На митрополичьей кафедре стоит человек государственного ума, великого милосердия и обширных знаний — святитель Макарий. Как видно, ему удавалось направлять неистовую энергию молодого царя в доброе русло и не давать ей выхлёстываться бурно, разрушительно.
В ходе реформаторской деятельности образуется… нечто, впоследствии поименованное князем Андреем Михайловичем Курбским «Избранная рада». На протяжении многих лет историки спорят, чем она являлась — постоянно действующим административным органом, политическим клубом, Ближней думой, группой теснейших сотрудников царя? Не так давно вышла книжка историка А. И. Филюшкина, вообще отрицающего существование Избранной рады.
По всей видимости, Избранная рада была чем-то вроде политического кружка при Александре I в начальные годы его правления. С той лишь разницей, что деятельность её оказалась намного результативнее. В её состав, помимо самого государя, входили: окольничий Алексей Фёдорович Адашев, священник кремлёвского Благовещенского собора Сильвестр, боярин князь Дмитрий Иванович Курлятев, возможно, митрополит Макарий. Что касается других политических деятелей того времени, то их присутствие в составе кружка менее вероятно[14]. Однако, поскольку ни в летописи, ни в каких-либо архивных комплексах работа Избранной рады не отражена, о её функционировании и составе больше приходится гадать, нежели делать выводы на устойчивой информационной основе.
Особую роль сыграли две персоны, по всей видимости, представлявшие интересы крупных аристократических группировок, но не входившие в круг высокородной знати: священник Сильвестр и окольничий Алексей Фёдорович Адашев. Первое время Иван Васильевич доверял обоим, охотно внимая их советам и даже в какой-то мере с почтением принимал разработанные ими политические решения[15].
Независимый летописец сообщает о времени Сильвестра и Адашева: «Царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии послал в Царьгород гонца своево Костромитина Фёдора Адашева и сына ево Алексея. И Фёдор у царя[16] был, и царь его пожаловал великим жалованьем. И приехал [к] государю, и государь его пожаловал. А сын его Алексей разболелся и тамо остался у царя, а был з год. И приехал к великому князю, и князь великий его пожаловал и взял его к себе в приближенье, и отца… пожаловал боярством, а его окольничим. И много лет был в царьской милости и до опришнины… А житие его было: всегда пост и молитва безспрестани, по одной просвире ел на день… А как он был во времяни[17], и в те поры Руская земля была в великой тишине и во благоденстве и управе. А кому откажет, тот вдругорядь не бей челом: а кой боярин челобитной волочит, и тому боярину не пробудет без кручины от государя; а кому молвит хомутовкою, тот болыпи того не бей челом, то бысть в тюрьме или сослану. Да в ту же пору был поп Селивестр и правил Рускую землю с ним заодин, и сидели вместе в ызбе у Благовещения…»
Вероятно, Избранная рада играла роль политического консультативного совета, а также «буфера» между государем, аристократическими партиями и Церковью. Здесь согласовывались позиции аристократических группировок по важнейшим вопросам внутренней политики и рождались окончательные формулировки административных решений. Но реальной властью наделена была всё же не Избранная рада, а Боярская дума и государь.
Итак, государь и боярское правительство, используя в качестве инструмента Избранную раду, провели ряд серьёзных реформ.
Реформаторы в первую очередь отменили кормления, и на их место пришёл сбор «кормленого окупа», то есть денежных средств, которые потом распределялись казной между представителями военно-служилого класса. На местах ограничена была власть наместников и волостелей — администраторов, присылаемых из Москвы; значительная часть их функций перешла к выборным должностным лицам: «излюбленным головам», «земским старостам» и «губным старостам». Они теперь занимались «оперативной работой», то есть следствием по воровским, разбойным делам и прочей уголовщине, а также урегулированием поземельных дел.
Все губные старосты, приступая к службе, давали клятву: «Целуем крест своему государю царю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и его царице великой княгине Анастасье и детем и их землям на том: хотеть нам своему государю царю великому князю Ивану и его царице и великой княгине Анастасье и их детям и их землям добра во всём вправду безо всякие хитрости по сему крестному целованью, а лиха нам, своему государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и его царице великой княгине Анастасье и их детям и их землям не хотеть, не думать, не делать никоторыми делами, никоторою хитростью».
Каждый губной староста клялся не брать взяток, и если нарушал клятву, то подлежал строгому наказанию. И тут уж он мог винить только самого себя. Ведь, поступая на должность, он торжественно обещал: «А посулов (обещаний) нам и поминков (подарков) от того ни у кого не брать… и розбойников и татей ведомых (известных воров) по посулам и по дружбе не отпускать…»
По указу государей московских время от времени созывались Земские соборы. Это происходило нерегулярно. Всякий раз в работе Земского собора участвовало совещание высшего русского духовенства — Освящённый собор. Что же касается представителей от разных городов и областей, а также от сословий, то их собирали по мере надобности. Земский собор являлся совещательным органом, своего рода экспертным советом. Когда государь и Боярская дума не могли найти решение крупной общегосударственной проблемы, тогда и созывался Собор. Если решение было очевидным (например, необходимость продолжать войну), однако его осуществление грозило бунтом, тогда собирали тех, кого оно могло задеть, и задавали вопрос: согласны ли они поддержать такое решение, готовы ли, скажем, платить за продолжение боевых действий? В некоторых случаях государь, выслушав мнения собравшихся, мог поступить против воли Собора, и это никогда не вызывало восстаний.
Объединение Руси означало концентрацию политической власти в центре. Ещё в середине XV столетия проблемы военного дела, сбора налогов, введения новых законов, наделения поместьями дворян, а также многое другое решались в доброй дюжине русских столиц от Рязани до Пскова совершенно независимо от других городов и земель. Но в Московском государстве все перечисленные функции управления забрала себе одна-единственная столица. Следовательно, ей требовался обширный и разветвлённый административный аппарат. В течение нескольких десятилетий он быстро рос, и к середине XVI столетия в его недрах сложилась стройная система центральных ведомств. Их тогда называли «избами» («Поместная изба», «Челобитенная изба», «Разбойная изба») или «приказами».
Работавшие в приказах чиновники именовались «приказными людьми». Высшая должность в приказном аппарате называлась «думный дьяк». Это был чиновник, имевший право участвовать в заседаниях Боярской думы на роли секретаря. Ниже него стояли дьяки и подьячие. В самых важных приказах выше дьяков ставились «судьи» — служилые аристократы, руководившие работой учреждения.
Приказы были разными по масштабу. Огромные приказы, например Посольский и Разрядный, ведали важнейшими отраслями государственного управления — дипломатией и распределением дворян на должности в армии и крепостях. У приказа поменьше была гораздо более узкая сфера деятельности. Так, Приказ книгопечатного дела ведал Московским печатным двором и книжной лавкой. А совсем уж маленький Записной приказ — составлением новой летописи[18]. Помимо отраслевых существовали территориальные ведомства: Сибирский приказ, Приказ Казанского дворца, так называемые «четверти» или «чети».
Приказы заводили собственные профессиональные училища, готовившие молодую смену старым дьякам и подьячим.
