Вряд ли кто в здравом уме и твёрдой памяти мог всерьёз обдумывать осаду Нарвы и тем более её штурм столь малым числом ратников. И всё же Алексей Данилович добился неожиданного, почти фантастического успеха.
События развивались стремительно.
Басманов, как и предполагалось, устраивал против Нарвы «диверсии». Он перебросил за город, на Колыванскую (Таллинскую) дорогу, группу «сторожей» — разведчиков. Те столкнулись со значительными группами вооружённых людей, двигавшихся с пушками к Нарве.
На выручку «сторожам» Басманов отправил стрельцов — их в отряде боярина было всего около пятисот. Ниже города по течению Наровы русские воинские люди начали переправляться на свою сторону. Немцы обнаружили переправу и обрушились на стрельцов превосходящими силами. Но те так встретили немецкое ополчение, что «боевой выход» нарвских жителей обернулся для них полным разгромом: многие легли на поле боя, а 33 человека попали к стрельцам в плен. Как сообщает летопись, «языки» поведали Басманову: «Нарвские жители царю… изменили». Глава Ордена Фюрстенберг прислал Нарве подмогу: тысячу конников, 700 пехотинцев и пушки. Таким образом, если «языки» не врали, Басманову противостояло большее число бойцов, чем он сам имел под командой.
11 мая 1558 года в Нарве вспыхнул пожар, быстро распространявшийся по городу. Басманов направил из Ивангорода представителей, напомнивших нарвским жителям об их долге сдать город русским властям — на чём «целовали крест» их доверенные лица. Те, разумеется, отказались. Но появление русских послов имело, как видно, иной смысл, помимо продолжения переговоров. Они исполнили разведывательную службу. Убедившись в том, что дела немцев плохи, Басманов решил нанести стремительный удар. Боярин, использовав замешательство неприятеля, лодками и плотами переправил отряд на вражеский берег, а потом захватил город в коротком решительном штурме.
Летопись сообщает: «И воеводы к городу приступали со всеми людьми. В Русские ворота велели приступать головам стрелецким Тимофею да Андрею со стрельцами, а в Колыванские ворота — Иван Андреевич Бутурлин, да с ним головы с детьми боярскими (конницей). И немцы бились с ними жестоко. И головы стрелецкие ворота у них те взяли и на горку взошли, и в те ворота вошли… А в Колыванские ворота Иван Бутурлин вошёл. И немцев перебили многих». Позднее сдался мощный нарвский замок. В нём русское войско добыло богатые трофеи: 230 пушек, ружья, ценное имущество. Таким образом, Басманову удалось, командуя меньшими силами и атакуя сильные укрепления, принудить врага к сдаче. Поистине блистательная победа!
А для Ордена это была ошеломительная потеря…
За несколько лет вооружённого противостояния армия Ордена перестала существовать, а его магистр Фюрстенберг оказался в русском плену.
Но в войну вмешались европейские государства, пожелавшие своей доли «ливонского наследства».
В 1560–1561 годах в Дании, Швеции и Речи Посполитой одновременно решили, что отдавать всю Ливонию Московскому государству — слишком убыточно. Датчане и шведы укрепились на сравнительно небольших участках ливонской территории, а новый орденский магистр Готгард Кетлер обратился за помощью к королю польскому и великому князю литовскому Сигизмунду Августу. В ноябре 1561 года в Вильно они заключили договор. Согласно его условиям Ливонский орден прекращал своё существование, а все его земли переходили во владение Польши и Литвы. Этот пункт договора привёл Прибалтику к двум десятилетиям войн и бедствий, поскольку на тот момент орденские земли состояли из двух частей: те, что уже были завоёваны Московским государством, и те, где московских войск ещё не было.
Иван IV был уверен, что справится и с новым противником. Он располагал многочисленной, высокомобильной армией, состоящей из бойцов, привычных к любым тяготам и лишениям. Царь имел под рукой мощные военные ресурсы.
