Другой англичанин, Ричард Ченслор, также с удивлением говорит о богатстве царских пиров и пышности дворцового обихода, сочетавшихся с привычкой как самого царя, так и его вельмож в повседневном обиходе придерживаться умеренности, граничащей с бедностью. Во многом Ченслор и Дженкинсон пишут о России сходные вещи, и не верить им нет причин.
Итак, свидетельство Ченслора о торжественной трапезе молодого Ивана IV: «Стол был накрыт скатертью; на конце его сидел маршал[25] с небольшим белым жезлом в руке; стол был уставлен золотой посудой; на другой стороне залы стоял поставец с посудой. Отсюда я прошёл в обеденную палату, где сам великий князь сидел не в торжественном наряде, в серебряном одеянии с царской короной на голове. Он сидел на кресле, поставленном довольно высоко; около него не сидел никто; все сидели в некотором отдалении. Длинные столы были накрыты вокруг комнаты; все они были заполнены теми, кого великий князь пригласил к обеду; все были в белом. Все места, где стояли столы, были на две ступени выше, чем пол остальной части палаты. Посредине палаты стоял стол, или поставец для посуды: он был полон золотых кубков, среди которых стояли четыре чудесных жбана, или кружки (crudences), как их здесь называют. Я думаю, что они были высотой в добрые полтора ярда[26]. У поставца стояли два дворянина с салфетками на плечах; каждый из них держал в руках золотую чашу, украшенную жемчугом и драгоценными камнями: это были личные чаши великого князя; когда у него являлось желание, он выпивал их одним духом. Что касается яств, подаваемых великому князю, то они подавались безо всякого порядка, но сервировка была очень богата: всё подавалось на золоте не только ему самому, но и всем нам, и блюда были массивные; кубки также были золотые и очень массивные. Число обедавших в этот день было около 200, и всем подавали на золотой посуде. Прислуживавшие дворяне были все в золотых платьях и служили царю в шапках на голове. Прежде чем были поданы яства, великий князь послал каждому большой ломоть хлеба, причём разносивший называл каждого, кому посылалось, громко по имени и говорил: «Иван Васильевич царь Русский и великий князь Московский жалует тебя хлебом». При этом все должны были вставать и стоять, пока произносились эти слова. После всех он даёт хлеб маршалу; тот ест его перед его великокняжеской милостью, кланяется и уходит. Тогда вносят царское угощение из лебедей, нарезанных кусками; каждый лебедь — на отдельном блюде. Великий князь рассылает их так же, как хлеб, и подающий говорит те же слова, как и раньше. Как я уже сказал, кушанья подаются без определённого порядка, но блюдо за блюдом. Затем великий князь рассылает напитки с теми же словами, какие сказаны выше. Перед обедом великий князь переменил корону, а во время обеда менял короны ещё два раза, так что в один день я видел три разные короны на его голове. Когда все кушанья были поданы, он своей рукой дал еду и напитки каждому из прислуживавших дворян. Его цель, как я слышал, состоит в том, чтоб каждый хорошо знал своих слуг. По окончании обеда он призывает своих дворян одного за другим, называя их по имени, так что удивительно слушать, как он может называть их, когда их у него так много. Итак, когда обед кончился, я отправился к себе; это было в час ночи».
Эта пышность — часть дворцового обычая: если слуги царя, включая знать, собираются вокруг особы государевой, или же если служильцам его двора предписано заняться неким торжественным, почётным действием, роскошь — норма. Тот же Ченслор замечает: «Когда русских посылают в далёкие чужеземные страны или иностранцы приезжают к ним, то они выказывают большую пышность. В других случаях сам великий князь одевается очень посредственно, а когда он не разъезжает с одного места на другое, он одевается немного лучше обыкновенного. В то время, когда я был на Москве, великий князь отправил двух послов к королю Польскому по крайней мере при 500 всадниках; они были одеты и снаряжены с пышностью свыше всякой меры — не только на них самих, но и на их конях были бархат, золотая и серебряная парча, усыпанные жемчугом и притом не в малом числе. Что мне ещё сказать? Я никогда не слыхал и не видел столь пышно убранных людей. Но это не их повседневная одежда; как я уже сказал выше, когда у них нет повода одеваться роскошно, весь их обиход в лучшем случае посредственный».
