Российская империя. Охотск. Август 1912 г.

Песок и камни привычно поскрипывали под подошвами сапог пары гуляющих, один из которых был очень высокого роста. Пожизненно - ссыльный первого разряда Николай Николаевич Кобылин (Романов) неторопливо шел по берегу. Шедший за ним жандарм, недовольно зыркая то на море, то на идущего впереди подконвойного, думал о ждущем его в казарме обеде. И о том, что он непременно остынет, да и прожорливый напарник Прошка обязательно утащит хотя бы кусок сахару. Но несмотря на все свое недовольство, он строго соблюдал инструкцию и не заговаривал с ссыльным.

На горизонте как всегда, торчали опостылевшие прогуливающимся по пляжу пешеходам величественные серо-голубые горы. А с другой стороны на каменистый пляж с не менее надоевшим шорохом накатывались волны Охотского моря. Но ни красоты природы, ни чистый и вкусный северный воздух не могли отвлечь Николая Николаевича от мрачных мыслей.

Подумать же ему требовалось о многом. За те восемь лет, что бывшие заговорщики против царской власти, лишенные всех привилегий и фамилий, сосланные навечно, отсидели здесь, их ряды сильно поредели. Первым не выдержал ужасающих условий ссылки, особенно грубой и однообразной пищи, Владимир, скончавшийся в девятьсот девятом году. Вслед за ним тихо и мирно ушла во сне его жена Мария «Михень». Третьим стал Кирилл Владимирович, заболевший от постоянного пьянства и умерший, как сообщили, в море, по пути во Владивосток. Потом утонул во время рыбалки Андрей Владимирович. Лодку, на которой он вышел в море, перевернуло неожиданно налетевшим штормовым шквалом. Что удивительно – один из сопровождавших бывшего великого князя аборигенов сумел выжить. Зацепился за лодку и дождался подошедшего на помощь жандармского катера. Тела Андрея, естественно, не нашли. Начальника охраны сняли и, как говорят, направили следить за ссыльными в Минусинск. А режим ужесточили настолько, что жандарм теперь разве что в клозет не заходит и в спальню…

Но даже не это волновало Николая Николаевича больше всего. И даже мне состояние здоровья, ни привязавшийся кашель, ни мигрень, нападающая внезапно. Больше всего бывшего великого князя и генерального инспектора кавалерии возмущало, что неправильные и нелогичные действия племянника приводили не к ожидаемому им краху, а к неожиданным и нелогичным успехам. Дважды разбитая чудом господним Япония, разделенная на части старая недоброжелательница Австрия, поверженная лукавая Франция – список триумфов обновленного императора можно было и продолжить, но даже то, что вспомнилось Николаю сейчас, неимоверно впечатляло. Особенно если учесть, каким путем Николай Второй всего этого добивался. Провокации, хитрая, прямо-таки византийская политика с не сразу понятным внешнему наблюдению предательством союзников, стравливание партнеров и противников между собой… прямое вмешательство в управление государством, которым племянник раньше откровенно манкировал[12]…

Николай Николаевич мог поклясться чем угодно, что до своей болезни Николай Второй действительно тяготился необходимостью заниматься делами и даже просто выслушивать доклады министров. А после болезни все изменилось волшебным образом. Николаша[13] вспомнил истории про кочегарку, в которую, племянник полез сам, про неожиданно умелое фехтование во время покушения на него китайцев, выданные царем загодя приказы на подавление мятежа и очередной, раз задумался о возможности подмены племянника. Заодно вспомнил, как вчера спорил об этом с пьяным Борисом. Тот был убежден, что Николая все же подменили и сделала это Аликс. Которая обоснованно боялась, что после смерти мужа ее попросту отстранят от престола. А то и вообще отправят в монастырь. Подмены никто не заметил именно потому, что под видом тифа к Николаю никого не пускали, а потом просто не до того стало. И Аликс убили не просто так – подменный Ники решил править сам, без ее руководства. Вот и подставил женушку с детьми под бомбы. Поэтому же всех исполнителей и их руководство уничтожили – чтобы никто не проболтался ненароком или не стал шантажировать заказчика. Борис даже расплакался пьяными слезами от вывода, что теперь Россией правит никому не ведомый монстр. Впрочем, ему пронять этим Николая Николаевича не удалось. Да и сейчас, во время прогулки, обдумывая еще раз возможность подмены, Николай пришел к выводу о невероятном совпадении, чтобы за истекшее время никто не заметил никаких отличий. Те же слуги, например …

