Всё это так. Политическая борьба на Руси отнюдь не принимала благостных розовых оттенков.
Но.
Если спускаться от времён Ивана Грозного век за веком в колодец времён, то чем дальше, тем яснее становится: Русь на протяжении нескольких веков не знала массовых репрессий. Нельзя сказать, что они находились на периферии политической культуры. Нет, неверно. Массовые репрессии пребывали за её пределами. Они просто не допускались.
Никакая «азиатчина», «татарщина» и тому подобное не принесли на русские земли пристрастия к такого рода действиям. Русь знала Орду с середины XIII века. Но свирепости у Орды не научилась. На войне, в бою, в запале, в только что взятом городе, когда ратники ещё разгорячены недавнею сечей, — случалось разное. Крови хватало. А вот по суду или даже в результате бессудной расправы, связанной с каким-нибудь «внутренним делом»… нет. Никаких признаков масштабного государственного террора.
Вот удивительный для наших современников и приятный для национального самосознания факт: террор был глубоко чужд русскому обществу и во времена Батыевы, и при святом Сергии Радонежском, и на заре существования единого Московского государства. Иван Великий и Василий III мысли не допускали, что позволительно решать политические проблемы подобным образом.
Можно твёрдо назвать дату, когда массовые репрессии вошли в политический быт России. Это первая половина 1568 года. И ввёл их не кто иной, как государь Иван Васильевич.
Его современники, его подданные были смертно изумлены невиданным доселе зрелищем: слуги монаршие убивают несколько сотен виноватых и безвинных людей, в том числе детей и женщин! Несколько сотен. На тысячи счёт пойдёт зимой 1569/70 года. А пока — сотни. Но и это выглядело как нечто невероятное, непредставимое. Царь устроил настоящую революцию в русской политике, повелев уничтожать людей в таких количествах…
Для XVI века не четыре тысячи, и даже не 400, а всего лишь 100 жертв репрессий и то было бы — слишком много. Далеко за рамками общественной нормы.
Но почему на Русь пришло такое «новшество»?
Неужели государь Иван Грозный боролся с такими заговорами и решал такие проблемы, перед которыми изощрённый ум его деда Ивана Великого спасовал бы? А ведь тому приходилось создавать Россию из крошева удельных владений, преодолевая враждебность воинственных соседей и нелады в собственном семействе! Но дед обходился без массовых казней и завещал преемникам колоссальное процветающее государство. А у внука почему-то не получилось. Даже если допустить, что все заговоры, коих коснулось калёное железо террора при Иване IV, действительно существовали, даже если убедить себя в более значительном их объёме, нежели во времена его великого деда, всё равно останутся вопросы. Например, такой: заговорщической деятельностью могли заниматься высокородная аристократия, дворянство… может быть, богатое купечество. Но казнили-то ещё и священников, монахов, крестьян в далёких северных деревнях, женщин, детей — эти-то и слыхом не слыхивали о господских пакостных затеях, если таковые существовали! Так зачем их убили?
Может быть, всему виной какое-то душевное расстройство государя? Нашлось немало желающих, не видя «пациента», сквозь мглу веков прозревать высокоучёным оком его умственные хвори. Одни учёные, например П. И. Ковалевский, ставили первому русскому царю психиатрические диагнозы, другие — например С. Ф. Платонов, едко проходились по поводу их беспочвенности. Вряд ли, вряд ли безумец мог водить армии, вести дипломатические переговоры, создавать литературные сочинения и каяться в грехах… Нет, не видно сумасшествия в государе Иване Васильевиче.
Дело в другом. Он нарушил прежнюю общественную норму и воздвиг новую, доселе небывалую на Руси.
Словно кто-то или что-то дало ему разрешение: раньше было нельзя, а теперь — можно! Словно не он первый обретал роль державного старшины в палаческом цехе…
Но если не он — кто же ещё? Кто мог подать такой пример? В династии московских Даниловичей-Калитичей — никто. Ни один московский правитель до Ивана Грозного на подобное не решался.
