Андреевич Безнин, Роман Васильевич Алферьев, Василий Григорьевич Грязной. Тогда же погиб в бою главный «фаворит» государя Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский по прозвищу Малюта. Царь, видимо, хотел приучить старых своих любимцев к новому положению: мол, будете служить как все, а если надо, жизнь ставить на кон тоже придётся на общих основаниях. И Малюта кровью заплатил за новый порядок. А за кровь Малюты заплатил гарнизон крепости. Псковская летопись сообщает: «Ходил [в поход] царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии на зиме, град немецкий Пайду взял и многих немец погубил лютою смертию».

Эта крепость стала ценным приобретением, прежде за неё много лет шла тяжёлая вооружённая борьба. Стратегически важный пункт, Пайда открывала путь для дальнейшего продвижения. Многим в русском стане тогда, наверное, казалось, что в Ливонской войне наступил желанный перелом.

К сожалению, вскоре после того, как Иван Васильевич покинул действующую армию, она потерпела поражение и наступление захлебнулось. Однако это не обескуражило царя, он продолжил вооружённую борьбу за Ливонию.

Удачно продолжил взятие Пайды поход объединённой армии Магнуса Ливонского и русского корпуса Н. Р. Юрьева на Каркус. Эта крепость также пала. Русские воеводы предприняли в середине 1570-х несколько удачных экспедиций на этом фронте, действуя сравнительно небольшими силами. В 1575 году Н. Р. Юрьеву удалось взять Пернов, правда, положив немало своих бойцов при штурме. В 1576 году капитулировали порт Гапсаль, города Коловерь, Лиговерь и Падца. Таким образом, русские армии медленно, но верно выталкивали шведов из Ливонии.

Но такие стратегически важные пункты, как Рига, Таллин, Венден, стояли крепко. Очередная попытка взять Таллин провалилась весной 1577 года.

Вероятно, именно эта, последняя неудача вызвала у Ивана Васильевича желание вновь самому взяться за Ливонский театр военных действий и исправить создавшуюся ситуацию.

Продолжая давление на неприятеля в Ливонии, царь вторгается туда летом 1577 года с большой русской армией и союзным войском ливонского короля Магнуса. Для похода собрали очень значительные силы: более 19 тысяч 400 дворян, казаков, стрельцов и служилых татар. Правда, процент дворян — наиболее боеспособной и лучше всего вооружённой части войска — ниже, чем при «Полоцком взятии» и на Молодях. Их всего-то около трети, и это тревожный симптом. Однако мощь русской ударной группировки такова, что в Ливонии с ней не могут поспорить ни шведы, ни немцы, ни литовцы, ни поляки. Армия располагает внушительным артиллерийским парком: 21 пушка, 36 пищалей и 7 тысяч 300 человек артобслуги и охраны.

Этот поход принёс русской армии значительный успех. По разным летописным источникам, царские полки, а также отряды Магнуса взяли тогда то ли 20, то ли даже 27 ливонских городов, в том числе и довольно значительные — Режицу, Чествин, Линовард, Кесь (Венден), Кокенгаузен (Кокнесе). Ливонские авторы сообщают о 34 городах и замках, захваченных русскими. Казалось, вновь, как при взятии Полоцка, военная машина России работает подобно хорошо отлаженным часам.

Сдавшимся городам и замкам царь обещает оказать милость и действительно мягко обходится с их жителями. Напротив, сопротивление подавляется с большой жестокостью. Так, суровые казни обрушились на жителей Зессвегена (Чествина или Чиствина по-русски), попытавшихся активно обороняться и даже устраивать вылазки. Город осаждали порядка двух с половиной тысяч русских ратников с «лёгким нарядом». Артиллерийский обстрел, учинённый Деменшой Черемисиновым (начальником «наряда» под Зессвегеном), быстро принудил горожан к сдаче. Некоторых из них царь велел посадить на колья, других — продать в рабство.

Впрочем, польско-литовские гарнизоны оказались малочисленны и не способны противопоставить русской мощи эффективную оборону. Всюду им на смену приходят более сильные русские гарнизоны, которым придаётся значительная артиллерийская поддержка.

Серьёзную проблему создал союзник Ивана IV — король Магнус. Он имел чёткую договорённость с московским государем о размерах своего «буферного» удела. Однако летом 1577 года не уступил опасному соблазну и, как уже говорилось выше, занял несколько ливонских городков за пределами оговорённой территории. Порой ливонцы, опасаясь владычества Магнуса меньше, нежели правления русского царя, спешили сдать город именно войску марионеточного «короля».