Однако при следующем обследовании через пятнадцать дней я снова разревелась, даже не успев встать с кресла. Кисты увеличивались. Хотя они были и не такими большими, как до операции (их размеры достигали 6,5 и 5,8 см), все-таки они значительно увеличились. Гинеколог решил ввести меня в состояние фармакологической менопаузы. Это должно было затормозить работу яичников и позволить увеличивающимся кистам рассосаться.

Мне было сказано купить в аптеке препарат для трех инъекций. Он должен был сделать меня бабушкой с гинекологической точки зрения. Уколы нужно было делать ежемесячно. Первый из них – чтобы остановить менструацию, ведь при климаксе наступает менопауза. И я была очень удивлена, когда менструация все-таки наступила. Обследование не выявило никаких отклонений от нормы, видимо, мой гипофиз имел другое мнение о планируемой менопаузе, нежели гинеколог. Я приняла это к сведению. Кисты исчезли после первого укола. Врач заверил, что после второй инъекции месячные уже точно не наступят.

Да ну?!

Были месячные. Прямо по расписанию. Я снова пошла на прием, но обследование ничего не объяснило. Для меня это не имело значения: есть у меня месячные или нет, это неважно, главное, чтобы кисты в яичниках больше не появлялись. Что меня беспокоило, так это то, что фармакологическая менопауза связана со всем этим гормональным раздраем, который я видела и у моей мамы, проходящей этот этап естественным образом. Мне было то жарко, то холодно. Я рыдала без причины, а потом хохотала, как сумасшедшая. Я чувствовала слабость, а через мгновение была полна энергии. Я видела, что психика расшатана, меня мучили тревоги. С этими симптомами справиться было труднее всего.

Наконец, пришло время третьего и последнего укола. «Пани Каролина, после этой инъекции уже спокойно ждите менструацию», – объявил гинеколог. После завершения гормональной терапии цикл должен был вернуться к естественному ритму.

Я ждала, ждала… А месячных все не было. Через несколько дней после того, как они должны были начаться, я позвонила гинекологу. И снова пришла на прием. Где мне довелось испытать состояние шока.

Величайшего из всех, что я когда-либо испытывала, включая все события, что случались со мной до сегодняшнего дня.

Я была беременна!

Врач, а это был действительно хороший врач, практикующий более двадцати лет, одно время заведовавший гинекологическим отделением в больнице, потерял дар речи. Замолчав на мгновение, которое для меня длилось вечность, он заявил: «Ваш случай – один на миллион».

Помню, тогда меня бросило в дрожь. До сих пор перед глазами стоит картина: я вижу врача, который показывает маленький пузырик на мониторе УЗИ. Он находился не там, где должен был находиться, но он был. Не помню, в каком именно месте, но он еще не имплантировался в матку. Это был очень ранний срок беременности.

УЗИ длилось долго. Слишком долго для волны эмоций, которая меня захлестывала. Вопросы появлялись в голове один за другим, но я молчала. Только слушала. Слушала, что говорит врач и что кричит мой разум.

Беременность?!

Как такое возможно?

Один случай на миллион?! Но как так оказалось, что это именно я?

У меня же не может быть детей без ЭКО – это сказали в больнице сразу после лапароскопии. С другой стороны, лечащий врач заявил, что у меня есть яичники, открытые маточные трубы и матка, а стало быть, и шанс. Вот только у меня сейчас фармакологическая менопауза. Вот как это?

И если это правда, сможет ли яйцеклетка добраться до нужного места?

А если нет? А если попадет в эндометрий, который не в матке? Придется прерывать беременность?

Меня захлестнуло цунами противоречивых эмоций. У меня только что произошли довольно серьезные изменения в работе. Я сменила работодателя, но через три месяца меня уволили. Это была громкая история, известная всему Трехградью: компания наняла около пятидесяти новых сотрудников, кажется, только для того, чтобы уволить почти сотню человек в следующем квартале. Я была среди тех, кому пришлось уйти.

Потом я работала помощником директора в страховой компании. К сожалению, довольно быстро выяснилось, что в мои обязанности также входит продажа страховок, а я для этого не подхожу… Живопись, дизайн, словесность – да, но продажи никогда не входили в сферу моих компетенций. Я ушла по соглашению сторон и ровно за неделю до посещения гинеколога зарегистрировалась на бирже труда.

