– А вы, значит, радист? – спросила я борца с воронами-захватчиками.
– Он самый.
– А почему тогда сами снимаете гнездо с причальной мачты?
– Потому что причальная команда здесь собрана исключительно из местных, а им ворон с мачты гнать жалко и гнездо выкидывать тоже. Всё лето оно так и провисело наверху, потому что за сезон ни один дирижабль так и не прилетел. Там, в гнезде, уже пять воронят успело вылупиться. Вроде бы уже подросли, окрепли, научились из гнезда вылетать. Так что хватит, пусть теперь разлетаются подальше отсюда, а на следующий год, если захочется, гнёзда пусть вьют как все нормальные птицы – на деревьях.
Я бы и дальше беседовала с радистом, но ему нужно было возвращаться на службу, да и меня с Эспином пограничник потребовал поторопиться и направил нас к аэровокзалу.
Оный представлял собой небольшое двухэтажное строение сарайного типа с весьма специфической вывеской. "Оставь надежду до следующей весны" – вот такой вот жизнеутверждающий лозунг встречал всех прибывающих и отлетающих пассажиров.
Во дворе вокзала творилось форменное столпотворение. Человек пятьдесят толкались, кричали, ругались, распихивали друг друга локтями, лишь бы пробраться внутрь. Они бы нас точно растерзали и порвали на мелкие кусочки, если бы не пограничник. Он сурово прикрикнул на толпу, прежде чем провести нас внутрь здания:
– Тишина! В первую очередь с острова будут вывезены нарушители закона и пропускного режима.
И тут же отовсюду послышалось:
– А почему нормальным людям нельзя купить билет?!
– Безобразие! Как ушёл последний пароход, всё ждём, когда в Рювелане наберётся рейс с материковскими. И что теперь, даже из Сульмара заезжие полетят первыми?!
– Несправедливо!
– … мы тут с детьми уже две недели сидим!..
– … на лечение не могу выехать!..
– … похороны отца пропустила!..
Как же я была рада оказаться внутри аэровокзала и за дверью, что закрылась перед носом негодующей толпы. Мне, конечно, жалко всех этих людей, но я не по своей воле пришла сюда отнимать так нужные им билеты на рейс.
В тесной комнатке с двумя взаимоисключающими табличками "Директор" и "Касса", сидел немолодой усатый господин. Проверив наши документы, под неусыпным взором пограничника он принялся неспешно выписывать билеты, тщательно выводя в них каждую буковку.
– Рейс из Рювелана запланирован на завтрашний день, – так же неспешно и размеренно объяснил он. – На борту будет имперская кризисная комиссия из пяти человек, послезавтра они же и полетят обратно. Итого на обратный рейс можно выписать только пятнадцать билетов. Поздравляю, два из них будут вашими.
– А почему нельзя снарядить ещё один рейс, – не удержалась и спросила я, – чтобы вывезти из Сульмара всех желающих улететь?
– Милая девушка, – снисходительно, растягивая каждое слово ответил мне кассир-директор, – для того, чтобы организовать ещё один рейс из Сульмара, для начала в Рювелане надо набрать двадцать пассажиров, желающих посетить Сульмар, и только тогда затраты на полёт оправдаются. А в такое время года никому с материка на остров особо лететь не хочется.
– И что же теперь, всем тем людям снаружи нужно оставить надежду до следующей весны?
– Что поделать, такова жизнь. Но самых нуждающихся мы обязательно посадим на ближайший рейс.
Неожиданно в коридоре послышался гвалт – кто-то открыл входную дверь и уже через пару мгновений самые активные жители Сульмара принялись штурмовать аэровокзал.
– Да отцепитесь вы от меня, – возмущался уже знакомый мне голос. – Я радист, я тут работаю. Ни в какой я очереди не стою и никуда вперёд не лезу. Пропустите меня к рабочему месту.
Вместе с разорителем вороньих гнёзд в комнатку директора-кассира прорвались ещё трое особо недовольных горожан, и потому грозному пограничнику пришлось вытолкать их за дверь, а заодно самому остаться снаружи, чтобы угрозами и предупреждениями достучаться до людей и унять намечающийся бунт.
– Каждый год такая канитель, – стоя рядом с кассой и поглядывая на входную дверь, заметил радист. – Скоро уже драки начнутся.
– Непременно начнутся, – поддержал его директор. – А когда узнают, что ещё два билета проданы двум рювеланским охотникам, тогда уже бить будут нас.
– А я-то тут при чём? Я – радист, моё дело – поддерживать связь с воздушным судном. Это вы, господин директор, занимаетесь тут всякими махинациями с билетами.
Прозвучало это несколько иронично. Пожалуй, подчинённый начальника ни в чём не обвинял, видимо, просто решил подшутить, упомянув слухи, которые ходят среди простых пассажиров.
