Вудро Вильсон говорил тогда о том, что государственную власть надо употребить для восстановления древних идеалов американского буржуазного общества. Иногда оп выражался достаточно прозрачно: «Если бы я не считал, что задача прогрессиста состоит в сохранении наших коренных институтов, то я бы никогда не был прогрессистом». Попутно он изложил свои взгляды на способы обращения с крупным капиталом. Вильсон уподоблял гигантскую корпорацию автомобилю.
Если она злоупотребляет своим положением, то нужно наказывать не автомобиль (тысячи мелких акционеров), а безответственного водителя. «Чтобы реформы были настоящими и глубокими, – заверял Вильсон, – лучше законно посадить в тюрьму одного действительно ответственного человека, одного истинного организатора махинаций, противоречащих общественным интересам, чем обложить штрафами тысячу корпораций». Нет ничего удивительного, что к знамени, поднятому В. Вильсоном, монополисты сбегались толпами. У его древка они чувствовали себя в безопасности. Среди них были влиятельнейшие финансисты востока и запада страны, организованные полковником Д. Харви – издателем «Харперз уикли» и младшим партнером дома Моргана.
На выборах 1912 года усилиями крупного капитала и партийной машины демократической партии В. Вильсон был выдвинут в президенты Соединенных Штатов. Воспользовавшись расколом среди республиканцев, В. Вильсон уверенно провел кампанию под сверкающим лозунгом «Новой Свободы», специально отчеканенным интеллектуальными подмастерьями партии. Мастером был В. Вильсон, и публично он относительно точно взвесил содержание «Новой Свободы». «Что такое свобода?» – спрашивал В. Вильсон и тут же отвечал: «Вы говорите о паровозе, что он свободно движется. Что вы разумеете? Вы имеете в виду, что все части паровоза так собраны и приспособлены, что трение сведено до минимума, создана самая совершенная конструкция. Вы говорите о лодке, скользящей по воде: «Как свободно она идет!» – имея в виду, что лодка великолепно приспособлена к воде, прекрасно повинуется силе ветра…
Свобода в делах человеческих состоит в совершенном приспособлении друг к другу человеческих интересов, деятельности и энергии». В этом и состояла «Новая Свобода», по Вильсону, разумеется, расточительно украшенная и ссылками на «маленького человека», «демократию» и т. д. Бутафория увлекла избирателей. У. Липпман, кокетничавший тогда с социалистическими идеями, обнаружил, что «Новая Свобода» означала «усилия мелких бизнесменов и фермеров использовать правительство против крупной коллективной организации промышленности». Вильсонисты принимали и такую интерпретацию – куда важнее было практически отвести недовольство в каналы, открытые «Новой Свободой». Придя в Белый дом, В. Вильсон решил сам изложить свою программу в конгрессе. В духе христианских миссионеров он явился в Капитолий, неся Слово американцам, которых предстояло обратить в свою веру.
Неслыханное нарушение традиции, продержавшейся свыше 100 лет! В начале XIX века Т. Джефферсон установил прецедент – он считал, что личное обращение к конгрессу напоминает тронную речь монарха. Для Вильсона не прецедент, а собственные взгляды были много важнее. Разве не он утверждал в книге «Конституционное правление в Соединенных Штатах»: «Президент свободен по закону и по совести быть столь великим человеком, каким он только может. Президент выше конгресса, ибо за ним, а не конгрессом, стоит нация». Когда в назначенный день – 8 апреля 1913 года – Вильсон предстал перед объединенным заседанием американского конгресса, то в тоне его речи можно было безошибочно уловить мессианские нотки: «Я хочу своим появлением подтвердить, что президент Соединенных Штатов является живым человеком, а не просто неким правительственным ведомством, приветствующим конгресс с изолированного островка соперничающей власти».
