“О, Уаджит, следи за мной вечно!” – этот камешек на верёвке мне позволялось надевать во время торжественных церемоний. Тогда работы у меня прибавилось. Я отвечал за чистоту алтарей, святилищ и ниш, иногда выносил священную лодку оракулам для толкования знаков. Но при храме было много жрецов моего ранга, и такая честь выпадала редко. Шло время, я продолжал заниматься письмом, следуя основному закону: начертание букв, также как прикосновение к письменным принадлежностям – тоже служение великому Джихути, поэтому делать записи можно, только когда в душе царит мир. Я читал и переписывал священные тексты, ознакомился с движением планет, собирал лечебные травы, только в одном деле не слишком преуспел: мне нелегко давались законы божественного исчисления. Из любви к уединению я приходил в свою старую каморку, где теперь жила молодая кобра. Мы подружились. Она часто стояла передо мной и что-то мне напевала. Около моего жилища время от времени появлялись крестьяне с подношениями и просьбами помолиться о них, о спасении их душ от Дуата, для вечного счастья в Харт-Нитр. И я возжигал белый сандал:

“Слава тебе, Джихути! Я твой особенный поклонник. Всели любовь ко мне, похвалу мою, сладость мою, защиту мою в тела, в сердца, в утробы всех людей, соедини всех вместе…”

Я умер пожилым человеком от чахотки. Так что одеяло опять пригодилось: я кутался в него при ознобе и мечтал скоро увидеть моего друга в полях Иалу.А во время похоронной церемонии двоим жрецам младшего уровня смешинка в рот попала, этим мои похороны были особым образом отмечены. И на крышке деревянного саркофага нарисовали улыбающегося Анубиса».

Поставщик рыбы к столу владыки и смотритель льняных угодий стал наместником в Нижних землях и поселился в прекрасном доме в городе Буто. И, конечно, у него появились завистники. Он отчаянно трудился, доказывал свою состоятельность, но, по мнению некоторых, не блистал особыми талантами. Просто однажды привёз во дворец большую морскую черепаху для маленькой госпожи, дочери третьей жены повелителя, – тем и отличился. Морское животное запустили в водоём, и все дети могли плавать, держась за панцирь, и столько было всеобщей радости, что простой поставщик получил свой титул и власть в септе в одночасье. И прозвали его Шета – черепаха.

Служба и высокое положение не требовали от него частых разъездов, но он стремился всё проверять лично, и во многом благодаря его стараниям люди этих земель не бедствовали и не голодали, что вызывало ещё бóльшую зависть со стороны соседей. В своём маленьком дворце Шета работать не любил – обстановка расхолаживала, поэтому велел построить себе домик на холме, откуда можно было видеть весь город. Вот и сегодня он стоял на возвышенности, когда Ра менял свою солнечную ладью Манджет на ту, что уйдёт в подземное плавание.

«Что делать, о боги, что делать? Ведь так можно всего лишиться!» – подумал он и размазал чёрную подводку глаз по щекам. «Двери горизонта закрываются, и кто знает, увижу ли я свет солнечных лучей в царстве Усира? Я просил Себека, я просил Хапи, но мои люди обошли все речные заводи в Нижних и Верхних землях и ничего не нашли! Я писал письма своим ушедшим родителям, чтобы они явились ко мне во сне, дали совет, но нет мне ответа». И тут Шета почувствовал лёгкое, как перо, прикосновение к своим ногам. Это была его любимая кошка, чёрная и гладкая, как сама ночь, с зелёными звёздами глаз. Она часто сопровождала хозяина, если путешествие не было слишком далёким. Вот и сейчас она прибежала из дома звать его на ужин. Шета не мог ей отказать и, с мыслью о том, что надо бы сделать подношение Бастет, сел на коня в сопровождении двух охранников, нубийцев меджаи, и отправился по пыльной тропинке вниз, в город.

На пороге его встречала жена. Она нарядилась сегодня в серебристое платье-сетку из бисера, взяла жеребца за узду, нежно заглянула хозяину в глаза в молчаливом призыве и ожидании супружеских ласк. Но Шета не ответил, вошёл в дом, и она поспешила сменить тему разговора: «Я просила писца сходить в пермеджат, просмотреть папирусы по твоему делу». – «И что? Нашли что-нибудь?» – «Нет, мой господин». – «Сходи завтра в храм. Надо умилостивить Бастет». И она не рискнула сказать, что для снисхождения богини он мог бы, между прочим, возлечь с женою.