Англичанин Ричард Ченслор, незадолго до Ливонской войны побывавший в России, свидетельствует о русском войске с восхищением: «Я сообщу кое-что о… свойствах и могуществе русских в военных делах. Этот князь — повелитель и царь над многими странами, и его могущество изумительно велико. Он в состоянии выставить в поле 200 или 300 тысяч человек, и если он идёт сам походом, то оставляет на всех границах своего государства немалое число воинов. На границах Лифляндии он оставляет 400 тысяч, на границе Литвы — 60 тысяч, а против ногайских татар также 60 тысяч, что даже удивительно слышать. Однако он никогда не берёт на войну ни крестьян, ни купцов. Все его воины — конные. Пехотинцев он не употребляет, кроме тех, которые служат в артиллерии, и рабочих[47]; число их составляет 30 тысяч. Всадники — все стрелки из лука, и луки их подобны турецким; и, как и турки, они ездят на коротких стременах. Снаряжение их состоит из металлической кольчуги и шлема на голове. У некоторых кольчуги покрыты бархатом или золотой парчой; они стремятся иметь роскошную одежду на войне, особенно знать и дворяне. Я слышал, что убранство их стоит очень дорого; я отчасти имел случай сам в этом убедиться, иначе трудно было бы поверить. Сам великий князь снаряжается свыше всякой меры богато; его шатёр покрыт золотой или серебряной парчой и так украшен каменьями, что удивительно смотреть. Я видел шатры королевского величества Англии и французского короля, которые великолепны, но всё же не так, как шатёр московского великого князя».
Эта пышность — часть дворцового обычая: если слуги царя, включая знать, собираются вокруг особы государевой, или же если служильцам его двора предписано заняться неким торжественным, почётным действием, роскошь — норма.
Тот же Ченслор замечает: «А когда русских посылают в далёкие чужеземные страны или иностранцы приезжают к нам, то они выказывают большую пышность. В других случаях сам великий князь одевается очень посредственно, а когда он не разъезжает с одного места на другое, он одевается немного лучше обыкновенного. В то время, когда я был на Москве, великий князь отправил двух послов к королю польскому по крайней мере при пятистах всадниках; они были одеты и снаряжены с пышностью свыше всякой меры — не только на них самих, но и на их конях были бархат, золотая и серебряная парча, усыпанные жемчугом и притом не в малом числе. Что мне ещё сказать? Я никогда не слыхал и не видел столь пышно убранных людей… Теперь — о их ведении войны; на поле битвы они действуют без всякого строя. Они с криком бегают кругом и почти никогда не дают сражений своим врагам, но действуют только украдкой. Но я думаю, что нет под солнцем людей столь привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд[48]. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды — это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдёт снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него. Так поступают большинство воинов великого князя, за исключением дворян, имеющих особенные собственные запасы. Однако такая их жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живёт овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьёт воду. Его конь ест зелёные ветки и т. п., стоит в открытом холодном поле без крова и всё-таки работает и служит ему хорошо. Я спрашиваю вас, много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы только месяц. Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми и животными. Что бы могло выйти из этих людей, если бы они упражнялись и были обучены строю и искусству цивилизованных войн. Если бы в землях русского государя нашлись люди, которые растолковали бы ему то, что сказано выше, я убеждён, что двум самым лучшим и могущественным христианским государям было бы не под силу бороться с ним, принимая во внимание степень его власти, выносливость его народа, скромный образ жизни как людей, так и коней и малые расходы, которые причиняют ему войны, ибо он не платит жалованья никому, кроме иностранцев. Последние имеют ежегодное жалованье, но небольшое. Подданные великого князя служат каждый на свой собственный счёт; только своим стрельцам он даёт некоторое жалованье на порох и снаряды. Кроме них никто во всей стране не получает ни одного пенни жалованья. Однако если человек имеет большие заслуги, то великий князь даёт ему ферму или участок земли; за что получивший обязан быть готовым к походу с таким количеством людей, какое назначает князь; он же должен соображать в своём уме, что может дать этот участок, и соответственно этому он обязан поставлять, что положено, когда во владениях великого князя ведутся войны. В этой стране нет ни одного земельного собственника, который не был бы обязан, если великий князь потребует, поставить солдата и работника со всем необходимым.
