На спектакль имени его брата, Еши пришел лишь в сопровождении Реборна, чем вызвал поток презрительных комментариев со всех сторон.

С Занзасом Ешимару уже повстречался. Заявился глава Варии в город, чтобы шороху навести и попугать всех своими головорезами, но на Еши это, конечно, никакого впечатления не произвело. Куда значимее для него стала встреча с Емицу, которого сейчас он отцом даже мысленно не называл. Емицу бывший Тсуна и в своей жизни выносил с трудом, так и не поняв, и не приняв ни его методы, ни поведение. Когда Савада встал во главе Вонголы, он конечно отца не смещал, но постепенно тот и сам ушел в глухую оборону, общаясь с сыном только по работе и скорее, как консультант. Советники вблизи себя Тсунаеши были не нужны.

Местный папаша же не просто не планировал отступиться от сына, признавая его автономность как управленца, а даже просто допускать его до решений не собирался. Емицу воспитывал оружие, затачивая его под свою руку. Днем он жестокий тренер, а вечером берет сына на руки и успокаивает, рассказывая легенды о Вонголе. Такая терапия привела к тому, что Ешимару не просто не ненавидел отца, он болезненно зависел от его одобрения. И не сложись так обстоятельства, не случись последний излом, сломавший мальчика, не будь он таким одиноким, и он стал бы самым преданным оружием, сделавшим для отца что угодно. Судьба.

— В связи с большим количеством наблюдателей и ограниченным количеством свободного временем у всех здесь присутствующих, я запрашиваю проведения этапов конфликта одним днем. — Твердо, даже как-то равнодушно заявил Ешимару Червелло. Судьи переглянулись и посмотрели на лидера Варии.

— Не возражаю. — Занзас ухмылялся, он не верил, что Савада за одну ночь сможет как-то изменить свое бедственное положение. Его решение выглядело как расписка в собственной несостоятельности, ведь очевидно, что ему некого приводить на битву.

Вот так быстро и лаконично закончилась первая встреча.

***

В день икс собрание повторилось. На специально отведенных под наблюдение местах сидели гости, Тсунаеши нервно сжимал в руках Фонга, ища таким образом успокоение, ведь с памятного разговора в гостиной он больше не разговаривал с Ешимару и даже не пересекался с ним, а позвонить Занзасу и либо все отменить, либо предупредить его о хранителях брата у него сил не нашлось. Он так и не смог. Тсунаеши представлял себя в этот день триумфатором, победителем, что словно король восседает в окружении друзей и союзников и смотрит на унижение ненавистного младшего брата. Но вот он, сидит не в силах ни остановить события, ни исправить. Слишком много свидетелей своего несостоявшегося триумфа он призвал. Теперь, прежде всего, любое его неосторожное действие ударит по Вонголе, по всем людям семьи, а этого он не мог допустить. Реборн разъяснил ему, что единственно, что он теперь может сделать, это молчать. Каков бы не был результат, все будет плохо. Больше всего на свете ему хотелось забыть разговор с Ешимару, забыть его глаза в тот момент, это его «я надеялся, что ты меня научишь». Тсунаеши еще никогда не было так страшно.

Вот появилась во всей красе Вария и все еще непоколебимый в своей уверенности Занзас, а следом за ними, мирно переговариваясь, совершенно без пафоса на сцену вышел Ешимару и его друзья. Наблюдатели удивленно и с интересом оглядывали разношерстную компанию, Емицу подался вперед, внимательно оглядывая незнакомых людей, о которых ему никто не докладывал.

— Правила просты. — Одна из Червелло встала между кандидатами и громко зачитала с листа, — Внешнее вмешательство во время сражения запрещено. У обоих кандидатов должно быть свое подлинное половинчатое кольцо Вонголы во время сражения. Опоздание сражающегося приводит к автоматическому проигрышу. Если кольцо Неба Вонголы отклоняет кандидата на звание босса Вонголы, то их кандидатура автоматически считается не действительной. Битва не заканчивается, пока один из кандидатов не получает половинку кольца соперника.

— Мы удовлетворили запрос Савады Ешимару и проведение всех этапов будет осуществляться в один день. — Заговорила вторая. — Нами были подготовлены специальные арены для сражений, в соответствии с атрибутами представляемого кольцами, для кандидатов. Первым пройдет сражение атрибута Солнца.