– Будь моя воля, – оторвав взгляд от письменного стола, сказал ему директор, – я бы хоть всем выписал столько билетов, сколько им нужно. И пусть там в Рювелане решают, сколько пустых дирижаблей им слать в Сульмар. Но ведь не станут они этого делать.
– Не станут, – признал радист.
– Вот именно, – подытожил директор и протянул нам с Эспином выписанные билеты. – Господин и госпожа Крог, поздравляю вас, послезавтра у вас есть все шансы покинуть остров и больше не подавать плохой пример нашим жителям.
– Какой именно плохой пример вы имеете в виду? – нахмурился Эспин.
– А такой, что для гарантированного получения билета на рейс необходимо нарушить закон. Люди у нас тут простые, мало ли какие выводы сделают.
Ясно, теперь и директор соизволил пошутить. А в аэровокзале, я смотрю, невзирая на напряжение снаружи, царит весьма непринуждённая атмосфера.
– Крог? – переспросил радист за нашими спинами. – Случайно не родственники того самого Крога, что сгорел вместе с дирижаблем этим летом?
– Случайно родственники, – обернулся и подтвердил Эспин.
– И он не сгорел, – добавила я, – дядя Руди и его экипаж живы.
Радист внимательно оглядел нас, словно о чём-то не на шутку задумался, а потом напряжённо произнёс:
– Идёмте со мной.
Пришлось подниматься вслед за ним на второй этаж по крутой и скрипучей деревянной лестнице. Наверху всё было заставлено шкафообразным радиооборудованием. И как только пол не проламывался под грузом этих железяк?
Радист завёл нас в уютную комнатку, где стоял стол, четыре стула и шкаф, в котором наверняка скрывались ложки с чашками и какие-нибудь вкусности к чаю. Однако нам радист чаю так и не предложил, зато усадил за стол, чтобы рассказать то, что уже давно лежало камнем на душе:
– Дело вот в чём. Наши сульмарские власти тогда верить мне наотрез отказались, так может быть, вы послушаете. Я ведь выходил на связь с дирижаблем "Флесмер", когда он летом пролетал над проливом. Наверное, я был последним радистом, кто передавал им сводку погоды и прогноз по маршруту полёта. У нас тут стоит достаточно мощный передатчик, я вёл "Флесмер" аж до южного побережья Тюленьего острова, а потом дирижабль просто вышел из зоны, и всё. Через пять дней стало понятно, что он не вернётся. Но недели через три я поймал сигнал… Сейчас, минуточку.
Радист выбежал из комнатки и через минуту вернулся к нам, помахивая форменным бланком с гербом министерства связи. Это была телеграмма, вернее, запись сеанса радиосвязи, только очень странная.
"плгстр Крог потеррул крушение координаты 8спра пгу кор цца" Правда, снизу карандашом было сделана приписка: "(Фл)есмер Крог потерп(ел) крушение координаты 81-(53) (??)-(??)".
– Связь было неустойчивой, – словно извиняясь, пояснил радист, – я сначала записал всё, как принял, а потом подумал, разложил буквы обратно в код, покумекал, выделил неразборчивые области, возможные пропуски, сложил всё обратно, и вот что получилось. Это сигнал бедствия. Дирижабль рухнул в высоких широтах, где именно, не совсем понятно. Но в момент крушения и после него люди точно были живы, раз передали это сообщение. Они не сгорели, я-то это точно знаю, вот только мне никто не верит.
– Когда, вы говорите, получили это сообщение? – спросил Эспин.
– В том-то и дело, что через двадцать дней после последнего сеанса связи с "Флесмером". Я ведь приходил с этим бланком к мэру, говорил, что нужно искать экспедицию севернее Тюленьего острова. А они сказали, что три недели радиосигнал блуждать в пространстве не может. Тоже мне нашлись знатоки. Я им объясняю про физику радиоволн в высоких широтах, а они мне говорят, что у кого-то в Энфосе дома есть любительская радиостанция, и надо мной просто подшутили – передали ложное сообщение. Вот как будто в Энфосе людям заняться больше нечем. Не шутят такими вещами. В те дни здесь все переживали, надеялись, что экспедиция не погибла, что люди вернутся. А потом ледокол нашёл Ялмара Толбота, и он сказал, что дирижабль сгорел. Но я-то получил сигнал бедствия от той части экспедиции, что вместе с Рудольфом Крогом улетела на повреждённом дирижабле. Я опять насел на мэрию, но меня оттуда просто выгнали. Тогда я стал по своим каналам передавать сообщение от "Флесмера" знакомым радистам на материк. Я надеялся, что информация дойдёт до нужных людей, но никакой реакции от властей я так и не заметил.
