- Я спешу к тебе, милый! - самозабвенно пропела она и под повторный хрип Дегтяря вскрикнула: - Я быстро! Только помоюсь!
Дегтярь упал и с Лялечки, и с "мощного наездника", больно ударился боком о металлические крепежные болты и снизу вверх поблагодарил даму:
- Ты просто класс!.. С твоим телом только на порнуху сниматься!
- А ты со мной пойдешь на съемку? - легко спрыгнув на пол, провернулась она на месте балеринкой.
- Дизайн не тот, - похлопал он себя по округлому волосатому пузу. Тебе бы в пару жеребца с бицепсами...
- А может, мне теперь больше бородатенькие нравятся!
- У тебя хороший вкус.
- Твоя школа!
- Знаешь, я когда из командировки прилетел, сразу почувствовал, что не могу без тебя.
- Серьезно? - остановилась она на полпути в душ.
- Я вообще-то не шутник по натуре. Мент все-таки... Хоть и
бывший. Я столько трупов в жизни видел, что шутить разучился...
- И ты прямо сюда поехал?
- Сразу из аэропорта, - соврал Дегтярь.
Соврал уже не в первый раз. Ни к какой Лялечке он не рвался после прилета. Злой, голодный и грязный, он приехал в свою холостяцкую квартиренцию, долго и яростно мылся, проклиная мрачный город Красноярск, майора Селиверстова, деда в фуфайке, Кузнецова-старшего и особенно Кузнецова-младшего, которого он так и не нашел. Самым тяжким изо всей командировки был возврат денег. Втайне надеялся, что Кузнецов-старший доллары не возьмет. Взял. И не подал на прощание руку.
После душа, трех чашек кофе и четырех рюмок коньяка он вспомнил о директоре магазина и тут же решил, что набьет ему морду. Просто так. Только потому, что Кузнецова-старшего не было в Москве, а кого-то побить хотелось. В милиции он отводил душу в спортзале на "груше". В квартире "груши" не было.
Пока ехал в парном метро до магазина, злость вышла вместе с потом. И вместе с парами спирта. Зато появилась трезвость. В голове чисто-чисто, будто ее изнутри вымыли. И когда он ступил в кабинет директора, то уже знал, какие вопросы задаст. И задал. И попал в "яблочко". Выяснилось, что через день после отгрузки техники из магазина уволились двое сотрудниц: продавец отдела телевизоров и кассирша. Тщательно выписав в книжечку их фамилии, адреса и телефоны, Дегтярь прямо в кабинете директора пролистал и другие странички этого же блокнотика, исписанные, впрочем, уже не его рукой, а рукой Рыкова, и чуть не подпрыгнул на стуле. В списке фирмачей, возможно знавших номера его кредитных карточек, значился некий Марченко. Фамилия у продавца отдела телевизоров была такой же.
- Марченко Лидия Феофановна, - вслух еще раз прочел Дегтярь и спросил директора, нервно крутящего карандаш в пальцах. - Опишите ее...
- У меня нет времени. У меня...
- В общих чертах... Возраст, характер, привычки...
- ...нет времени... Ладно!.. Возраст? Ну, там же есть в документации вот, девятнадцать... Хотя выглядела она помоложе. Прыщавенькая такая, знаете ли, тихенькая, неразговорчивая. Три месяца отработала и уволилась. Это только в газетах пишут, что в коммерции выгодно работать. Сейчас уже невыгодно. Мы продавцам больше пятисот тысяч заплатить не можем. Текучесть большая...
- Знакомые у нее были?
- Нет, никого... Я же сказал, такая, неразговорчивая...
Директор надоел Дегтярю не меньше, чем он сам надоел директору. Из магазина сыщик уехал с тревожным настроением. После явного провала или, как теперь говорим, облома в Красноярске, неожиданная удача с продавщицей взбудоражила его.
Он съездил в домоуправление на краю Москвы, на краю микрорайона-гиганта под славным именем Орехово-Борисово, выпросил у толстых теток, грозно именовавшихся техниками-смотрителями, все об этой скромненькой Марченко, и в тот момент, когда самая толстая из теток вспомнила: "Ваш Павел Марченко - это ее двоюродный брат. Он до этого в соседнем с нею подъезде жил, а на днях прикупил себе квартирку в центре и съехал", - Дегтярь остро ощутил желание увидеться с Лялечкой. Это было еще не желание женщины, это была жажда информации. А потом, уже в шейпинг-клубе, когда оказалось, что в нем существует маленький кабинетик на пару тренажеров и он к тому же закрывается на ключ, одно желание сменилось другим, а когда тело насытилось, попросил своей очереди мозг.