Меня охватила паника. Если с беременностью все будет нормально… Как мы продержимся? Я безработная, зарабатывает только М. Кроме того, я заочно учусь на графика в Академии художеств. Каким образом я смогу ее закончить? Я взяла кредит на обучение, который до сего момента регулярно выплачивала. Кредит небольшой, но ведь сейчас у меня нет доходов, а будет еще и ребенок! И готовы ли мы вообще к родительству?

М. только что переехал ко мне. Его мать все еще оплакивала опустевшее гнездо. А теперь, буквально через месяц, ее ждет еще одна новость.

Я была в шоке: я что, могу иметь детей? Потом меня переполняла радость: я действительно могу иметь детей!!!

И над всем над этим кружила мысль, которую можно выразить одним предложением: как я расскажу об этом М.?!

Я вышла из кабинета врача с рекомендацией абсолютного покоя. Ошеломленная, я направилась к остановке. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Я не была уверена, шла ли я на зеленый свет. Недолго думая, я вытащила телефон и нажала на кнопку. М. ответил. Сердце екнуло, хотя ноги все еще держали меня. Я посмотрела, нет ли поблизости кого-нибудь. Разговор был слишком личным, чтобы его могли услышать другие.

Я помню его дословно. На самом деле это был почти монолог. Я глубоко вздохнула и сказала:

– Ты сейчас сидишь?

– Привет. Нет. А что? – ответил М.

– Ты лучше сядь.

– Хорошо, а что случилось?

– Ты не сел. Садись, говорю тебе.

Я услышала скрип стула.

– Что случилось? – еще раз спросил М.

– Я беременна. Эмбрион еще не достиг того места, куда он должен попасть, но есть вероятность, что попадет. А если нет, меня опять ждет операционный стол. Не говори сейчас ничего. Дома поговорим.

Наступило долгое молчание.

– Хорошо… – пробормотал М. наконец.

Я поехала домой. Как добиралась, не помню. Не помню, ехал автобус быстро или тащился по пробкам. Не помню, как я провела те часы в ожидании М. Когда я услышала звук открывающейся двери, я замерла. Я не боялась. Мне нечего было бояться, мы очень любили друг друга. Но меня опять захлестывала волна вопросов.

М. вошел, поцеловал меня. Прислонился к столешнице на кухне. Я стояла напротив него.

– И что теперь? – спросила я.

– Я к этому не готов, – ответил он. И улыбнулся. В его голосе не было ни страха, ни злости. Напротив, это был голос, исполненный заботы. Обо мне, о нем самом, о нас, о будущем, о быте. Я услышала в нем легкую тревогу, хотя она была во много раз меньше той, что была в моем сердце.

Мы оба начали смеяться, немного нервно, но радостно.

Я успокоилась, по крайней мере, на какое-то время.

Следующее УЗИ показало, что беременность протекает нормально. Врач включил динамик, и я услышала самый прекрасный звук, который когда-либо слышала. Быстрое, очень быстрое биение сердечка. Я разревелась как дитя. Это были слезы, наполненные самой большой радостью, которую мне довелось испытать с того момента, как я вернулась на родину, домой, к М. Мое сердце колотилось так же сильно и быстро, как у этого малыша, который решил, что я могла бы стать хорошей матерью, и подарил мне шанс ею стать.

Черт, мой макияж…

С собой мне дали первую фотографию нашего сына.

На ней я увидела только горошинку. Или фасолинку, так будет точнее.

Первые три месяца беременности я должна была отдыхать. Я чувствовала себя очень слабой, однако доктор похвалил это мое состояние, сказал полушутя-полусерьезно, что чем слабее мама, тем сильнее ребенок. К счастью, рвоты у меня не было, потому что я литрами пила ромашковый чай, он немного унимал тошноту. Однако ездить на выходных в университет было совершенно невозможно. Значит, учеба подождет. В бюро по трудоустройству, куда я предъявила справку о беременности, мне сказали, что я имею право на получение пособия, которое будет выплачиваться в течение всей беременности и декретного отпуска (тогда он составлял полгода). Деньги были небольшие, но, как оказалось, благодаря им теперь я могла выплачивать кредит, чему, конечно, очень обрадовалась.