В первое президентство В. Вильсон без больших хлопот провел в жизнь различные меры, именовавшиеся «Новой Свободой». В совокупности они были приступом к реорганизации законодательства и государственного управления в интересах крупного капитала. Речь шла главным образом о хозяйственной сфере, социальная область затрагивалась относительно мало. Вильсону США обязаны современной финансовой системой. Создание в 1913 году федеральной системы дало возможность мобилизовать финансовые ресурсы страны, более гибко приспосабливать денежный рынок к нуждам экономики. Тариф Унтервуда, введенный в 1913 году, уменьшил абсурдные ввозные пошлины. В 1914 году с большой помпой был принят антитрестовский закон Клейтона и учреждена межштатная торговая комиссия, что в какой-то мере обуздывало эксцессы в конкурентной борьбе монополий. Фермеры из рук президента получили закон, установивший скромную систему кредитования в сельском хозяйстве.
Чаяния просвещенной части крупного капитала были удовлетворены, а Вильсон тем временем бдительно следил за тем, чтобы злоумышленники большого бизнеса не ускользнули от пропагандистского позорного столба. Что до социального законодательства, то был введен восьмичасовой рабочий день на железных дорогах национального значения {перед лицом угрозы всеобщей забастовки железнодорожников), установлена компенсация гражданским служащим и проведены некоторые другие меры. Пределы социального законодательства президента очень скоро определил Верховный суд, отменивший как неконституционный проведенный Вильсоном закон, запрещавший детский труд в промышленности. Бросая ретроспективный взгляд на деяния В. Вильсона и «сравнивая их с его пламенными призывами, нетрудно заключить: «Дорога от революции» получалась не бог весть какая прочная.
Но суматоха вокруг «Новой Свободы»», исполинское облако словесной пыли скрыли довольно скромные размеры сооружения, над которым усиленно трудился президентствовавший профессор. Проницательный современник заметил в статье в только-только входившем в моду у интеллигенции журнале «Нью рипаблик»: ««Мистер Вильсоп, по-видимому, принадлежит к тем людям, которые стряхивают с себя земную суету, стоит им взяться за перо. Они становятся ужасно благородными. Они пишут так, как могли бы писать монументы великих деятелей. Они пишут только на бронзе и, по крайней мере, на тысячелетия. Они не произносят ничего, что могло бы быть сочтено тривиальным в Судный День… Отличительное качество мышления мистера Вильсона – заставлять даже самые обычные вещи выглядеть абстракциями. Практически он понимает, что стоят идеи в реальном мире живых людей, в действительности оп передает лишь весьма отдаленную картину этого мира. Его ум подобен огню, уничтожающему контуры предметов, на которые падает отблеск, – много света и различить можно очень немного».
Когда были написаны эти строки – в марте 1915 года, Европу уже сжигала война и ее дыхание, хотя значительно ослабленное Атлантикой, начало ощущаться в Соединенных Штатах. Грандиозный вооруженный конфликт за океаном поглощал внимание Вильсона. В том, что произошло в Старом Свете, он видел подтверждение своих соображений относительно развития человечества. «Новая Свобода» была, вне всяких его сомнений, нужна не одним Соединенным Штатам. Своему ближайшему другу и советнику, полковнику Хаузу, Вильсон открыл, что война «отбросит мир на три-четыре столетия назад», а американскому народу торжественно рекомендовал быть примером мира, «ибо мир оказывает целительное и возвышенное влияние, смута же – нет».
Если для современного человека катаклизм, потрясший Европу в 1914 году, укладывается в схему, знакомую по учебникам, то для людей, живших тогда, вооруженный конфликт великих держав значил неизмеримо больше. Впервые со времен наполеоновских: войн так называемая цивилизованная часть человечества слепо схватилась за оружие. На глазах рассыпался призрачный прогресс буржуазного общества. Марксисты, опиравшиеся на научный анализ, общих тенденций развития капитализма, давно предсказывали такой исход. Вильсон, разумеется, не имевший ничего общего с марксизмом, был, однако, ученым. Как таковой, он не мог не видеть совершенно очевидных фактов, о которых заявил не в то время, а спустя несколько лет, уже по завершении первой мировой войны.