После омовения Шета позволил, однако, растереть себя бальзамом и сел за ужин. Рабыня поднесла ему плоды смоковницы и утку, как он любил. Налила пива. Он выпил. Потом ещё. И ещё. И вот белая занавесь качнулась от ночной прохлады, огни погасли и дом погрузился в сон. А он лежал с открытыми глазами и слушал, как мурлыкала его кошка. Путешественница в обоих мирах, она передавала ему свои мысли:

«Тихая ладья Месктет движется по руслу реки подземного царства. Она проходит врата, которые охраняют чудовища. Двенадцать врат – двенадцать часов. Чтобы плыть без препятствий, нужно знать имена злобных духов Дуата и заклинания. Эти имена ведомы богу, тянущему ладью».

И Шета вскочил с постели и зашептал кошке:

«Она обещала стереть рен – моё настоящее имя, – если я не исполню приказ. Кто? Молодая госпожа, жена наследника, которой я когда-то привёз черепаху. Она верит, что именно я смогу найти ей эти цветы. Но, с другой стороны, почему бы не отправить посланника за диковинными лилиями? И откуда такая жестокость? Стереть имя! За что?! Я преданно служу!» – Кошка смотрела на него округлёнными глазами. «Надо отправляться во дворец, найти раба, который рассказывал госпоже все эти небылицы, расспросить ещё и ещё раз!» И тут его осенило: «Нет, надо ехать немедленно на озеро, в тростники, искать белые лотосы. Это днём они белые. Может, ночью они меняют свой цвет? Кто приглядывался? Ведь они раскрываются только ночью… Седлать коней!!! – закричал он на весь дом. – Мы ещё успеем!»

«Владыка поминаний, всемудрейший, обе Земли ликуют при твоём приближении, а в преисподней сущие целуют прах у твоих ног! Излил тебе Нун воды свои, дует к югу для тебя ветер северный, для успокоения сердца твоего рождает небо звёзды и цветут лотосы по воле твоей!» – так молились рабы и воины, и все слуги, сопровождавшие кортеж, и прибежавшие на зов местные лодочники. И при свете факелов начали они обходить прибрежные заросли, объезжать их на плотах и мелких судёнышках, распугивая спящих птиц. И люди подносили огонь к раскрывшимся лилиям, чтобы посмотреть, какого они цвета, и передавали друг другу рассказ чати – великого визиря:

«Розовоперстая красавица поднимается из воды на заре. Она вытягивает свой длинный стебель выше, выше, и раскрывает бутон в развороте больших жадеитовых опахал. Её явление подобно улыбке Нут, спрятанной в краешке румяного облака, улыбке Бастет, владычицы всех удовольствий. Оно подобно любви самой. Самой любви! И дочь повелителя, супруга божественного наследника, этот цветок хочет иметь. Ей недостаточно белых лилий ночи и голубых лилий с жаркой дневной сердцевиной. Ей нужен царственный лотос оттенка зари, если он вообще существует».

Не существует. Они искали и до восхода, и всё утро смотрели, не найдётся ли хотя бы один такой цветок. По возвращении домой Шета проспал весь день, а вечером сел за письмо визирю. Нужно было давать ответ. Он начал издалека:

«О великий чати! (далее следовало перечисление имён визиря и его титулов) Припадая к ногам твоим, сообщаю, что розовый лотос мы искали везде, нам недоступны были только болота Ах-Бит, потому как смертному туда не попасть никак. Именно там из зарослей тростника поднимается цветок водяной лилии и на его лепестках начинает сиять солнечный бог в виде диска…»

И тут Шета услышал, будто что-то разбилось на террасе, и узнал голос своей испуганной кошки. Вышел и обомлел: с пола, около черепков, посланница Бастет лакала розовое молоко! Горизонт был в огне, пылали облака, и даже складки белоснежного синдона казались алыми. И тогда он улыбнулся, облегчённо вздохнул и продолжил своё письмо так:

«Я не нашёл божественного цветка, о мудрейший, но всё же смогу показать его госпоже. Это прекрасное явление длится всего один миг. На заре. Пусть жрецы уговорят супругу наследника пробудиться с первыми птицами и прийти на встречу солнца затемно. Я приеду и исполню её желание!»