Среди этих кораблей выделялась красивая галера, явно принадлежавшая тамплиерам. По палубе бодро расхаживал самодовольный господин и, сложив руки рупором, кричал: «Самая лучшая галера тамплиеров готова принять на борт каждого, кто заплатит десять золотых! Только щедрые тамплиеры берут так дёшево!». На самом деле эта цена была выше, чем у пизанцев и генуэзцев.
Озлобленные нищие проклинали жадных храмовников, уже не помня о том, что большинство из них было спасено тамплиерскими мечами, а жизни их бы оплачены тамплиерской кровью. Иные всё же недоумевали: что случилось с тамплиерами, всегда такими щедрыми и добрыми? Несчастные не могли знать, что, расхаживающий по палубе наглец – бывший тамплиер, изгнанный из Ордена за то, что в его личных вещах нашли деньги. Когда он понял, что Акре конец, быстро пробрался в порт, извлёк из дорожной сумы утаённый белый плащ и гордо взошёл на единственную стоявшую у причала галеру храмовников. (Остальные корабли тамплиеров ещё за несколько дней до падения Акры отбыли на Кипр, перегруженные гражданскими, которых удалось уговорить покинуть город заблаговременно). Моряки галеры, среди которых не было ни одного рыцаря, только братья-сержанты, знали этого предателя, как своего, не ведая, что он уже исключён из Ордена, и подчинились его приказам. Они пришли в крайнее недоумение, когда сей благородный рыцарь занялся громогласным вымогательством, и уже были готовы задать ему несколько вопросов, но не успели.
Всё внимание сержантов было приковано к самозванному капитану, они не заметили, как к борту галеры тихо подошла лодка с тремя рыцарями Храма. Из лодки бесшумно набросили на борт три верёвки с абордажными крючьями и через несколько мгновений все трое уже были на палубе. Предатель не успел ничего ни сообразить, ни сказать. Один из вновь прибывших резко к нему приблизился и нанёс страшный удар в лицо кулаком в железной латной рукавице. Мерзавец рухнул на палубу, обливаясь кровью, рыцарь по-деловому перевернул его на живот, связал руки за спиной верёвкой, потом поставил на ноги, и сорвал с него белый плащ. Он кинул плащ другому рыцарю, который аккуратно сложил его и спрятал в суму.
Прибывшие рыцари не говорили ни слова. Сержанты-моряки так же молча смотрели на них, теперь уже всё понимая. Один из рыцарей, снявши с борта верёвку с абордажным крюком, удлинил её верёвкой, которую подобрал на палубе, свободный конец легко перебросил через рею и закрепил на мачте. Крюк, как маятник зловеще закачался в воздухе. Рыцарь спросил своих спутников:
– Дальнейшее понятно?
– Именем Господа, мессир.
Связанного предателя подтащили к крюку, который раскачивался на уровне его головы и, подхватив подмышки, подняли в воздух, как пушинку. Крюк подвели под рёбра приговорённого и отпустили его. Над морем под Акрой раздался пронзительный визг, какой обычно издают недорезанные поросята. Терпеливо дождавшись, когда казнённый сорвёт голос и, не обращая внимания на то, что он ещё жив, командор (а это был тот командор, который охранял рынок Акры) обратился к морякам:
– Братья-сержанты, ваш капитан – мессир Филипп. Таков приказ магистра, вот пергамент с его печатью. (Сержанты не умели читать, но хорошо знали, как выглядит печать де Боже). Брат Филипп, грузи галеру до отказа одними только бедняками, богатые и без нас спасутся. Иди на Кипр. Прощай.
Командор уже направился к борту, когда один из сержантов спросил его:
– Мессир, что с магистром?
– Смертельно ранен. Надежды на выздоровление нет, – командор бросил эти слова не оборачиваясь, сурово и хладнокровно.
Когда шлюпка с двумя рыцарями плыла к Тамплю, с палубы галеры уже кричали: «На галеру тамплиеров могут подняться только нищие, только те, у кого нет денег».