Примерно тогда же один из приезжих итальянцев воздал хвалу молодому русскому дворянству: «Молодёжь упражняется в разнообразных играх, весьма близких, однако, к военному искусству; они состязаются, например, в бегании взапуски, кулачном бою, верховой езде, стрельбе. В каждой игре есть своя награда, и особенная честь оказывается тому, кто лучше всех владеет луком. Игра в карты, кости и т. п. здесь не в употреблении вследствие совершенного запрещения этого зла… Их лошади ниже среднего роста, сильны и быстроходны. На них обыкновенно сражаются копьём, железными палицами, луками и стрелами. Войска были раньше немногочисленны, воины носили оружие за спиной, а тело хорошо покрывали круглым или четырёхугольным щитом, подобно туркам, а значит, и грекам. Их манера сражаться состояла в том, что они, подобно скифам, спасаясь, ранили неприятеля; они считали постыдным побеждать врага обманом, скрытой хитростью и из засады; сражались же храбро и как на поединке. Они выказывали известного рода великодушие и презирали ту храбрость, которая вытекала из каких-либо преимуществ, не признавая победу полной и настоящей, раз она одержана обманом и хитростью…»
После этого итальянский автор сказал несколько лестных слов и о самом государе: «В настоящее время император Иван Васильевич много читает из истории Римского и других государств, отчего он научился многому. Он также часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками, и для собственной пользы взял себе за образец (великих) римлян, которые благодаря хитрости побеждали в битвах дикие и ужасные народы».
Иноземные купцы удивляются необыкновенной дешевизне на московских торгах. Хлеб и мясо всегда в изобилии. Срубить новый дом стоит очень мало. Огромная, сытая, хорошо вооружённая армия готова чрезвычайно быстро собраться в поход и ударить на врага. Среди соседей России не видно противника, который был бы способен сокрушить государство-исполина, богатое и мощное.
Из описаний иностранцев очень хорошо видно: Московское государство — процветающая держава. Иван IV, православный государь этой державы, находился в зените славы.
В середине XVI столетия русская цивилизация всё ещё пребывала на пике своего развития. Это видно не только по военным достижениям, бурной реформаторской деятельности, новым веяниям в искусстве, но и по преобразованиям Церкви. В то время её главой был мудрый, благочестивый и «книжный» человек, митрополит Макарий, впоследствии причисленный к лику святых.
След, оставленный деятельностью святителя Макария на всём складе русской жизни середины XVI века, столь глубок, что время это с тем же основанием можно называть «эпохой митрополита Макария», с каким именуют его «эпохой Ивана Грозного».
Святитель Макарий родился в 1481 или 1482 году. Постриг он принял в Пафнутиевом Боровском монастыре, отличавшемся большой строгостью иноческой жизни. Затем возвысился до положения архимандрита в Лужецкой обители под Можайском. Великому князю Василию III Макарий понравился своей учёностью, даром учительства и здравым умом. Поэтому государь выдвинул его в архиепископы Новгорода Великого — второе «по чести» место в русской церковной иерархии того времени. Строптивым новгородцам Макарий также пришёлся по душе. Пребывая на Новгородской кафедре, святитель Макарий ликвидировал монастыри, где жили одновременно мужчины и женщины. Во главе новых женских обителей он поставил игумений, а не игумнов, а священниками сделал в них белых попов, а не монашествующих. Активно боролся он с остатками язычества в тех местах Новгородской земли, где жили финно-угорские народы. При нём был отремонтирован и украшен собор Святой Софии — главный в городе.