Луссурия радостно выступил в сторону специальной арены, созданной в виде ринга для боев без правил. На верху конструкции были установлены прожекторы, которые слепили все пространство.

— Давай, девочка! Повесели мамочку, — подначивал офицер, безошибочно определив свою соперницу по мощнейшему пламени. Она была красивой. Высокая, стройная, с безупречным каре и гордым взглядом. Девушка не выглядела боевиком, но все равно Луссурии было интересно, что она сможет показать.

— Иосано, — Ешимару поймал за руку девушку, что двинулась по направлении соперника, — я очень тебя прошу не усердствовать. Ты врач, а не боевик и мы все это знаем. Мы можем себе позволить отказаться от этой битвы.

Акико долго смотрела ему в лицо, прежде чем вырвать руку, затянутую в черную перчатку. Девушка оправила рукав белой рубашки, нервным движением поправила галстук и развернулась на каблуках, делая шаг вперед.

— В независимости от того, выиграю я или проиграю, я никогда не буду бежать! Не тогда, когда должна сражаться ради своего Неба. И никто из нас не будет. Если ты не хотел, чтобы мы сражались, тебе не стоило нас сюда приводить.

Для Ешимару бой проходил страшно. Он знал, что что бы не случилось, Йосано не может умереть. Но это знание ничем ему не помогало, когда закаленный убийца избивал у него на глазах дорогого человека. Акико была хорошим бойцом, но она не была боевиком. И необходимость смотреть на то, как Луссурия с колена, закованного в железо, бьет его Хранительницу в живот или с тяжелого кулака, ничуть не жалея, разбивает ей лицо, было невыносимо. Но он не мог вмешаться. Не потому, что боялся нарушить правила, на потерю колец ему было плевать, но потому, что гордая Йосано не простит ему этого. Это было ее решение, и она следовала ему, потому что так хотела. Ацуши зажмурился, не в силах смотреть, а Акутагава сверлил клетку таким взглядом, что за сохранность жизни Луссурии после боя стоило опасаться. Под взрывным Чуей тряслась земля.

Но Акико все не сдавалась. Пламя укрепляло ее тело, а потому она могла вынести многое. Сражаясь скальпелем, нанося постепенно врагу ранения, что медленно истощали соперника. Слишком медленно, учитывая, как быстро ломались ее кости. Слишком медленно, но все равно работали. Луссурия зарядил девушке ногой в голову и видимо именно тогда она решила, что пора. Наблюдающие с шоком смотрели за тем, как избитая шатенка вспарывает собственное горло. Как быстро течет ее кровь и как яркий свет сильнейшего пламени окутывает ее с ног до головы, полностью исцеляя.

— Твоя беда в том, что я могу так бесконечно! — Зло отрезала она в лицо врагу, — Я могу хоть до утра лечить себя, в то время как твое пламя для этого недостаточно сильно. С тех пор, как меня нашло мое Небо, не существует причины, по которой я могу отступить. Я сражаюсь не за кольца, я сражаюсь не с тобой. Я сражаюсь только для того, чтобы доказать Ешимару, что в независимости от того, насколько это важно, на его стороне всегда будут люди, которые никогда от него не отступят! Всегда будут те, кто до последнего будут стоять на ногах, не позволяя себе сдаваться.

— Ты не можешь вот так говорить, что сражаешься не со мной, ты должна уважать своих противников! — Серьезно сказал Луссурия. Сила воли этой хрупкой девушки поражала, его поражала решимость, с которой Акико была готова снова и снова сносить увечья, но не отступить от своего Неба.

— Ты мне не противник. — Уверенно заявила Йосано. И прежде, чем показалась излишне высокомерной, она добавила, — Я ненавижу драться, я врач! Мое призвание спасать жизни, а не отнимать их, и единственный мой противник — это смерть!

На этой ноте Йосано попала скальпелем измотанному Луссурии точно в сонную артерию. Кровь залила его горло так же стремительно, как до этого заливала саму девушку, и пока свет ее пламени окутывал его, полностью исцеляя все повреждения, Акико сорвала с шеи офицера кольцо.