***
Акра всё ещё не совсем пала. Тампль держался. Это была огромная башня, двумя стенами выходившая в море. Причаливший к Тамплю командор, выйдя из лодки, сразу же пошёл в церковь, где велел себя положить раненый де Боже. Магистр лежал перед самым алтарём на своём белом плаще, который постелили на каменных плитах церковного пола. В церкви было очень тихо, монотонно звучали псалмы на латыни. Эта тишина после непрерывных криков и визгов, запах ладана после запаха крови, так взволновали сурового командора, что он чуть не потерял сознание. Нетвёрдой походкой он приблизился к магистру и, встав на одно колено, почти безразличным голосом сказал:
– Мессир, ваш приказ исполнен.
– Не сомневаюсь, командор, что ты даже мёртвым исполнил бы приказ, спасающий честь Ордена. Счастливой тебе смерти, командор. Ступай.
Эти несколько слов, сказанные еле слышным шёпотом, вконец обессилили умирающего магистра. Командор отступил на несколько шагов и решил постоять немного, преодолеть головокружение, прежде чем выйти из церкви. Тут он заметил сидящего в углу Жерара Монреальского, секретаря де Боже. Верный Жерар молчал, но по его лицу текли непросыхающие слёзы. Командор подошёл к нему и просил шёпотом:
– Как он?
– Молчит. Скоро уже сутки здесь и не говорит ни слова. Велел только отслужить мессу. Исповедался и причастился. Потом велел читать Псалтырь, как над мёртвым. Просил похоронить прямо здесь, в церкви. Попросили сказать прощальное слово братьям – отказался. Говорит, вся моя жизнь – прощальное слово братьям. И жизнь моя, мол, известна. А если что не всем известно, так ты, говорит, Жерар, запиши… я уже записал, как про мёртвого: «И отдал он Богу душу, и был похоронен перед самым алтарём. И благоволил ему Бог. От его смерти был великий ущерб». Поторопился записать, потому что, боюсь, не успею, убьют. (Жерар успел. Он написал, пережившую века «Хронику тамплиера из Тира»).
Их прервал очень отчётливо и твёрдо прозвучавший голос магистра: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, но глаголу Твоему с миром». Жерар рванулся к де Боже. Магистр был уже мёртв. Тотчас об этом узнали все рыцари, бывшие в храме, но церковные своды не огласились ни единым воплем. Рыцари по-деловому начали доставать плиты церковного пола, потом мечами рыли очень плотный грунт и горстями извлекали его. Магистра по тамплиерскому обычаю похоронили без гроба, завернув в плащ и положив на дно могилы лицом вниз. Капеллан начал случить панихиду. Рыцари сразу же покинули храм для битвы.
***
Оборону Тампля Акры возглавил маршал Ордена Пётр де Северин. Вот уже 5 дней тамплиеры отбивали все атаки султанской гвардии – мамлюков. Этот последний бой отнюдь не был бессмысленным. В Тампле укрылось немало женщин и детей. Сражались, пока искали хоть какие-нибудь плавучие средства, чтобы отправить их на Кипр. У подножия башни, на берегу, в укрытом месте, куда сарацины так и не смогли проникнуть, тамплиеры собрали все большие и малые суда, какие только могли. Печальный Жерар Монреальский сидел на берегу, на огромном камне и, больше не пытаясь изображать мужественного воина, не сдерживая слёз записывал: «И когда все эти корабли одновременно подняли парус, рыцари Храма издали громкий крик радости. И отплыли корабли, и пошли на Кипр, и были спасены добрые люди, находившиеся внутри Тампля».
Эвакуировали многих, но не всех. Сначала была надежда, что с Кипра придёт хоть один корабль, но вскоре поняли – корабля с Кипра не будет. Призрачная надежда на милосердие султана стала казаться всё же более реальной, чем надежда на эвакуацию оставшихся женщин и детей.
Храбрый маршал де Северин нисколько не возражал против того, чтобы погибнуть самому. Для того, чтобы спасти своих рыцарей, он и пальцем не пошевелил бы, и уж тем более не пошевелил бы языком. Тамплиеры никогда не обсуждали такую бессмысленную, по их убеждению, тему, как спасение собственной жизни. Однако необходимость спасения оставшихся в Тампле женщин и детей любой ценой, кроме потери чести, так же не вызывала у маршала сомнений. Таково было единственное завещание Гийома де Боже, которого Пётр считал человеком воистину великим, таким, что все короли земли вместе взятые не стоили его одного.