- Ляля, - попытался Дегтярь перекричать шум воды, - ты всех из фирмы Рыкова знаешь?
- Что? - высунула она из кабины мокрую головенку.
Так она смотрелась даже красивее, чем в соплях химической завивки.
- Кто такой Павел Марченко?
- Как кто? - удивилась она. - Мужчина!
- Ну, это понятно, - согласился он с ее логикой. - А кем он в фирме Рыкова работает?
- Коммерческий директор.
- Но у него же Барташевский - коммерческий директор!
- И этот... Марченко - тоже... И еще два коммерческих директора есть. А что тут такого? Фирма же частная! Можно как угодно должности называть. Уборщицу, к примеру, старшим научным сотрудником перекрестить. От этого дело не меняется...
- А что он за парень? Сколько ему лет?
- На вид - тридцать. А так... не пробовала. Может, и помоложе...
Дегтярь неспешно оделся, прожужжал замком-молнией брюк, подождал, пока Лялечка перекроет кран и только после этого спросил:
- Он, что же, квартиру себе в центре купил?
- Да, совсем недавно. Можно сказать, последним из директоров Рыкова.
- Хорошая квартира?
- Я не была у него в гостях. Голова болела. Рыков сам ездил. А что тебе дался этот Марченко?!
- Я должен обладать всей информацией об окружении Рыкова. Иначе я не найду его деньги...
- А что, найдешь?
Она вышла из кабины и через секунду превратилась из Венеры во вполне респектабельную даму конца двадцатого века. Оказывается, для этого достаточно всего лишь нырнуть в красное мини-платье из египетского хлопка и защелкнуть на шее золотую цепочку.
- Ты на машине? - радостно спросила она.
- Мой "жигуль" не на ходу.
- Но я тебя подбросить не могу. Сам понимаешь глаз...
- Понимаю.
Она оставила ему на память поцелуй в бороду и семилетней девочкой, легко и задорно, выбежала из комнаты, где все так же стояли всего два тренажера. Впрочем, второго Рыков не замечал. В его мозгу осталось ощущение от всего лишь одного - "мощного наездника".
Глава сороковая
ВОЛЧИЙ СЛЕД
Как только спали дожди, и солнце вспомнило о Сибири, и люди заулыбались и сбросили осенние куртки, что все-таки стоит жить и при этом жить долго и счастливо, к берегу Енисея прибило труп лысеющего мужчины примерно тридцати лет от роду, без ботинок, но в очень дорогом костюме. В нагрудном кармане пиджака лежал насквозь промокший паспорт на имя Кузнецова, а к страничкам паспорта приклеилась визитка Михасевича Ивана Ивановича, коммерсанта, проживающего в поселке Березовка.
Невыспавшийся майор милиции Селиверстов изучил визитку сквозь стенку полиэтиленового пакета, горько вздохнул и поехал с берега Енисея в камеру предварительного заключения городского УВД.
Через глазок он понаблюдал с минуту за березовским авторитетом Миханом, но поскольку тот спал и ничего подозрительного вроде бы не делал, Селиверстов повторно горько вздохнул и потребовал от контролера привести задержанного в его кабинет.
Там они посидели пару минут напротив друг дружки, и в какой-то момент Селиверстову почудилось, что он не на Михана смотрит, а на свое отражение в зеркале. До того одинаково заспанными и небритыми были их лица. Потом, впрочем, майор привстал и, разглядев в настенном зеркале свое настоящее, штатное лицо, понял, что только от усталости мог додуматься до того, чтобы посчитать Михана своим близнецом. Между ними лежало десять лет жизни и заборы, заборы, заборы - колоний, изоляторов, пересылок.
- Так и будешь молчать? - беззлобно спросил Селиверстов.
- Я все а... уже раскоцал, гражданин а-а... начальник, - тоже беззлобно, с привычным заиканием, ответил Михан. - Не надо меня а-а... масовать. Я фуфло не двигаю...