Однако… пример мог возникнуть не из прошлого, а из настоящего.
Поневоле возникает почва для вопроса: а не стало ли это государево нововведение результатом западноевропейского «импорта»? Политическая культура Западной Европы XVI столетия отличалась гораздо большей жестокостью, нежели русская. Масштабное пролитие крови стало для европейцев приемлемым из-за грандиозных столкновений на религиозной почве.
Эрозия христианских ценностей, нравственное падение папства, бешеный напор гуситов, а потом и Реформация, начавшая свой разбег с Германии, резко снизили ценность человеческой жизни. Самые кровавые, самые безжалостные войны Европа вела сама с собой, внутри собственного цивилизационного организма, на почве ширящегося религиозного раскола. Как только пошатнулась добрая громада христианства, доселе оберегавшая европейский социум от падения в новое варварство, сейчас же кровь полилась широким потоком.
Торквемада появился на политических подмостках Европы задолго до Ивана Грозного. Аутодафе, начавшиеся в 1481 году, всего за несколько месяцев перевели сотни людей из земного бытия в загробное. В специальной литературе чаще всего фигурирует «стартовая» цифра в 298 казнённых. Вполне сравнимо с 369 казнёнными в первые месяцы массовых репрессий при Иване IV. Вот только случилось всё это почти на столетие раньше, чем в России.
За десятилетие до опричнины королева Мария Тюдор принялась массами жечь протестантов на землях «просвещённой» Англии. Историки чаще всего пишут приблизительно о трёхстах уморённых «за веру» в её правление. Впрочем, подсчёты расходятся. Как на грех, именно в середине 1550-х между Московским государством и королевством Английским были установлены дипломатические отношения. Экспедиция Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслора добралась до русских берегов. Торговая компания англичан быстро утвердилась в нашей столице. Москва с интересом знакомилась со свежим политическим опытом недавно обретённых союзников…
Кровопролитные войны между католиками и гугенотами во Франции начались до того, как у нас появилась опричнина. Боевые действия шли на протяжении многих лет и сопровождались характерными инцидентами, например знаменитым побоищем в Васси. Весной 1562 года герцог Франсуа Гиз, ревностный католик, подверг безжалостной резне протестантскую общину.
Расправы шведского короля Эрика XIV над собственными подданными, особенно же аристократией, относятся к 1560-м годам, то есть они по времени фактически параллельны опричнине… но всё же производились чуть раньше того самого грозненского «срыва» 1568 года. Впрочем, и у Эрика имелись чудесные «учителя»: в 1520 году датчане устроили в Стокгольме «кровавую баню», публично перебив сотню шведских дворян.
Вооружённые бесчинства нидерландских иконоборцев относятся к 1566 году. Накануне, так сказать… Ответные зверства герцога Альбы в тех же Нидерландах начались во второй половине 1567 года. Впритык! За годы карательной деятельности Альбы в Нидерландах список его жертв далеко превысил число казнённых, известное по грозненским синодикам.
Хотелось бы подчеркнуть: ни о Варфоломеевской ночи, разом многократно превысившей количество жертв грозненского террора, ни о «мишелядах» — массовом убиении католиков «бедными овечками» гугенотами за три года до Варфоломеевской ночи — здесь не говорится. И то и другое произошло после того, как в Московском государстве начались массовые репрессии. Но как много иных примеров большой крови, пролитой в Европе до опричнины! И далеко не все они приводятся, список выглядел бы слишком громоздко. Варфоломеевская ночь не понадобилась России в качестве дурного примера. Другого просвещённого душегубства хватило с избытком.
О, у государя Ивана Васильевича были отличные «наставники». Российская дипломатия, связывавшая царский престол со множеством престолов европейских, приносила Ивану IV ценные сведения о тамошних политических «новинках».