Идущий следом жандарм неожиданно громко кашлянул, сбив НикНика с мысли. Возмущенно дернув головой, Николай Николаевич бросил взгляд туда же, куда смотрел остановившийся в паре…тройке шагов за спиной конвоир. На горизонте, четко выделяясь на фоне горизонта, дымил кораблик. Причем, похоже, шел в сторону Охотска.

«Неужели – пограничный крейсер? – подумал Николаша. – А вдруг племянник прочел мое послание и теперь…», - он резко развернулся и прошел мимо застывшего жандарма, направляясь к порту. Корабль, да еще прибывший неожиданно, в этом забытом богом краю – праздник. Пропустить который Николай не хотел, даже если его мечты об ответе от императора окажутся всего лишь мечтами.

Франция. Париж. Сентябрь 1912 г.

Гумилев, аккуратно проверившись в ближайшей витрине на предмет слежки, вошел в двери детективного агентства «Бинт и Самбэн». Здесь его уже ждали. Привратник, с явной солдатской выправкой, вежливо спросил, фамилию и проводил к кабинету одного из совладельцев. Николай в очередной раз подумал, что российские газетчики явно преувеличивают степень озлобленности французов по отношению к русским. Во всяком случае, пока ему встретилось только стремление выкачать из наивных приезжих побольше денег. А в остальном ничего с «довойны» не изменилось, как сейчас стало модно говорить в определенных кругах. Если, конечно, не учитывать присущие послевоенному времени в побежденной стране разруху и бедность.

Сам Анри Бинт, типичный француз, невысокий, чернявый, встретил Николая в своем кабинете приветливо и тут же предложил кофе. Без выражения недовольства на лице выслушал отказ и предложил приступить к делу. Достал откуда-то из недр стола блокнот, старый, потрепанный, явно рабочий, карандаш и приготовился писать. Слушал внимательно, тут же записывая что-то в блокнот. Исписал как минимум две страницы, потом взял у Гумилева фотографию и описание личности фигуранта, переведенное на французский. Внимательно прочел описание, сравнивая его с фотографией, после чего открыл лежащую на столе папку. Положил фото и листы туда и перевел взгляд своих белесых, ничего не выражающих глаз на посетителя.

– Данных для поиска маловато, - посетовал он, глядя на Николая, - Давайте уточним, мсье Гумилев. Он живет под своим именем?

- Не думаю. Въехал под своим, а вот дальше… Вряд ли.

- Начнем с самого простого, - дежурно улыбнувшись, Анри вновь открыл блокнот и что-то туда записал. Фигурант въехал через Брест, не так ли?

- Так, - согласился Гумилев.

- У него, как у вас отмечено, здесь в знакомых только эмигранты - социал-демократы?

- По нашим сведениям, других связей у него здесь нет.

- Отлично, - закрыв блокнот и отложив карандаш, снова улыбнулся Бинт, потирая руки характерно-довольным жестом скряги, увидевшего горсть золота. – Проверим через Сюртэ[14] всех известных нам эмигрантов. Наверняка он к кому-то заходил за новыми документами. Если же нет… будем искать, в первую очередь в Париже. Почему-то всех русских радикалов тянет именно сюда, - пошутил он.

- Хорошо, - согласился Николай. – Адрес мой у вас есть, жду отчета. Вот аванс, – он выложил на стол завернутую в синюю банковскую упаковку стопочку золотых червонцев, - И не пожалуйста, учтите, что найденный вами Мячин должен быть обязательно передан мне.

- Понимаю, мсье. Это sine qua non[15], - охотно согласился Бинт. – Учитывая современные отношения, полиция вам его не выдаст ни при каких обстоятельствах. Не беспокойтесь, мсье Николя, мы гарантируем выполнение всех ваших условий.